Читать интересную книгу Іезуиты - П. Бунин

Но рекорд бесстыдства побил, кажется, о. Том-бурино. Он отвечает на следующий вопрос: по какой цене следует женщине продавать доставляемое ею удовольствие? На это он дает такой глубокомысленный ответ: «Это зависит от многих условий, как то: от рождения, красоты и состояния женщины; например, женщина, пользующаяся общим уважением, стоит дороже той, которая доступна первому встречному. Стало быть, прежде всего дело в том, о ком идет речь — о публичной женщине или об уважаемой. Публичная женщина не должна брать с одного больше, чем с другого. Она должна назначить себе таксу, и тогда это будет соглашение между ею и её посетителем. Посетитель дает ей деньги, а она ему свое тело, как трактирщик — вино. Но приличная и уважаемая женщина может требовать, сколько вздумает, потому что при отсутствии определенной таксы продавец волен просить за товар, сколько хочет. Стало быть, такая женщина, как невинная девушка, может запрашивать за свою честь, сколько угодно, и никто не может упрекнуть ее в лихоимстве».

Не менее остроумно рассуждают отцы-иезуиты и о воровстве. «Позволительно ли в нужде воровать?» — задается вопросом о. Пьер Аррагон и отвечает: «Да, позволительно воровать и тайно и явно, но только за неимением иных средств помочь своей нужде. При том здесь нет ни насилия, ни похищения, потому что по естественному праву все принадлежит всем и кроме того, каждый обязан поддерживать свое существование». Разрешает воровство и о. Бенедикт Штатлер: «Если по болезни или неимению работы человек не в состоянии удовлетворить своим насущным потребностям трудом, то он вправе тайной или открытой силой брать у богатого излишек». Антонио де-Эскобар к этому прибавляет: «Если ты видишь человека, который собирается обворовать бедняка, то удержи его и укажи ему на какого-либо богача, чтобы он обокрал его вместо бедняка».

Иезуиты оказались прекрасными теоретиками лжи и клятвопреступления. Об этом они написали немало страниц. Приведем некоторые мнения. «Позволительно, — говорит X. де-Карденс, — давать клятву в важных и неважных делах с намерением не сдержать ее, если есть достаточное основание на это». Иногда позволительно говорить двумысленно и обманывать судей, пишет о. Кастропалос, если есть уважительное основание скрыть истину. Например, чтобы не быть казненным за убийство, необходимо притворство, и оно вполне позволительно в подобном случае и не составляет ни малейшего греха. В таких обстоятельствах дозволительно даже дать двусмысленную клятву, потому что первый долг человека, который выше всего — заботиться о сохранении своей жизни всеми зависящими от него средствами. В этом отношении со мною согласны ученейшие наши богословы, так что я могу сослаться на сочинения Наварры Толетта, Суареса, Валенсии и Лесия. «Будучи допрашиваем о каком-нибудь совершенном тобою поступке, — поучает Бонацин, — не вменяй себе в обязанность сознаваться, пока можешь приискать правдоподобные уловки. Если при судебном допросе ты видишь, что из сознания проступка произойдет для тебя большой и важный вред, смело отрицай, говоря, что не делал, но выражайся так, чтобы впоследствии иметь возможность истолковать свои слова, как угодно. Если тебя будут спрашивать о сообщниках, то и тут молчи и отвечай неправду, а всего лучше говорить так, чтобы истинный смысл ответа был непонятен». А вот остроумное рассуждение о взятке, о. Таберна: «Спрашивают, обязан ли судья возвратить взятку, поднесенную ему одной из сторон за решение дела в ее пользу? Отвечаю: он обязан возвратить взятку, если дело, за которое она дана, правое; но если дело, за которое ему дали деньги или ценную вещь, несправедливо, то он вправе удержать взятку, потому что заслужил ее».

Но особенно много изобретательности проявили иезуиты в создании теории самозащиты. С точки зрения иезуитских богословов всякий вправе мстить обидчику не только судебным путем, но и клеветою, позорением его чести и маранием его доброго имени; «Оклеветав его, — говорит о. Тамбурино, — можно быть уверенным, что найдется множество людей, которые будут клясться, что клевета справедлива, потому что люди вообще от природы злы и любят зло, так что обидчик, наконец, совершенно лишится чести и всякий будет указывать на него пальцами». Не менее откровенен о. Штатлер: «Будучи кем-либо опозорен, человек имеет полное право лишить обидчика той репутации, благодаря которой он находит доверие к своим клеветам; для этого можно обнаружить и обличить какой-либо тайный проступок его или преступление. Можно даже выдумать об обидчике какую-нибудь клевету, если нет другого средства справиться с ним и лишить его клевету доверия». Некоторые из иезуитов приходили даже к мысли, что клеветника можно убить. Так, профессор парижской коллегии, о. Герро поучал своих учеников: «Будучи оклеветан перед государем, судом, или другим влиятельным лицом, и не имея возможности восстановить свою репутацию иначе, как убийством клеветника, я вправе убить его. Я вправе даже сделать это и в том случае, если поступок, в котором он обвиняет меня, действительно совершен мною, но так тайно, что судебному следствию трудно открыть его». Ту же мысль о законности и дозволенности убийства еще более полно развивают Экскобар и Бузенбаум. Первый в своем «нравственном богословии» утверждает, что «человека можно убить, если того требует общее благо или личная безопасность». А второй, развивая эту мысль, учил: «Для защиты своей жизни, здоровья или чести даже сыну позволительно убить отца, монаху — аббата и подданному — государя». Мы увидим, что эта мысль не осталась только теоретическим положением, а была воплощена в жизнь, так как иезуиты принимали деятельное участие и были вдохновителями ряда цареубийств. Если Экскобар оправдывал убийство идеей общественного блага, то иезуит Генрикес проповедывал убийство, не прикрываясь никакими общественными идеями. Так, он учил своих последователей: «Если духовное лицо, имея связь с замужней женщиной и будучи пойман мужем, убьет его, защищая свою честь и жизнь, то не только останется прав, но и не лишится возможности отправлять церковные требы».

Таков тот мир нравственных идей, которые иезуиты в процессе борьбы выработали себе и которые они применяли на практике. Податливость их нравственной философии позволяла им слепо идти там, где их противники с брезгливостью останавливались.

V

Иезуиты за работой

Для того, чтобы доставить торжество своим идеям, иезуиты вели работу во всех слоях населения, приспособляясь ко вкусам и потребностям тех, среди кого им приходилось действовать. Они были демократами, когда приходилось действовать среди простого народа, и наоборот, высокомерно говорили о том же народе в аристократических салонах. Вели себя как строгие пуритане среди людей, известных строгой нравственностью, и были не прочь поболтать на скабрезные темы с каким-нибудь сластолюбцем. Впрочем, простой народ их привлекал мало. Они были даже убежденными противниками более или менее широкого народного образования. В уставе ордена взгляд на образование народа сформулирован следующим образом:

«Не желательно, чтобы простонародцы и прислуга умели читать и писать; тех же из них, которые уже обучены грамоте, не следует учить ничему большему; обучением простонародья и прислуги не следует заниматься без согласия генерала, потому что низшие классы должны только в простоте душевной и с полным смирением служить Господу Нашему, Иисусу Христу». Зато высшие классы пользовались их особым вниманием. Они стремились войти в доверие к людям, занимающим высокое положение, стать их духовниками, воспитателями юношества.

В особенности иезуиты стремились взять в свои руки воспитание и образование молодого поколения, совершенно справедливо полагая, что это будущие граждане, и от них будет зависеть успех проповеди. В этих видах иезуиты создали множество школ, приспособленных ко вкусам богатых людей, в которых старались внушить молодому поколению преданность папе и иезуитам. Педагогическая деятельность иезуитов имела быстрый успех. В 1600 году они имели 200 школ, в 1710 году уже 612 школ, 137 пансионов и множество университетов.

Проявляя самую неутомимую деятельность, орден скоро покрыл всю Европу своими учреждениями. Через 17 лет после своего основания орден завоевал 12 провинций, в которых открыл 100 различных учреждений с 1000 членами. Через 70 лет после основания он уже распространил свою деятельность на 32 провинции, в которых имел 23 общежития для исповедников, 372 коллегии, 41 дом послушания и 123 различных общежитий, а число членов возросло до 13112 человек. В 1626 году орден уже господствовал над 39 провинциями и имел 15493 члена, 803 дома послушания, 467 коллегий, 63 миссии, 165 общежитий и 136 семинарий. В 1749 году общество иезуитов достигло высшего своего развития. В 39 провинциях оно имело 22589 членов, из коих 11293 принадлежали к духовному званию, 24 дома исповедников, 669 коллегий, 273 миссии, 176 семинарий, 61 новициат и 335 других учреждений. В 1710 году иезуиты руководили преподаванием философии и богословия в 80 университетах.