Мне стало еще обиднее. Я старался изо всех сил и добился заметного успеха. Но мало того – я связал своего первого домового и сделал это безо всякой помощи наставника. Хотел бы я знать, а смог бы сам Ведьмак в годы ученичества сделать это лучше?
После обеда Ведьмак отпустил меня в библиотеку для самостоятельной работы – читать и делать выписки; однако читать дозволялось лишь определенные книги. В этом он был очень строг. Шел еще только первый год моего ученичества, и прежде всего мне следовало изучать домовых. Но иногда, зная, что он сейчас занят, я поддавался искушению заглянуть и в другие книги.
Поэтому, почитав, что полагалось, о домовых, я подошел к трем длинным полкам у самого окна и взял с самого верха одну из больших записных книжек в кожаном переплете. Это были дневники, причем некоторые из них были написаны ведьмаками сотни лет назад. Каждый охватывал период примерно в пять лет.
В тот раз я точно знал, что ищу. Один из ранних дневников Ведьмака; мне хотелось почитать, как он еще молодым человеком справлялся со своей работой и добился ли больших успехов, чем я. Конечно, до того, как начать обучаться на ведьмака, он был священником, поэтому его ученичество пришлось на более зрелые годы.
Как бы то ни было, я открыл дневник наобум и углубился в чтение. Конечно, я узнал почерк, но, если бы не это, я ни за что не догадался бы, что прочитанный мной отрывок написал Ведьмак. Устная речь у него была типичная для Графства, такая… простоватая, без намека на то, что мой отец называет «ширли-манирли». Писал же Ведьмак совсем по-другому. В его дневниках чувствовался словно бы привкус всех книг, которые он прочитал за свою жизнь. Я-то по большей части пишу, как говорю: если бы папа когда-нибудь прочел мои заметки, он гордился бы мной и знал, что я по-прежнему его сын.
Поначалу то, что я читал, показалось мне мало отличным от недавних записей Ведьмака, если не считать того, что в прежние времена он делал больше ошибок. Как обычно, он был очень честен и каждый раз объяснял, в чем именно оказался не прав. Он всегда говорил мне, что это важно – описывать все как есть, чтобы иметь возможность извлекать уроки из прошлого.
Он описывал, как на протяжении недели часами практиковался с миской-приманкой, и его наставник злился, потому что самый лучший результат, которого он добился, был восемь из десяти! Узнав это, я почувствовал себя лучше. А потом прочитал такое, что и вовсе развеселился: оказывается, своего первого домового Ведьмак связал после почти восемнадцати месяцев ученичества. Больше того, это был всего лишь волосатый домовой, а не ужасный потрошитель!
Ведьмак был прилежным, трудолюбивым учеником, но звезд с неба не хватал. Это приободрило меня. Многое в дневнике представляло собой описание обычных ученических занятий, поэтому я быстро пролистал страницы, пока не дошел до места, когда мой нынешний наставник стал самостоятельным Ведьмаком. Собственно, я уже нашел то, что искал, и готов был закрыть дневник, как вдруг что-то привлекло мое внимание. Я вернулся к началу отрывка, и вот что я прочел. Текст передан не дословно, но достаточно близко, потому что у меня хорошая память. Да и как можно забыть то, что произвело такое сильное впечатление?
Поздней осенью я отправился по вызову далеко на север Графства, чтобы разобраться с нелюдем, уже долгое время державшим в ужасе эту Местность. Не одна семья пострадала от его жестокости, Много погибших и раненых было в тех Краях.
Я ступил под сень леса, когда на землю спускались сумерки. Все листья в том лесу пожухли и пали наземлю, устлав ее бурым гниющим покровом, и башня напоминала указующий в небо черный дьявольский перст. В ее единственное окно выглядывала девушка. Несчастная махала мне рукдй, моля о помощи. Монстр захватил ее для собственного увеселения и держал в плену.
Прежде всего я развел костер и долго сидел, глядя на пламя и набираясь отваги. Достав из мешка точилъный камень, я точил клинок до тех пор, пока лезвие не заострилось настолько, гто к нему нельзя было прикоснуться, не порезавшись. Когда настала полночъ, я подошел к башне и громко постучал посохом в дверь, бросая монстру вызов.
Он выбежал ко мне, размахивая огромной дубиной и оглашая воздух яростным рычанием. Отвратительное создание было одето в шкуры животных, от коих несло кровью и тухлым жиром. С превеликой злобой нелюдь набросился на меня.
Поначалу я отступал, выжидая удобного слугая, и когда враг снова попытался ударить меня, я обнажил скрытый в посохе клинок и со всей силой вонзил в голову нелюдя. Он замертво рухнул к моим ногам, однако я не сожалел, что лишил его жизни, поскольку он убивал бы снова и снова и никогда не насытился бы.
И тут девушка окликнула меня голосом сирены, и я бросился вверх по каменным ступеням. Тaм, в самой верхней комнате башни, я нашел ее на соломенной постели, крепко связанную серебряной цепью. С молочно-белой кожей и длинными белокурыми волосами, она была самой красивой женщиной, какую я когда-либо видел. Имя ее было Мэг. Она умоляла освободить ее от цепи и говорила столь убедительно, что рассудок покинул меня и мир закружился.
Не успел я развязать цепь, как Мэг прижала свои губы к моим, и поцелуи эти были столь сладостны, что в ее объятиях я окончательно утратил разум.
Меня разбудил льющийся в окно солнечный свет, и я впервые как следует разглядел девушку. Она оказалась ведьмой-ламией и носила на себе знак змеи. Как ни хороша она была собою, вдоль позвоночника ее кожу покрывали зеленовато-желтые чешуйки.
Трепеща от ярости, что позволил обмануть себя, я снова связал Мэг цепью и понес к яме в Чипендене. Когда я освободил ее, она вырывалась так неистово, что я едва смог удержать ее. Пришлось мне схватить Мэг за длинные косы и тащить к яме волоком. Ее отчаянные крики могли бы разбудить и мертвого. Шел сильный дождь, и она оскальзывалась на мокройтраве, но я продолжал тащить девушку, хотя заросли ежевики царапали ей голые руки и ноги. Я поступал жестоко, но иначе было нельзя.
Однако когда я начал сталкивать ее в яму, она обхватила мои колени и жалобно разрыдалась. Я долго стоял так, испытывая сердечную муку и едва сам не свалившись в яму. В конце концов я принял решение, о котором мне, возможно, не раз придется пожалеть.
Я помог Мэг встать на ноги, и обнял ее, и прослезился вместе с нею. Как мог я столкнуть в яму ту, которую полюбил больше, чем собственную душу?
Я умолял ее простить меня. Рука в руке, мы ушли прочъ от ямы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});