Выхожу из табачной лавки, сую в один карман пачку «Голуаз» на черный день, в другой – упаковку голландских сигар «Даннеман». И нос к носу сталкиваюсь с Кристи. Она с ног до головы охватывает меня одним взглядом, все тут же понимает насчет моего состояния, подходит вплотную, прижимается – как в том сне, ей-Богу, – а теперь поцелуемся… Буднично так, будто час назад расстались, но с чувством. Просто для затравки. Главное и самое интересное еще впереди. «Крис, ангел мой, я так скучал…» – «Я тоже. Здравствуй, любимый». Здравствуйте, мадемуазель Кристин Килли. Она смотрит на меня снизу вверх все понимающими глазами и улыбается. «Я сезон закрыл» – говорю. «Ага, вижу. Пойдем?» Конечно пойдем. Куда скажешь, туда и пойдем, родная. Ты, главное, скажи. Надо же – вот она, моя Кристи, собственной персоной и в натуральную величину. Правда, величина небольшая, Машке на один укус, но зато фигура – как у той рыжей девицы, которая в раковине стоит. В смысле – на картине Ботичелли. Волосы у Кристи черные, прямые, до плеч, чуть подвитые на концах, личико из категории хитрых смазливых мордашек, только попородистее, со смыслом. Когда она задумается о чем-нибудь, ее лицо становится донельзя одухотворенным, иногда настолько, что хочется залезть в каталог хорошей картинной галереи и посмотреть – не оттуда ли. А еще говорят, француженки сплошь некрасивые. Как в таких случаях многозначительно заявляет Илюха, «Это вам только так кажется». Он умеет произносить эту дебильную по сути фразу с неповторимой мрачной угрозой в голосе.
Честно говоря, мне не интересно, какие из себя француженки. У меня есть Кристи, все остальные ее землячки – свободны. Можете поверять их алгеброй, раскладывать по полочкам или по коечкам, это как вам нравится. Я свое урвал. Не завоевал, не заполучил, а именно урвал. Дело в том, что мы с Крис буквально с первого взгляда прониклись друг к другу необъяснимой симпатией, не имеющей ничего общего ни с зовом пола, ни с крепкой дружбой. Я бы назвал это «родством душ». Ласковые улыбки, милая болтовня, но все с каким-то подтекстом, расшифровать который совершенно невозможно. Как говорится – неумолимо потянуло друг к другу. Вот, дотянулись.
Она берет меня за руку и ведет. Из-за угла выскакивает Илюха, выпучивает глаза, я сую ему в руки сигары. Он что-то галантное бормочет на своем чудовищном французском в адрес Крис и чуть ей в пояс не кланяется. Учтивая Кристи по-английски обещает ему меня потом вернуть. Илья радостно блеет что-то типа «нет-нет, вовсе и не хотелось, даром не надо, забирайте его насовсем, он и так уже все у нас выпил». Я краем сознания припоминаю, что нужно будет, однако, выяснить, какой отравой меня угостили, и кому по этому поводу устроить выволочку. Очень тихую и незаметную, чтобы тренер не пронюхал. Он за галлюциногены обоих лыжей забьет – и того, кто давал, и того, кто принял. В Димона, помнится, за один-единственный косяк так ботинком засандалил, что откачивать пришлось.
«У вас планы не переменились, вы уезжаете третьего?» – спрашивает Крис. Я задумываюсь о том, какое сейчас число, и понимаю, что это не имеет значения. «Я уеду, когда уедешь ты. И если захочешь, мы поедем вместе. Туда, куда ты скажешь». Крис вся подбирается, и я знаю цену этому напряжению – она ждала таких слов несколько лет, но, кажется, не особенно надеялась их однажды услышать. «Кристи, ангел мой, давай на минуточку остановимся». – «Конечно, Поль». В глаза не смотрит, прячет лицо. Маленькая… Трогательно маленькая, всего сто семьдесят. И худенькая, легкая. Конституция, мягко говоря, совсем не горнолыжная. Ни золота, ни даже бронзы на серьезных трассах ей не взять никогда, это Крис знает отлично. Техника у девочки филигранная, но одной лишь техникой золото не берут. Кристин просто физически не может так отчаянно по-мужски, на голой атлетике «ломать склон», как это делает Машка, которая на десять сантиметров выше, гораздо тяжелее, а сильнее, небось, вдвое. И конечно в сто раз отчаяннее. Поэтому на стандартном Кубке у бедной Крис шансов немного, а к нам, в формулу «Ски Челлендж», где делаются по-настоящему большие деньги и добывается оглушительная слава, ей путь вообще был закрыт с самого начала. И слава Богу. Нечего ей делать в нашем безумном конкуре, где ты сам себе и лошадь, и жокей (а все-таки, какого черта Боян упал, да еще так по-дурацки? неужели…). Зря она вообще пошла в спорт. Хотя когда тебя поставили на лыжи, едва ты начал говорить, другого пути и не мыслишь. И то, что Кристи в свободное время балуется спортивной журналистикой, очень хорошо. Я слежу за ее работой и знаю, что из девочки получится толковый комментатор. Не такой блестящий, каким буду я, но все-таки очень приличный. И это замечательно.
У Машки волосы тоже черные, и тоже до плеч, только от природы кудрявые. Ростом почти с меня, сложение атлетическое, при этом фигура вполне женская, не перекачанная, все как надо, хоть ты лепи с нее женщину с веслом. Или, если очень хочется, с лыжей. Очень приятное открытое лицо, все находят его красивым, даже я. Но вот не то, совсем не то. Черт побери, да что же я их все время сравниваю?! Наверное, мне просто нужна точка отсчета, чтобы лишний раз увериться в своей абсолютной правоте, в том, что выбор сделан верно. Тогда простительно.
«Послушай, Кристи, давай трезво взглянем на вещи…» Смеется. Милая. «Погоди, Крис, я еще не настолько плох. Слушай. Ты заканчиваешь кататься года через два». Кивнула. «А мне уже сейчас нужно что-то решать. В слаломе я добился максимума. Значит, если по-прежнему работать в команде, путей только два – либо в „Даунхилл Челлендж“…» Крис невольно вздрагивает, она боится за меня. Умница. Я тоже. Скоростной спуск по нашей экстремальной формуле – это вам не классические гонки с раздельным стартом. Недаром мы обзываем эту дисциплину простым емким словом «даун». В «Ди Челлендж» убиваются запросто, пачками. «Вот именно, милая. Тогда что – подвизаться в младших тренерах, пока наш старик не отойдет от дел? Не худший вариант, но команда связывает по рукам и ногам, тебе это отлично известно. Мы не сможем подолгу быть вместе, все останется так, как сейчас». Опять кивает. Я прислонился спиной к фонарному столбу, мне так легче, физически я все еще пьян в зюзю, хотя голова довольно ясная. «Но выход есть, – продолжаю. – У меня лежат черновики контрактов с тремя российскими телекомпаниями и Си-Эн-Эн-Спорт. Они еще не знают, что я решил зачехлить лыжи, но уже за меня потихоньку грызутся. Нужно использовать этот момент, пока я, извини за пафос, в зените славы. Репортерские деньги совсем не те, к которым я привык, но все же приличная кормушка на много лет. И главное – свобода. Такая, какой я раньше и не знал. Я ведь смогу ездить вслед за тобой по всему свету и на каждом этапе Кубка быть рядом. Мы сможем все, понимаешь?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});