Справедливости ради следует сказать, что Цец писал о родном Городе и восторженные стихи, хвастаясь тем, что знает, как приветствовать иностранца на его языке: будь то русский, арабский, турецкий, латынь или иврит. Ничто не заставляло поэта проводить все свое время в небезопасной квартире – литературный талант делал его желанным гостем в самых роскошных домах на вечерах, где присутствовали члены императорской семьи. Несмотря на все жалобы Цеца, трудно представить себе его живущим в каком-нибудь другом месте. Как всякий подлинный византиец или, если угодно, ньюйоркец, он верил, что на свете существует только один ГОРОД.
Павлины и пилястры
Мы продвигались к храму Святого Полиевкта очень медленно. Улицы, выглядевшие поначалу многообещающими, безжалостно поворачивали вспять или упирались в глухие стены. Люди вокруг вовсе не были дружелюбными, как обычные турки, а бросали на нас подозрительные взгляды. Мрачный небритый мужик, напоминающий пастуха, бесцеремонно выпроводил нас с места, где стояла церковь Богородицы Паммакаристы. Благодаря своим многочисленным куполам и причудливым апсидам эта церковь напоминала диадему, изготовленную для императрицы или возлюбленной императора, но проходившие мимо женщины были одеты с пуританской бесцветностью, многие – в черное. Окр́уга была не только нищей, но и благочестивой. Над ней, словно огромный черный шатер, нависала мечеть Завоевателя, воздвигнутая на месте церкви Святых Апостолов. Здесь, на вершине холма, откуда открывается превосходный вид на Золотой Рог и на центр Города, похоронены многие великие византийские императоры. Церковь имела форму креста и стояла в окружении полей и садов. Внутренние стены были покрыты настолько выразительными мозаиками, что поэт XII века Николай Месарит, разглядывая их, явственно чувствовал запах пораженной плоти воскресшего Лазаря. Венецианцы, построив собор Святого Марка, воспроизвели план этого храма, но ни от самой церкви, ни от могил императоров ныне не осталось и камня.
С архитектурной точки зрения мечеть Завоевателя ничем не выделяется среди других стамбульских мечетей, но она послужила мне хорошим ориентиром. Я знал, что неподалеку от нее есть длинная лестница, выводящая на улицу, которая тянется от Адрианопольских ворот к центру города, минуя церковь, где некогда хранилась глава святого Полиевкта. Этот мученик III века ныне не очень популярен, а ведь когда-то он вдохновил Корнеля на написание трагедии, а Гуно – на создание оперы «Полиевкт». Не менее важно и то, что Полиевкта избрала своим небесным покровителем одна невероятно богатая дама – Аникия Юлиана, задумавшая в начале VI века построить посвященный его памяти храм, который должен был превзойти в роскоши и красоте все столичные церкви.
В ходе раскопок, начавшихся здесь в 1960 году после строительства новой дороги, обнаружили фрагменты текста, немедленно опознанные учеными как часть посвятительной надписи из построенного Юлианой храма (полный текст был скопирован еще в Х веке и сохранился в Палатинской антологии). Это цветистая риторическая поэма в семьдесят семь строк, первоначально выложенная в виде круга на полу в центре храма, в которой прославляется знатное происхождение Юлианы (она могла наследовать императору Феодосию I) и провозглашается, что «она одна победила время и превзошла в мудрости прославленного Соломона». Это не пустые слова: церковь имела примерно те же размеры, что и храм Соломона (насколько можно судить по Библии). Археологи были изумлены обильным и фантастически многообразным скульптурным декором, проступающим из разрозненных фрагментов. Помимо сплетений виноградных лоз, выполненных с тонким классическим натурализмом, было обнаружено совершенно новое собрание изысканно стилизованных мотивов, которое трудно представить за пределами дворца персидских царей, – пальметты, всевозможные корзины, таинственные цветы в вазах и широколистные пальмы, отягощенные гроздьями фиников. В храме Святого Полиевкта между 524 и 527 годами произошла настоящая художественная революция. Юлиана, должно быть, наняла художников и мастеровых из Исаврии, Сирии и Месопотамии, в результате чего все составляющие зрелого византийского стиля впервые соединились в одно целое. Синтез не был завершен, но классическая и восточная традиции совместились таким образом, чтобы дополнять и оживлять друг друга. В этом смысле Аникия Юлиана – покровительница и предтеча всего позднего византийского искусства. Она, разумеется, не могла этого предвидеть, но о присущем ей стремлении поразить потомков ясно свидетельствуют огромные (больше натурального размера) павлины, украшавшие ниши с обеих сторон центрального нефа церкви Cвятого Полиевкта, их распущенные хвосты, вырезанные с исключительным вниманием к деталям и наклоненные внутрь, чтобы заполнить все пространство апсиды, их шеи и украшенные гребнями головы, дерзко размещенные в окружности и – как будто всего перечисленного недостаточно – раскрашенные и вызолоченные.
Убежден, что павлины – задумка самой Юлианы, поскольку традиционно они ассоциируются с императрицами. Юлиана чувствовала себя предназначенной быть императрицей или, на худой конец, матерью императора, но ее семья была вытеснена семьей Юстиниана, человека более чем скромного происхождения. Негодованию Юлианы не было пределов, и храм Святого Полиевкта оказался в равной мере плодом благочестия и упрямых политических амбиций. Его строительство завершилось в 527 году, когда Юстиниан вступил на трон. Новый император, по меньшей мере однажды, побывал в храме Святого Полиевкта и наверняка прочитал посвятительную поэму с чувством нарастающего раздражения, – вероятно, он счел ее знаком недостаточного уважения к своей семье, но не мог не отметить новаторского устройства увенчанного центральным куполом храма и его роскошного убранства. Когда Юстиниан через десять лет после Юлианы построил свой собственный величественный храм, он, по преданию, воскликнул: «Соломон, я превзошел тебя!» Если это правда, чуткие придворные должны были знать, как следует толковать эти слова: Юстиниан давал всем понять, что превзошел подлинную соперницу Соломона – Юлиану.
Потомки не были снисходительны к Аникии Юлиане – ее храм уже в XII веке лежал в руинах. Теперь место его расположения примыкает к оживленному перекрестку, окуриваемому выхлопными газами постоянно застревающих в пробках стамбульских автомобилей. За вычетом нескольких разбросанных по периметру раскопок капителей, сохранились лишь заросшие травой остатки кирпичных фундаментов, судя по их едкому запаху, обжитых стаями бродячих псов. Я не смог далеко пробраться внутрь развалин: зловоние погнало меня прочь. В Стамбуле трудно избежать снова и снова повторяющегося чувства утраты: ни одна цивилизация не сделала больше, чем Византия, для сохранения прошлого для будущих поколений, но сколь многое из великих достижений ее искусства и архитектуры оказалось безвозвратно утрачено!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});