– О, милая! – вздохнула мама.
– Я ужасно испугалась… – призналась Карен. – Мне казалось: это какой-то сон.
– Родители – идиоты, – гнет свое папа. – Сами себя перехитрили. Нечего их вообще сюда пускать, инопланетников этих.
– Вы поможете Курту? – снова спрашивает Карен.
– Я постараюсь, но ты должна понимать, что не все зависит от нас, – отвечаю я. – А сейчас пойдем, я тебя осмотрю.
Карен не пострадала серьезно, я нашла у нее всего лишь несколько синяков и поверхностных ссадин. Ввела транквилизатор, дала родителям несколько таблеток про запас и посоветовала обратиться к врачу, если их будет что-то тревожить. Но сама была уверена, что с Карен все будет в порядке. Чего не скажешь о Курте.
4
В прихожей амбулатории меня ждет женщина-патрульный, чтобы отвезти в участок. Другой патрульный ожидает семью Карен.
– Сержант Роджерс велела в эту ночь вас посторожить. Она не думает, что Курт вернется, обычно выскочки так не поступают, но все же вам придется еще немного потерпеть наше присутствие.
Родители не возражали и, похоже, вздохнули с облегчением.
Сержант Роджерс на первый взгляд показалась мне типичной «еврейской мамой»: невысокая, полноватая, с маленькими черными усиками. Она усадила меня в кресло и принесла чашку кофе, сваренного собственноручно.
– Я уж Льевушку отругала, что термос забыл, – посетовала она.
Я улыбнулась, представив, как она ругает «Льевушку». Кофе, кстати, был превосходный – отличной обжарки, с ароматом гвоздики и имбиря. Я окончательно проснулась и воспрянула духом.
Ничего нового сержант мне не сообщила. Когда Карен вся в слезах прибежала в школу, охранники вызвали полицию, и сержант Роджерс сразу догадалась, что речь не идет об обычной размолвке влюбленных. («Не похоже это на Курта, обычно он кого хочешь уболтает, а тут молчком – ударил и бежать».) Она отправилась к родителям мальчика, а не обнаружив его там, поговорила с ними по душам и на втором часу разговора получила наконец от них признание в том, что мальчик не был своевременно заблокирован. После этого она доставила родителей в участок и начала бить во все колокола: вызвала спасателей, отправила Леву за мной, подняла на ноги весь свой небольшой штат, отправила патрули к школе, к дому Курта и к дому Карен.
– Я знаю, что вы в первый раз на таком деле, но, честно говоря, мы тут все выскочек еще не ловили, так что если что запорем, так все вместе, – утешает она меня. – Хотите поговорить с Беккерами?
– С кем?
– С родителями Курта.
– Было бы неплохо. А можно?
Сержант Роджерс вздыхает:
– По протоколу нельзя, конечно, и мне потом по шапке настучат.
– Мне кажется, потом будут сложности с судебным процессом.
– Да это-то понятно, но сейчас не о том речь, сейчас нам мальчика вытаскивать нужно. Так что идите, а потом посмотрим, что можно сделать.
– Хорошо. Тогда не могли бы вы попросить кого-нибудь отправить из школы данные обследования психолога, а патрульных, которые дежурят в доме Беккеров, просмотреть журнал в компьютере Курта и прислать мне ссылки на порносайты, где он бывал. Или любые материалы с сексуальной подоплекой, которые они найдут. Может быть, я успею их посмотреть.
5
Камера в полицейском участке Нейдорфа, как и следовало ожидать, блистала чистотой и выглядела даже уютной: понимая, что ее арестанты – люди интеллигентные и буйствовать не будут, сержант Роджерс притащила матрасы и подушки, чтобы можно было прилечь с удобствами. Не обошлось также без знаменитого кофе и двух мультиридеров, которыми, впрочем, Беккеры не воспользовались.
Я сразу поняла, почему родители Карен и Курта так ладили до этого момента. Если бы их поменять местами, возможно, их дети ничего бы не заметили. Та же неувядающая классика респектабельности в одежде (блузка и юбка-карандаш у мамы, брюки и рубашка-поло у папы); та же безукоризненная вежливость (в данном случае несколько нарочитая и взвинченная, но это и не удивительно); та же непоколебимая уверенность в своей правоте. Разница только в том, что правота родителей Карен подтверждена фактами. Не потому, что они умнее или лучше родителей Курта, а потому, что они местные и знают, что здесь почем.
– Поймите, доктор, – убеждает меня мама. – Мы же специально улетели с Земли, чтобы быть свободными, чтобы воспитывать детей так, как нам представляется правильным. На нашей родной планете, случалось, отбирали детей у родителей только потому, что матери слишком долго кормили их грудью или спали с ними в одной постели. Согласитесь, это дикость.
Меня сейчас меньше всего интересуют политические дискуссии. Потому что в любой момент в камеру может войти Лева и сказать, что спасатели нашли Курта, и мне потребуются очень веские аргументы, чтобы они его не застрелили на месте. А таких аргументов у меня нет, и я даже пока не представляю себе, как они могут выглядеть.
– Скажите, у Курта есть хронические заболевания? – спрашиваю я.
– Нет, что вы. Он абсолютно здоров. Потому что мы не делали ему прививок и сохраняли естественный иммунитет.
– Конечно. А чем он увлекается?
– Математикой и языками. И еще музыкой. Играет на гитаре.
– Вы случайно не знаете его любимых исполнителей?
– Послушайте-ка, милая барышня, – вдруг жестко говорит отец Курта, – давайте прекратим этот бессмысленный разговор. Я хочу знать, в чем нас обвиняют и можем ли мы по вашим дурацким законам рассчитывать на адвоката? Я не спорю, Курт повел себя безобразно. Будь мы на Земле, я предположил бы, что они выпили на этой вечеринке, но здесь у вас даже взрослый человек не может достать спиртное. Значит, надо спросить эту девицу, Карен, как это вышло, что он ее ударил ни с того ни с сего. Впрочем, я его ни в коем случае не оправдываю и дома поговорю с ним по-мужски. Но опять-таки на Земле это было бы делом школьного комитета, и никто бы не подумал привлекать полицию.
– А я думаю, что это во многом вина школы, – вставляет мама. – Детей совершенно не приучают к чтению, не развивают воображение. Вы видели список для внеклассного чтения в выпускном классе? Там же сплошные «Как разжечь костер» да определители растений или птиц. Еще эти странные книжки по аутотренингу и релаксации. А дети и так отупевшие после вашей дурацкой блокады. Ходят, как идиоты заторможенные. Нет, я не спорю, современных подростков трудно увлечь чтением, но есть же столько замечательных приключенческих книг!
– И вы давали их читать Курту?
– Да! – с вызовом говорит она. – А что – это преступление?
«Нет, – отвечаю я мысленно, – просто опасная глупость».
Входит женщина-патрульный, которая привезла меня сюда. Я невольно вздрагиваю.
– Фрау Фишер, вам прислали данные, – говорит она.
Я вздыхаю с облегчением.
– Что это значит? Какие еще данные? Кто-нибудь объяснит мне, что происходит и когда нас выпустят? – возмущается господин Беккер.
Но я трусливо сбегаю, оставив констебля разбираться с арестантами. В конце концов, ей за это платят. А мне – не за это.
Глава 4
Что случилось с Куртом?
То же, что едва не случилось со мной двадцать лет назад.
1
Уинифред Котовски должна была стать первым человеком, который умер на нашей планете. Несчастье случилось с ней еще в Солнечной системе. Но она узнала об этом только семь лет спустя. Через три года после старта с околоземной орбиты стандартный серийный корабль «Поиск 213» вышел за пояс Койпера и запустил двигатель Алькубиерре, создавший вокруг корабля замкнутый пузырь с отдельным «куском» пространства-времени. Позади корабля за счет сжатия дополнительных измерений пространство-время расширялось, а впереди, за счет их расширения, сжималось, что приводило к перемещению пузыря вперед со сверхсветовой скоростью. Мгновенно «Поиск» оказался на границе системы Глизе 581 и еще четыре года потратил на то, чтобы достичь планеты Глизе 581 d, находящейся в «поясе жизни». Еще во время полета Котовски – биолог и оператор систем жизнеобеспечения – начала замечать отклонения в своем здоровье и вскоре поняла, в чем дело: в ее поджелудочной железе поселилась агрессивная, нечувствительная к терапии опухоль, съедавшая ее заживо.