будто вприпрыжку. Побежала. Вокруг все размытым каким-то казалось, странным, будто смазанным. Она понять не могла, почему не видит ничего вокруг. Поморгала. Какие-то люди, машины, какие-то автобусы. Грузовик один проехал, чуть не сбил ее. Ксения даже упала, но не на дорогу. Вовремя успела отпрыгнуть на асфальт, распласталась неуклюже.
«Больно. Колени содрала. Неприятно. Как же это … колготки новые порвала. Где взять то теперь их. Ой, как жалко, как неприятно. А все из-за этого, ну этого, кто непонятно говорил. Как его … Николай, кажется. Точно. Егорка то Николаевич. А он говорил не его Егорка, не его. А как не его то? А чей тогда. Разве стала бы она врать про сына? Ой, да не велика потеря, проживут как-нибудь. Зачем он им. У мамы пенсия, Ксения хорошо зарабатывает, коллектив хороший у нее, подруги. Скоро Егор в школу пойдет. А потом встретит кого-нибудь. А Лизку она прогонит, вытравит из своего организма. Давеча последний раз паразитка приходила. Да и немного же она выпила. Всего бокальчик пригубила в гостиничном номере, для настроения, чтобы коленки не тряслись. Ну и утром еще немного. Уж шибко не по себе ей было. Да никто и не заметит, что пила она. Только бы встать, а то голова кружится отчего-то».
Ксения лежала на асфальте: «Ой, как хорошо, солнышко светит, а небо то какое голубое сегодня. Никогда не рассматривала, не замечала, что оно синее-синее, как крошечные квадратики плитки, которые Егор около подъезда собирает. Они от дома отваливаются, он их поднимает и в кармашек складывает».
– Гражданка, – над ней склонилась какая-то женщина. Подошла еще одна, потом следующая.
Ксения улыбнулась: «Все в порядке. Ничего. Колготки порвала. Ну да ладно. Не волнуйтесь».
Она поднялась, отряхнула испачканное пальто. Люди все стояли, смотрели, не расходились.
– Пьяная, неужто, – из кабины вылез водитель. – Скорую нужно.
– Да не нужно, наверное, – сказала женщина в платке.
Ксения медленно поднялась на ноги: «Да все нормально, товарищи! Не переживайте, не пьяная я. Пойду, все хорошо».
Она сделала шаг, еще один. Пошла. Мысли крутились в голове: «Завтра они пойдут гулять с Егоркой. А то вырастет, и оглянуться не успеешь. И маму надо в порядок привести. Может прическу, какую сделать. А то целый день же дома сидит с Егором. Стирка, уборка, готовка. Вот она, остановка. А вон киоск с мороженым виднеется за перекрестком. Тропинка. Егоркина любимая. Ух, как любит он по ней бегать, смеется, заливается». Она незаметно дошагала до подъезда. Все думала: «Вот, почти дома. Потеряли ее, наверное. Голова что-то шумит и колени болят». Она перевела взгляд на ладони: «Ой, а сумка то где? Потеряла, выронила, не заметила. А что там, в сумке то. Помада да расческа. Жаль».
Она очень хотела спать. Невыносима была одна мысль, что нужно куда-то идти. Да и не найти уже сумку то.
Она поднялась по ступенькам. Дверь в подъезд была открыта. Обрадовалась: «Наверное, моют там или к свадьбе опять готовятся. Егор вон недавно мелочи насобирал, полные карманы. Ох и ругала Нюра его. Чужое, говорит, зачем взял. Люди не для тебя кидали».
Девушка дошла до квартиры. Звонок, второй звонок. Расстроилась: «Дома что ли никого нет. А ключи то в сумке были, как теперь попасть». Вдруг дверь распахнулась. «Мама! Вы что не открываете? А я, представляешь, под машину угодила. Я не сильно, не волнуйся», – залепетала Ксюша.
Мать встала в дверях. Молча посмотрела исподлобья.
– Проститутка проклятая, – Сквозь зубы процедила она и бросилась из подъезда.
Ксения замерла: «Мама, ну ты чего начинаешь? Мама, куда ты?».
Но мать только рукой махнула, не оборачиваясь.
Ксения шмыгнула в квартиру. Дверь захлопнулась, не успев хлопнуть ее по спине.
Как в ванную охота. Но сил нет никаких. «Егорка! Малыш, беги сюда», – завопила она с порога. Молчок. Присела на пуфик: «Ой, а туфли то где? А туфли то. Ну, Ксения, ну раззява. Туфли тоже потеряла».
Она зашла в комнату. Егор лежал на диване, отвернувшись к стене и натянув покрывало по самый нос. «Малыш, ты что, обиделся?», – виновато позвала она. Мальчик не ответил. Она положила руку на то место, где должна была быть его спина: «Горушка, я посплю, а завтра поговорим».
Он дернул плечами.
Девушка, не снимая пальто, легла рядышком. Ее знобило. «Надо бы обработать колени», – подумала она. Да и мама ругаться будет: в грязном в постель залезла. Она зевнула: «Потом. Все потом». Закрыла глаза.
Сквозь сон слышала, что кто-то пришел. «Наверное, мама», – подумала Ксюша. Мужские голоса. Наверное, опять сосед. Не Николай же одумался. Она прислушалась: «Нет, не он. Голос точно другой». Не открывая глаз, пошарила рукой по дивану. Егора не было. «Обиделся», – расстроилась она. И уплыла. Мягкое облачко несло ее по небу. Вокруг туман, ничего не видно. Страшно, но так приятно. Вокруг не души. Надо просыпаться, гулять же с Егором хотела. Наверное, извелся весь, ждёт. Он всегда ждет, когда она днем не на работе. Он отходчивый, ее Горка то.
Ксения открыла глаза. Пусто. Светло. То ли день еще, то ли уже утро. Кровать застелена. Она лежит на заправленной кровати. Как так? Она встала, прошла на кухню. Егорка ковырялся пальцем в бутерброде. Мать смотрела в окно. Молчали.
«Эй! Ну, хватит дуться. Егор. Мама», – позвала она.
– Не хочешь, не ешь. Нечего хлеб портить, – равнодушно бросила мать. – Избаловала Оксанка то тебя, все позволяла. – Отложи хлеб, кому говорю.
– Хочу к маме.
«Егорушка! Ты что? Вот же я. Иди, иди ко мне, – невольно ее взгляд упал на колени. – Как это так? А где ссадины? А ладони. И ладони целые».
«Мама, мамочка», – позвала она тихонечко.
– Пойдем, Егорушка, пойдем. Ну что ж теперь поделаешь. Не уберегли мы мамку твою. А я, дура старая, куда только смотрела. Зачем отпустила ее на ночь глядя.
«Мама! Егор!», – она хотела кинуться на них с кулаками, отхлестать их по щекам, оттаскать Егора за вихры. Почему не видят ее? Сжала кулаки, бросилась, на сына, на мать. А они сидели неподвижно. Нюра глядела в окно. Егор пальцем ковырял хлеб.
***
Это был третий раз, когда он потерял маму. «Теперь уже навсегда», – думал Егор.
– Даже идти спасать не пришлось, – по-взрослому вздохнул мальчик.
Сначала он тоже хотел потеряться, убежать, выбраться, даже умереть хотел. «Но как же она тут без меня, – подумал он. – Мама бы не одобрила. Теперь я за нее отвечаю».
– Эх, паразит какой, – услышал он крик. – Опять камней да палок с улицы принёс. А мне убирай теперь. А ну-ка