Таково мнение Аркадия Семеновича. Я с ним согласен, у меня самого пропасть всяких ненормальностей — с точки зрения целесообразности, продуктивности и сохранения здоровья. Я тоже не умею распределять своего времени и расходовать рационально энергию. Этому я буду учиться, и я уже начал бороться со своими нелепостями…
Тревожит меня своим присутствием глухонемой слуга Вепрева — Никодим. (Если это нелепость, постараюсь ее поскорей ликвидировать). Даже не зная о том, что Никодим вошел или находится близко от меня, я начинаю чувствовать странное и смутное беспокойство… Всегда оно оправдывается появлением Никодима.
Странно! Другие глухонемые никогда не производили на меня подобного действия, так что объяснить свое душевное состояние жалостью, которую я испытываю ко всем калечным людям, нельзя. Буду наблюдать за ним.
А вот, когда я вижу Аркадия Семеновича, во мне вспыхивает глубокая, почти родственная нежность… Он такой мягкий, предусмотрительный, вдумчивый, отзывчивый; он кажется мне отцом родным, может быть, потому, что я с трех лет не знал ни отца, ни матери.
Наум Наумович Шариков — именинник 1-го дек. по ст. стилю — что-то больше не показывается, сидит в своем подпольи: очевидно, с головой ушел в научные изыскания, как я в свои стеклянные шарики.
V
30 августа
Ура!.. Ура!.. Сегодня я попробовал свои силы на шкатулке, и она поднялась в воздух!.. Правда, совсем немного, и сейчас же упала, но все-таки поднялась!..
Присутствовавший при этом Аркадий Семенович добродушно, ласково похлопал меня по плечу и обещался через 3–4 дня поставить меня на работу. В чем она заключается — не говорит. Думаю, что она серьезна и интересна, когда требуется человек с сильной волей и хорошим вниманием, какими считает меня — по заслугам ли? — мой учитель. Занятия с шариками и последнее достижение сильно утомили мою нервную систему, и Аркадий Семенович советует на время прервать их, чтобы дать возможность мне отдохнуть. Он предложил 3–4 денька не посещать хутора.
— Гуляйте по воздуху, по солнцу, набирайтесь сил. Работа, ожидающая вас, требует всего вашего внимания и всей энергии. — Таковы слова моего учителя.
Хорошо. Отдохну. А то с этими шариками я, кажется, потерял несколько шариков из собственной головы… У меня чуть ли не галлюцинации появились!
То вдруг замечаю, что глаза Аркадия Семеновича останавливаются на мне с выражением кровожадного зверя, собирающегося прыгнуть на жертву; в них чудится моментами какая-то роковая, свирепая сила, готовая обрушиться на меня и раздавить… Стряхиваю с себя оцепенение, всматриваюсь — ничего подобного, даже стыдно становится: попрежнему, добрый, нежный отеческий взгляд ласкает душу.
И я слышу порой, сидя в кабинете Вепрева, заглушенные стоны, исходящие из подземелья, и мороз пробегает по спине…
А появление глухонемого Никодима действует на меня так скверно, что я едва владею собой… Хочется крикнуть:
— В чем дело, товарищ? Что ты меня мучишь?
Но ведь он ничего не слышит!
Когда я замечаю его взор на себе, а он почему-то слишком часто задерживается на моей персоне, в его напряженности и неестественном блеске я читаю ужас и предостережение… В душе появляется сознание, что ты стоишь на краю пропасти и нет сил отойти от нее. Одно из двух: или он ненормален или я свихнулся.
Аркадию Семеновичу я ничего не говорил про свои галлюцинации, но он, такой чуткий, сам заметил мое нервное расстройство, чем и объясняется его предложение: 3 дня не посещать хутора.
Что же! Отдыхать, так отдыхать!
VI
1-е сентября
Скучно без посещения хутора. До того скучно, что я сегодня, не зная чем заполнить время, занялся исследованием одного странного события, имевшего место у нас в деревне.
Просыпаюсь я обыкновенно рано, а в это утро проснулся еще раньше — от шума и гвалта на улице. Одеваюсь. Иду узнать.
Оказывается, ночью по всей деревне передохли все собаки!.. Вот так фунт!..
Теперь я занят выяснением: отравлены ли они, отравились ли сами, и если верно последнее, то чем? Может быть, наелась ядовитой травы? Но тогда гибель собак не носила бы такого массового, даже поголовного характера!.. Хотя бы пара какая-нибудь осталась в живых!..
Нет! Даже самая паршивая собачонка, вплоть до двухнедельного щенка, погибла…
Мор, что ли, какой? Чума собачья? Но тут я уже совсем не компетентен, надо спросить ветеринара.
Странно еще то, что крестьяне почему-то смерть собак ставят в связь с хутором: мол, Вепрев перетравил собак… Чудаки!.. Спрашивается: зачем ему понадобились такие эксперименты?.. В деревне вообще настроены не особенно дружелюбно к моему учителю.
Сходить или не сходить на хутор? Поговорить с Аркадией Семеновичем о событии?..
Нет, не стоит. Пережду еще день. А то еще получу замечание в слабоволии.
VII
2-е сентября
Положительно мор какой-то ходит по деревне! Теперь уже не собаки, а люди подверглись ему. Сегодня за ночь (опять за ночь!) умерло сразу пять человек и, повидимому, одновременно. Умерли без всяких видимых причин совершенно здоровые люди. Легли спать, ни на что не жалуясь, а утром не встали.
Если бы они перед сном были вместе, можно было бы предположить отравление. Но в том-то и дело, что двое из них лишь к ночи вернулись из Полтавы и сейчас же разошлась по хатам; один — тоже к ночи — прибыл на подводе с соседнего хутора; остальные двое, правда, провели вечер вместе и даже ужинали вместе, но они в глаза не видали первых трех, как рассказывают их домочадцы.
Есть у них одно общее, что должно послужить руководящей нитью к открытию причины их смерти: все пятеро местные советские работники — двое коммунистов, остальные беспартийные, но сочувствующие советской власти.
Я знал их хорошо; это здешние исполкомцы.
Признаться, я не особенно горюю об их смерти; опять-таки потому, что слишком хорошо был знаком с ними. Все они, не исключая и двух партийных, не отличались, по-моему, большой искренностью и глубиной убеждений; проще: то были, так называемые, примазавшиеся к власти, а еще проще — кулаки, пролезшие в Исполком…
Жители — из сочувствующих коммунистам, а в особенности, батраки — тоже не жалеют погибших. Кулачье же, которое имело в умерших покровительство и поддержку, кричит и обвиняет оставшихся исполкомцев, к слову сказать, идейных и хороших коммунистов, в смерти пятерых.
Конечно, это — демагогия, придирка к удобному случаю, чтобы дискредитировать и забросать грязью ненавистных им честных партийцев. Оставшиеся — выше всяких подозрений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});