Читать интересную книгу Туман мира - Алексей Арутюнов

Тот человек рассказывал, что пока, на текущем этапе развития человечества, большинство людей могли воспринимать обращения Бога лишь через Внутренний Зов – некую интуитивную тягу к чему-либо, желание или, наоборот, страх перед чем-либо, возникающие за пределами сознания и первоначально нерасшифрованные, но которые все же при определенных усилиях возможно было истолковать. Тем не менее человек, не утруждающий себя попытками интерпретировать требования Внутреннего Зова, имел все шансы и вовсе перестать его «слышать». Что на практике со временем происходило со многими.

Большинство членов Белого Креста исполняли одну из трех ролей, каждая из которых предусматривала определенную деятельность внутри организации: роль Диктора, Следящего или Корректора. Альберт, казалось, никогда не интересовался количеством людей, входящих в Белый Крест, и тем более количеством представителей определенных ролей, но по некоторым деталям определил для себя, что Дикторов было больше остальных, так как их деятельность была базовой. Дикторы практиковали направленное изменение текста Мантры, транслируя в нее так называемые Встраиваемые Идеи – короткие, но емкие тезисы, которые при появлении в тексте Коллективной Мантры делали ее более широкой и гибкой.

Встраивание таких идей в Мантру производилось Дикторами путем длительного непрерывного поддержания этих идей в своем мышлении. После чего их смысл, а нередко и точная формулировка, появлялись в сознании других людей, находящихся в Мире, выстроенном той же – Коллективной – Мантрой: в Первичном Мире. В энергетическом потоке Мантры такая идея формировала новый энергетический вектор, меняющий эту Мантру и, соответственно, выстроенный ею Мир.

Встраиваемые идеи не являлись продуктом мышления людей, включая членов Белого Креста. Каждый из таких тезисов приходил к людям непосредственно от Высшего Разума, и только такие идеи возможно было встраивать в Мантру. Что исключало любые мыслимые злоупотребления со стороны человека.

Диктором мог стать не любой: это были люди, отличающиеся особым, бережным отношением к окружающему Миру. Люди, осознававшие ответственность за окружающий Мир, способные хранить его и о нем заботиться. И нередко такие качества возникали у людей лишь тогда, когда Первичный Мир оказывался для них уже утраченным.

Период перехода в собственный Мир для человека всегда оказывался незамеченным, так как частота Мантры менялась медленно, и перед человеком продолжала существовать иллюзия пребывания в привычном ему пространстве. До самой смерти человек наблюдал все те же картины, что и раньше, видел, будто, тех же людей, и лишь где-то в глубине весь остаток жизни мог чувствовать невосполнимую утрату, поскольку собственный Мир человека несравнимо более скуден количеством энергии, нежели Первичный. Остаток жизни в собственном Мире человек проводил среди теней, образов, но не среди таких же, как он, людей.

Вместе с тем, люди, утратившие Первичный Мир, становились более восприимчивы к требованиям Внутреннего Зова, и отдельные из них, руководствуясь желанием вновь наполнить свой Мир, начинали эти требования реализовывать. Порой Мир вокруг них преображался. Это происходило редко, но таких людей можно было выследить и искусственно вернуть в Первичный Мир, чтобы дать тем самым возможность использовать приобретенные навыки уже в Первичном Мире, работая на эволюцию всего человечества.

Поиском таких людей и их возвращением из собственных Миров занимались Следящие. Люди, способные стать Следящими, встречались крайне редко, поскольку их энергетическое тело имело уникальную структуру. Такая структура позволяла Следящему накапливать количество энергии, достаточное не только для направленного изменения частоты своей Мантры с целью перехода в собственный Мир другого человека, но и для изменения частоты Мантры человека, возвращаемого в Мир Первичный.

Любой подобный возврат был связан с большим количеством сложностей, так как искусственное изменение частоты Мантры всегда являлось болезненным и нестабильным. Психика возвращаемого человека, независимо от его силы и открытости требованиям Внутреннего Зова, на протяжении еще долгого времени нуждалась в серьезном контроле. Адаптация такого человека в Первичном Мире – в Мире, где, если его и помнили, то считали умершим, где уже ушли в собственные Миры многие, чьи образы присутствовали с ним в его собственном Мире, – требовала длительного времени. Одно только осознание факта возвращения в Первичный Мир и одновременно утраты многих достижений Мира собственного никогда не проходило для человека даром. Такой адаптацией занимались Корректоры – люди, обучавшие возвращенных поддерживать частоту Мантры Первичного Мира.

Всю эту информацию пациент подробно рассказал доктору при следующем их сеансе. Доктор слушал умеренно внимательно, не прерывал Альберта и будто даже пытался не упускать основную нить повествования. Альберт, в свою очередь предполагая, насколько непросто сохранять внимание, когда слышишь подобные истории, по мере возможности пытался поддерживать логику в своем рассказе. Давалось это с трудом, и оттого к моменту, когда воспоминания «с той стороны листа» подошли к концу, Альберт испытал ощутимое облегчение.

– То, что вы рассказали, довольно интересно, – сдержанно произнес доктор, дослушав рассказчика до конца, – после того, как восстановим линию событий из нашей реальности, сможем подробнее обсудить и эти воспоминания.

Но сейчас вернемся к событиям вашей обычной памяти. Что удалось восстановить?

– По правде говоря, почти ничего, – сознался Альберт. – Память в этот раз оказалась настолько же щедрой в части воспоминаний из снов, насколько скаредной в возвращении событий реальности.

…я бы даже сказал, вообще ничего.

– А если все же вернуться к «почти ничего», что именно вы вспомнили?

– Вспомнил кое-что про то, как я искал информацию о Семене после нашей первой встречи. И еще что-то раньше… – неохотно ответил Альберт.

Доктор молчал, пристально глядя на Альберта.

– …Эта вторая встреча с Семеном. Никак не дается. Как будто барьер какой-то.

– Не можете вспомнить?

– Не то, чтобы не могу. Просто… то, что я вспоминаю, это ерунда какая-то.

Альберт еще помолчал, в очередной раз засомневавшись, стоит ли говорить об этом. Но уже через секунду решил, что альтернатив нет: глупо раскрывать симптомы врачу частично.

– Помните, я сказал, что у нашей с этим человеком второй встречи был неожиданный финал – он рассердился и вышел, что-то ляпнув на всю кофейню? Так, что все обернулись? Так вот. Он не рассердился.

Он сказал, что раз мой мир рушится и плана по остановке этого разрушения у меня нет, то он уходит. Не знаю, куда он там собрался уходить, но он так сказал. Совершенно спокойно. Это он еще только мне сказал. А когда он встал из-за стола – я это сейчас очень отчетливо помню, – он обратился ко всем, кто сидел в зале! Привлек их внимание и громко произнес, что ждать от меня нечего. И что это была провальная попытка мира. И потом сказал им, как бы призывая уйти вместе с ним: пошли отсюда.

Вам это покажется странным, доктор, но люди в зале – Альберт стал отчетливее, но тише проговаривать каждое слово, будто делился какой-то удивительной тайной, – стали подниматься с мест и уходить. Один за одним. Даже официанты. Даже повара. Это выглядело… Это была какая-то мистика. Какой-то гипноз. Я сейчас вспоминаю и не могу понять, это действительно со мной было или… снова какой-то сон. Но если сон, то почему он так плавно вытекает из того, что я считаю реальностью?

– Возможно, это был какой-то сговор? Розыгрыш?

– И я тогда подумал, что это розыгрыш. И пошел домой.

А потом помню какие-то совсем странные отрывки. Пустые улицы. Никого вокруг. Я хожу возле дома и пытаюсь сообразить, куда все подевались. Как в фильмах про постапокалиптический город, в котором остался только один человек. Мне было страшно. Это длилось несколько часов, но для меня тогда пролетело гораздо больше времени.

И вечера того дня я уже не помню. Понимаете? Как в том воспоминании про прогулку в загадочном городе, где я пытался заговорить с людьми, а они не слышали меня. Где я утонул в дороге. Какие-то финальные воспоминания. После них событийная линия заканчивается. С той лишь разницей, что дорога была страшным сном. А воспоминания про то, что я остался один на всем свете, – я это чувствовал практически своим телом – по моим ощущениям, имели место в реальности. Хотя я и пытаюсь объяснить себе, что этого быть не могло, я вынужден констатировать: похоже на то, в моих воспоминаниях начинает теряться грань между событиями реальными и произошедшими во сне.