Читать интересную книгу Последнее предупреждение - Джеймс Паттерсон

— Игги, кружка темно-синяя или голубая? — осторожно спрашиваю я его.

— Скорее, голубая.

В комнате воцаряется молчание. Наконец, Игги и сам нахмурился:

— Эй, мне кто-нибудь говорил, какого цвета у нас кружки?

— Нет, — тихо отвечаю я ему.

Раздумывая, он уставился в стол. Потом поднял голову и часто-часто заморгал:

— Нет, ни хрена не вижу. Ничегошечки… — Снова протянул руку и дотронулся до чашки. — Но каким-то образом я точно знаю — она голубая.

Газзи пододвинул ему другую кружку:

— А эта?

Игги берет ее в обе руки:

— Эта желтая. Правильно?

— Желтая, — подтверждает Клык. — Ну-ка вот это попробуй, — и он вкладывает в руки Игги меню из пиццерии.

— На ощупь… оно… зеленое.

В ответ никто не проронил ни слова. Сидим, остолбенело переваривая новость.

Вспоминаю, как Джеб предположил недавно, что мы начали мутировать в незапрограммированных направлениях. Надж, кажется, тоже про это думает. Она робко тянет руку к вилке, которая тут же начинает скользить к ней по столу.

— Вы, друзья мои, видно, опять наигрались на свалке токсичных отходов, — притворно сурово рычит Клык.

Надж захихикала:

— Нет, последняя свалка на нашем жизненном пути — та, где мы тачку стянули. Помнишь? А с тех пор — ни-ни.

— Тогда, значит, вас укусил радиоактивный паук. Было? Или молнией ударило? Или коктейля какого-нибудь суперменского наглотались? Живо признавайтесь!

— Нет, нет и еще раз нет, — протестует Игги, ощупывая все подряд. Опустив руку, натыкается на Тотала: — Ты черный!

— Я предпочитаю, чтобы обо мне говорили «canine-American». Когда, в конце концов, пиццу привезут? Я голодный как волк!

— А я какого цвета? — Надж кладет Иггину руку себе на лицо.

Он улыбается:

— Ты цвета кофе с молоком. Или шоколада с молоком. Смотря кому какой напиток больше нравится.

Вот тебе и на! У Игги новые дарования. У Надж новые таланты. Кто следующий? Не может быть, чтобы у Ангела какие-нибудь еще секретные возможности открылись — ей их и так уже с лихвой отмерено.

А мне с Клыком и Газом придется подождать. Там видно будет, на что мы еще окажемся способны.

В этот момент раздается звонок в дверь. Ура! Обед доставлен — кушать подано!

11

Стая притаилась в гостиной — не дай Бог, кто нас заметит, пока Джеб открывает дверь.

В дверном проеме стоит невысокого роста парень в красной рубашке с эмблемой ресторана. На вытянутых руках у него высоченная стопка коробок — девять пицц. Джеб расплачивается, и парень торопливо уходит — у подъезда вовсю тарахтит его мотоцикл, нагруженный целым штабелем таких же коробок. Мама забирает у Джеба пиццы, а он снова тщательно запирает двери на все засовы. Мы выскакиваем из укрытия, и челюсти у нас уже сами собой движутся, точно мы живуны, приплясывающие вокруг доброй волшебницы Глинды.[3]

— Дай-мне, дай-мне, дай-мне, — нетерпеливо подпрыгивает Надж.

Комнату заполнил волшебный аромат пиццы. Мама кладет коробки на стол и открывает верхнюю:

— Кому экстра папперони с грибами?

— Мне, мне, мне! — кричу я, перекрикивая оглушительное бурчание в животе.

Мама уже готова переложить мою пиццу из коробки в тарелку, как вдруг Газзи хватает ее за рукав:

— Подожди!

— Не трогай! Это моя пицца, — нападаю я на него. — Жди своей очереди!

— Да нет же! Смотрите! — На лице у Газзи застыли то ли испуг, то ли удивление. Он показывает на коробку, и, приглядевшись, я вижу торчащий из толстой сицилианской горбушки крошечный хвостик зеленой проволоки.

— В укрытие! — успеваю крикнуть я, и мы все ныряем кто куда.

В следующую секунду глаза слепят белые всполохи, и оглушительный тарарах! чуть не разрывает мне барабанные перепонки.

Закрыв лицо руками, лежу на полу за диваном. Рядом со мной Клык, практически заслонивший меня своим телом. Что-то где-то потрескивает, а потом наступает странная тишина. Такая громкая тишина бывает только после взрыва. В ней кажется громом даже легкое трепетание воздуха от порхающих обрывков бумаги.

— Ты цела? — спрашивает Клык. Уши мне заложило, и голос его звучит, точно сквозь подушку. Я киваю и поднимаюсь на ноги.

— Кто, где? Рапортуйте! — говорю я и мгновенно давлюсь, глотнув пыли. Закашливаюсь, слезы текут ручьем. Каждое дыхание означает очередной глоток пыли и новый приступ кашля.

— Я в порядке, — Надж, спасшаяся в коридоре, выползает оттуда на четвереньках.

— И я цел, — слышу я Иггин голос, но самого его не вижу. Но тут на полу шевелится куча пыли и всяких обломков и превращается в запорошенного, как рождественская елка, Игги.

— Я здесь, — подает голос Газман и тоже заходится кашлем.

— Что это было? — ошарашенно спрашивает мама, а Джеб деловито отряхивает с плеч мусор и бодро оповещает:

— Кажется, все целы!

Поразительно, но все мы, действительно, целы и отделались легкими царапинами, неглубокими порезами и синяками. Тотала словно в сухарях обваляли и вот-вот поджарят. Если бы Газзи вовремя не заметил проволоку, мы бы уже и сами были похожи на плоскую свежеиспеченную пиццу. С большим количеством красного соуса. Только томатного ли?

— Что, что это было? — снова и снова повторяет мама. Она совершенно обалдела и только и делает, что ощупывает нас по очереди, проверяя, целы ли кости.

— Приветственный салют! — отвечаю я, подхватывая на ходу наши скудные манатки. — Стая, ноги в руки, и вперед. Того и гляди, сюда менты нагрянут!

12

Мы разделились. Мама и Джеб какое-то время оставались на нашей «безопасной» явочной квартире, а мы побыстрее смылись. Минут через тридцать встретились в неприметном мотеле на хайвее на подъезде к городу. Они ехали на машине, а мы летели над ними, следя, нет ли за ними хвоста. Но вроде все было тихо — никакого преследования. Думаю, тот, кто подложил нам бомбу, решил, что она взорвалась у нас в руках, и все мы уже уничтожены. Нас уже давненько никто не взрывал и не преследовал. Судя по тому, как мы все среагировали, мы, видно, отвыкли от таких напрягов и расслабились. А напрасно. Пора запомнить: опасность подстерегает за каждым углом.

После того как мы отряхнулись и почистились, так что стало можно показаться людям на глаза, не вызывая лишних вопросов, мама и Джеб сняли два номера рядом. Мы подождали, пока путь был свободен, и вся стая пробралась внутрь. Может, повезет, и хоть здесь мы ненадолго окажемся в безопасности.

В ту ночь, когда все заснули, мы с мамой долго разговаривали в темноте. Я свернулась на диване калачиком у нее под боком и изо всех сил старалась не представлять себе, как прекрасна была бы жизнь, если бы всегда можно было с ней так болтать.

— Как ты думаешь, кто бы мог такое устроить? — она никак не успокоится и все еще здорово нервничает.

Пожимаю плечами:

— Да кто угодно. Любые из наших врагов, любые из наших друзей, которые только притворяются друзьями. Или те, кто работает на одних или на других. А может, правительственной шайке не понравились наши ответы.

Она затрясла головой:

— Вот в это я не верю. Они, конечно, давили и явно ситуацию до конца не понимают, но до такого не опустятся. Уверена, правительство за этим нападением не стоит.

— А Джебу ты абсолютно доверяешь?

— Доверяю… — задумчиво отвечает она. — Но вам все равно надо быть настороже. Всегда и со всеми.

Я киваю:

— Прямо не знаю, что мы теперь после всего этого будем делать?

— А как насчет правительственного предложения определить вас в школу? — улыбается мама. — Может, в свете сегодняшнего происшествия к нему стоит вернуться?

— Нет.

— Я всегда буду рада вам дома. Место найдется, — она берет меня за руку.

Я снова мотаю головой:

— Это рискованно. Зачем же я тебя подставлять буду! И Эллу тоже! То есть, даже если буду, то все же не очень часто. Раз ты нам помогаешь, значит, и ты в опасности. Например, хоть сегодня.

— Но все равно ты знай, что у тебя и у стаи всегда есть приют.

— Ладно, буду знать. Мне бы только хотелось, чтобы мы с тобой почаще вместе были.

— И мне. Мне очень о многом хочется с тобой поговорить. Я ведь так мало о тебе знаю. — Она в нерешительности помедлила. — У тебя с Клыком что-то есть?

Глаза мои округлились, а к щекам прилила кровь, и я неубедительно забормотала:

— Нет… Что ты имеешь в виду?

Мама погладила меня по голове и постаралась стереть с лица беспокойство.

— Ничего. Просто будь осторожна. — Она целует меня в лоб. — Есть всякая боль. И не только от ударов и синяков.

Как будто я этого сама уже не знаю.

13

— Эй, Макс! — Это Клык. Его голос.

Я сразу проснулась и села, натягивая на себя простыню:

— Что? Что случилось?