Читать интересную книгу Пять рассерженных мужей - Людмила Милевская

Маруся от этих вопросов начала выходить из равновесия прямо на глазах, занервничала и даже похудела. Думаю и Ваня её уже почувствовал охлаждение. Ха! Охлаждение! Неделю до свадьбы они грызлись, как собаки. Так, орамши, под венец и пошли с надеждой, что образуется.

По этой причине меня не удивило, что Архангельский в разгар свадьбы отправился подальше от невесты на воздух покурить.

— Если так, — сказала я, — так в чем тут дело? Маруся думает, что ты все куришь. Отсутствовал ты не слишком долго, она может и не хватилась, сидит, одна поздравления принимает, сама с собой под «горько» целуется.

— Издеваешься? — с укором спросил Архангельский. — В тот-то и загвоздка, что видела она как лбы меня уводили. Выскочила в холл, я ещё глянул на неё, мол, ничего не поделаешь, обряд есть обряд.

— А она что?

— Махнула рукой, а потом показала кулак. Теперь-то уже понимаю, со стороны это выглядело так, словно я в обнимку с дружками куда-то слинял.

— И по ходу пьесы изуродовал мой «Мерседес». И чего от меня ты хочешь? — скептически поинтересовалась я.

Архангельский взглянул с мольбой и жалобно попросил:

— Соня, ты же умная, придумай что-нибудь сама.

Когда речь заходит о моем уме, мгновенно слабею.

— Хорошо, — смилостивилась я, — придумаю, рассказывай все свои заморочки.

Архангельский оторопел:

— Какие заморочки?

— Ну дела или что там у тебя. Короче, все, что может иметь к этим гоблинам отношение. Рассказывай, дорогуша, куда вляпался и поподробней.

Он помотал головой и с явной искренностью сообщил:

— Никуда я не вляпывался.

— Что, и сомнительных дел никаких не было?

— Кроме этой свадьбы, никаких.

— Так зачем же хватали тебя?

— Сам голову ломаю. Может перепутали с кем?

Я пришла в отчаяние и закричала:

— Не хочешь ли ты мне сказать, что нет вариантов узнать с кого спросить за «Мерседес»?

От удивления Архангельский даже руль на мгновение бросил, но тут же снова управление взял и с укоризной сказал:

— Соня, побойся бога, твой «Мерседес» просто картинка в сравнении с их «Ромевой». К тому же в аварии повинна ты.

Но я уже не слушала его, я кричала:

— О, ужас! Ужас! Изуродован мой автомобиль и спросить не с кого! Как, по-твоему, этих гоблинов теперь буду искать?

— Не волнуйся, — успокоил меня Архангельский, — ты так над ними постаралась, что они сами тебя найдут. Им же тоже с кого-нибудь за машину спросить захочется. Так ты не сдашь меня Марусе? — ни с того ни с сего он вдруг вернулся к своим проблемам.

Я уже страдала о подарке и не имела возможности отвечать. Мой подарок! Антиквариат! Чистейший фарфор! Сколько в нем таилось замыслов! Сколько моих горьких надежд!

— Женька понял бы все, когда бы я вручила подарок Марусе! — рявкнула я. — А что теперь я вручу? Осколки?

Архангельского моё заявление озадачило.

— А что ты собиралась Марусе дарить? — растерянно спросил он.

— Часы! Семнадцатый век! В чу-дес-ней-шем состоянии! С потрясающим боем! Тончайший фарфор! Обалденный изыск!

— Часыыы? Фарфоровые часы? И что же должен был из этого понять Евгений?

— Все! Как мне больно! Как мне плохо! Как люблю его! Как много он хорошего забыл! Все-все-все!

Архангельский вошёл в очень сложное состояние, передать которое невозможно только словами. Я же, дивясь его бестолковости, пояснила:

— Это совсем просто для чуткой души, понимаешь, ассоциации, связанные с подарком. «Старинные часы ещё идут…» «Приезжай хоть на денёк, приезжай хоть на часок…» И так далее, продолжать могу до бесконечности. В этом подарке заключалась моя исповедь, не зря же я такие деньги отвалила.

— Но что же будет со мной? — взмолился Архангельский.

Боже, какой эгоизм! Я ему про горе своё талдычу, а он мне все про Марусю! Впрочем, у него тоже горе, раз он решился на ней жениться.

— С тобой совсем просто, — заверила я. — Скажешь, что прямо у входа в ресторан Сонька попала в аварию, а ты помогал улаживать её, то есть мои дела. Обманывать Марусю одно удовольствие, только этим и занимаюсь всю жизнь.

Архангельский посмотрел на меня как на гуру — с огромным уважением и пытливой завистью.

— Мне почему-то это плохо удаётся, — признался он и тут же ободряюще добавил: — А о «Мерседесе» ты не беспокойся. Он же застрахован.

— Но инициатор аварии я.

— Но «Альфа Ромео» скрылась с места происшествия. Её будут искать и найдут, номер я запомнил. Если головопяточные заартачатся, в твою пользу будет свидетельствовать вся наша свадьба. Дело решится так, как надо тебе.

— Ваня, — изумилась я, — ты что, этих гоблинов совсем не боишься?

Он посмотрел на меня, как на неразумного ребёнка.

— Соня, клянусь, это ошибка.

Я посверлила его взглядом:

— Ошибка?

— Ошибка и ничего более. Головопяточные по запарке перепутали меня с каким-то крутым, обедавшим в том же ресторане.

— Уверена, что гоблины умом не блещут, но и не конченные же кретины они, — усомнилась я. — Как-то ведь выживают в нашем сложном мире.

— И на старуху бывает проруха, — ответил Архангельский и с невиннейшей улыбочкой спросил: — Ты что, всерьёз думаешь что я способен сотворить нечто такое, из-за чего целая банда палит из стволов в центре Москвы?

Нет, такого впечатления Марусин Ваня не производил.

— Кстати, гоблинов должна уже бояться ты, — с необъяснимым чувством превосходства сообщил Архангельский.

— Я?!!

— Ну да, ведь это ты разбила их машину. И вообще, Соня, ты так невовремя в это дело встряла.

Вот она человеческая благодарность! О, люди! Порождения крокодилов!

— И это говорит мне тот, кого вот только что от верной гибели спасла? — возмутилась я.

Архангельский (ну и наглец!) снисходительно усмехнулся:

— От какой гибели, Соня? Разобрались бы, что я не тот, кто им нужен, и отпустили бы.

— Так почему же тогда ты от них удирал? — спросила я, глядя как он подруливает к ресторану.

— С перепугу, — признался Архангельский. — Передать не могу, Соня, в какой впал мандраж, когда в машину меня затащили.

— А теперь? — ядовито поинтересовалась я.

— А теперь в себя пришёл и сразу понял, что все это чепуха. Теперь я абсолютно спокоен.

— Ничего, сейчас с тобой приключится новый мандраж, пошли к Марусе.

Глава 5.

ОРАНЖЕВОЕ БЕЗУМИЕ

Военный полигон «Гарант».

Забайкалье.

Июнь 1988 г.

Генерал Калягин приник к стереотрубе. Мощная оптика придвинула, вырвала из однообразного пейзажа аккуратные брустверы далёких окопов. В полуденном мареве плывущего в линзах воздуха Калягину почудился блеск примкнутых штыков надёжно укрывшейся в земле пехоты.

Генерал оглянулся на притихших офицеров штаба. Решительно рубанул рукой, скомандовал:

— Начали!

Все ожило. Понеслись по проводам отрывистые команды. Эфир заполнили транслируемые на КП параметры готовности.

Неподалёку от блиндажа генерала чудовищная сила подняла и сдвинула массивную бронеплиту, прикрытую грунтом и пожухлой травой. Медленно выдавилось гидравликой из таинственной черноты образовавшегося провала фантастическое сооружение, устремлённое ажурными сверкающими решётками в сторону далёких окопов.

Генерал глянул на связиста, приникшего к мощной радиостанции. Недовольно приказал:

— Вывести связь на громкую.

Солдат щёлкнул тумблером, и блиндаж наполнился командными голосами офицеров.

«Пульт управления один: фиксация системы завершена…

Энергетический блок: напряжение восемьдесят процентов от номинала…

Блок частотной модуляции: полная готовность».

Генерал Калягин удовлетворённо вслушивался в чёткие доклады начальников служб пока, наконец, не услышал завершающее:

«Готовность всех систем — сто процентов!»

И сразу же вслед за этим:

«Второй — первому: прошу команду на установку мощности».

Связист тут же передал генералу микрофон. Калягин, не задумываясь, приказал:

— Тридцать процентов. Градиент полмегаватта в час. Расчётное время сорок минут.

Мгновенно рокочущий голос «второго» продублировал:

«Тридцать процентов мощности на излучатели! Полмегаватта в час. Вывод на номинал — сорок минут.»

И почти без перерыва:

«Спецконтингенту покинуть окопы. Имитировать атаку цепями. Дистанция шесть метров. Каждому третьему использовать защитное изделие ДАД-1. Каждому шестому остаться в окопах. Бригадам медиков выдвинуться на рубеж излучателя. Выполнять!»

Генерал Калягин, внимательно вслушиваясь в команды своего заместителя, не отрывал глаз от установки, от её сверкающих ажурных конструкций.

В который раз подумал:

«Почему конструкторы назвали установку: изделие „Аист“? Может из-за единственной трубчатой опоры, поддерживающей излучатели?»

Спустя минуту по многочисленным зеркальным поверхностям «Аиста» заметались блики оранжевого огня. Пляска огненных всполохов ускорялась и…