- Как самочувствие?
- Почти нормально. А твое?
Он наливает себе кофе и мрачно зыркает мне в лицо:
- Мое самочувствие – не твоего ума дело!
От хлестких слов сжимаюсь, как от пощечины. Может, Катя и не слишком хорошая жена, но и Аким в рейтинге мужей предпоследний снизу! Найти бы поскорей работу, развестись с этим хамом и больше никогда не видеть! Мне ведь позарез нужны деньги, чтобы попытаться вернуться к Мише и разобраться в своей собственной смерти. Без денег я теперь обездвижена, связана по рукам и ногам где-то у черта на куличках. Справляюсь невзначай:
- Где мы живем?
Он аж давится от моего вопроса. Прокашлявшись, обводит рукой окружающее пространство и ерничает:
- В доме. Как бы.
- Нет, я про город. В каком городе мы живем?
- Колпино.
- Наверно, совсем крошечный городок! Много здесь народу живет?
- Тыщ сорок, а что?
- А какую работу здесь можно найти?
- Мне послышалось, ты спросила про работу – значит, пора проверять слух.
Еле сдерживаюсь, чтобы не вылить остатки кофе в его ехидную рожу! Не хочу больше с этим гадом общаться! И разве можно назвать общением сплошной поток издевок из его рта? Может, зря я к нему пристаю? Все эти вещи я могу узнать в интернете. Только как до него добраться? Об этом опять придется спрашивать своего не-мужа и от этой мысли сразу хочется плакать. Бросаю неуверенный взгляд на Акима. Всего один вопрос. Маааленькая просьбочка. Может, он поможет? Обезоруживающе улыбаюсь и сознаюсь:
- Слушай, я так и не вспомнила пароль от смартфона. Мне теперь нужна новая симка. Одолжишь денег на ее покупку? Как заработаю - все верну.
Он задумчиво вертит в руках свою чашку. Потом громко, со стуком ставит ее на стол, хмурится и мрачно заявляет:
- Я раскусил твою тактику. Ты сейчас притворяешься сирой и убогой, чтобы не разводиться. Или чтобы в суде выбить себе условия получше. А, может, стараешься ради того, чтобы суд отложили до тех пор, пока твоя память не восстановится. А то ведь сложно развести супругов, если судья спросит жену: «почему хочешь развестись?», а она ответит: «Не помню, забыла!»
В ужасе на него смотрю. Да разве так можно с людьми? Он видит во мне вселенское зло, каждый мой вопрос, каждое слово ставит под сомнение. Рассматривает под лупой до тех пор, пока не находит изъян с червоточинкой. А если не находит, то придумывает.
Молча встаю и иду мыть посуду. Аким почти сразу уходит, позволяя выдохнуть и немного расслабиться. Вся эта возня с водой и пеной хорошо отвлекает. Натянув желтые перчатки, ловко и с удовольствием орудую губкой. Мне приятен процесс превращения чашек-грязнуль и тарелок-замарашек в блестящих от чистоты красавиц.
Как только на кухне воцаряется идеальная чистота, отправляюсь бродить по дому, открываю все двери и шкафчики. Знакомлюсь с пространством, исследую содержимое закутков. К своей неописуемой радости, обнаруживаю душ. Вскоре нахожу и шкаф, в котором хранятся Катины вещи. К вящему своему неудовольствию, ненароком сталкиваюсь и с Акимом, сидящем в кабинете за компом. Прежде, чем выйти, случайно читаю надпись на экране: «Амнезия. Симуляция.» Ага, конечно! Все хожу и симулирую. Принимаю душ и направляюсь на улицу. Мне всегда лучше думается на свежем воздухе.
Выйдя за дверь дома, не успеваю даже вдохнуть полной грудью легкий, бодрящий воздух, как ко мне с грозным рыком подскакивает немецкая овчарка. Зубки обнажила, красавица моя, и грозно скалится. Невольно любуюсь ее экстерьером. Породистая злодейка! Спинка прямая, без прогибов, живот поджарый, прикус отличный! У меня и раньше были дома псы: Боксер Барон и терьер Бостон. Их выгул, дрессура и конкурсы всегда лежали на мне. Ох, и немало мы медалек с ними выиграли!
Ласково воркуя, улыбаюсь собачке. Ты моя хорошая, зайка масипусенькая. Кисонька сладенькая. Жалко, не знаю ее имени! Впрочем, слова с собаками не важны, главное интонации. Никакого страха, только дружелюбие и уверенность в себе. Неторопливо протягиваю овчарке руку ладонью вниз. Даю себя обнюхать. Зверюга, все еще скалясь и не спуская с меня глаз, подозрительно втягивает мой запах. Успокаивается немного, но признавать за свою не торопится. Наверно, чует, что Кати здесь больше нет, есть только чужачка в теле хозяйки. Тем не менее, после близкого знакомства со мной хвост ее начинает подмахивать чуть расслабленнее и вскоре она от меня отбегает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Повернувшись к дому, вижу через окно, как задумчиво наблюдает за мной Аким. Думает, наверно, что я и с собакой сейчас общаюсь, чтобы с ним не разводиться. Параноик несчастный!
- Доброе утро, ранняя пташка! – слышу вдруг звонкий голос за спиной. В растерянности оборачиваюсь и с удивлением, разглядываю улыбчивую, хрупкую женщину лет сорока пяти. Короткая стрижка, светлые волосы, макияж с утра пораньше. Бежевый кардиган поверх белой блузки и брюк. Э, кто вы, собственно, будете? Смущенно признаюсь:
- Видите ли, я попала в аварию и у меня теперь с памятью беда. Не напомните свое имя?
- Алена Григорьевна, мама Акима. А что, и правда все так плохо?
Киваю и печально развожу руками:
- Вообще ничего не помню. Перед вами чистый лист.
- Бедняжечка ты моя! И что же врачи говорят?
- Предложили пока отлежаться. Если память не восстановится, обещают исследовать.
- Как типично. «Соблюдайте постельный режим! Избегайте стресса! И, возможно, проблема сама рассосется!» – дама передразнивая какого-то эскулапа, важно качает указательным пальцем.
- В дом я, конечно, не напрашиваюсь, - вдруг лукаво говорит она. – Но у меня с собой малокалорийные, белковые пирожные, и удобнее было бы их оприходовать на кухне.
Хлопнув себя по лбу - где моя вежливость? - приглашаю гостью зайти внутрь. На пороге мы сталкиваемся с Акимом. Он одет в деловом стиле: рубашка и брюки. Интересно, какой он без бороды? И еще интересно, куда он спешит? Он обменивается с матерью торопливыми поцелуями в щеку и со словами «Созвонимся, мам!» быстро направляется к джипу. Мы же проходим на кухню.
- Где работает ваш сын?
- Который? – смеется она, выкладывая на тарелку украшенные клубникой пирожные, очень напоминающие Павлову. – У меня их трое.
- Тот, который Аким.
- Как необычно звучит этот вопрос после двух лет замужества! Прости за откровенность, но я бы на твоем месте уже сейчас настаивала на исследовании, - она с тревогой косится на меня и продолжает, - У Акима своя кампания по продажам софта, который его же сотрудники и разрабатывают. Только посмотри, какие умные слова мне пришлось выучить с сыновьями! Я даже немного, правда, не совсем до конца понимаю, что только что сказала!
- Вы, наверно, гуманитарий?
- Ты совершенно права, Гуманитарий - это же второе имя художницы, - она заразительно улыбается. – Как приятно с тобой общаться! Я ведь могу тебе заново рассказывать все о себе и о своих детях, абсолютно не волнуясь, что надоем или повторюсь! Ох, прости меня ради Бога! У тебя неприятности, а я вместо того, чтобы посочувствовать и поддержать, болтаю что попало! – видит, как я машу рукой, мол, пустое, и успокаивается, - С чего бы начать? Может, у тебя есть вопросы, на которые ты больше всего ждешь ответа?
Отпиваю уже янтарно заварившийся чай из прозрачной чашки. Я совсем не голодна, но из благодарности к добросердечию свекрови мужественно надкусываю пирожное. По вкусу точь-в-точь Павлова! Спрашиваю:
- Вы не слышали о каких-нибудь вакансиях? Может, в детском садике есть свободные места?
Она вдруг серьезнеет, почти бледнеет, отставляет в сторону чашку. Я даже успеваю испугаться. Что я такого сказала?
- Катюша, девочка моя, как же я рада твоему вопросу! Я обязательно поспрашиваю знакомых. Но скажи мне, дорогая, ты и правда согласна работать нянечкой или уборщицей? Ты же представляешь, насколько это неблагодарный и тяжелый труд?
Только сейчас до меня доходит, что педагогический диплом, заработанный кропотливым трудом и бессонными ночами, потерялся в прошлой жизни Карины Тарелкиной. А теперешней Кате светит лишь роль нянечки или уборщицы! Окончательно погрустнев, отправляю в рот очередной кусочек Павловой. Впрочем, особого выбора у меня нет. Без диплома на что еще я могу претендовать?