Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я только присяду на кровать», — думает Люба и направляется в палатку.
Опустившись на кровать, она касается щекой подушки. И забывает все...
— Проснитесь! Любовь Владимировна!.. Да встаньте же! — слышит она над собой голос Лугового. И чувствует, как он трясет ее за плечо. Но нет сил раскрыть глаза, приподняться. — Черт знает что такое! Разве можно так спать!
Луговой берет ее за плечи, приподнимает. А может быть, это только сон?
— Товарищ Малинина!
Люба вскочила, машинально одернула на себе майку. Луговой стоял перед ней, чуть пригнувшись. А над его головой розовел брезент. Утро!..
— Мне нужно поговорить с вами. Простите, что разбудил, выйдем из палатки.
Он выходит первым, за ним — Люба. Навстречу им из-за недалекого горизонта выплывает огромное пунцовое солнце. В одно мгновение степь порозовела, а гора Жаксы-Тау вспыхнула. И озеро налилось пламенной краской. Луговой повернулся к Любе, и она увидела на его лице, тоже озаренном солнцем, метины бессонной ночи.
— Знаете, Любовь Владимировна, мне все-таки дали этот Джаман-Кумский ряд. Я настоял на своем, — проговорил Луговой с блеском победы в глазах. — Кузин сдался. Теперь я буду вести рекогносцировку, постройку и наблюдение. Работы до января...
— Вот здорово! — воскликнула Люба, с завистью подсмотрев на Лугового.
— А сейчас я еду в совхоз за верблюдами. Передвигаться будем только на вьюке...
Люба лишь сейчас заметила оседланную лошадь, привязанную к палатке Лугового. Лошадь вскидывала голову и нетерпеливо перебирала ногами.
— Иноходец. Мой будет. Карий. Хорош?
— Очень! — улыбнулась Люба. — А вы надолго?
— Дня на три, не больше. Так вот, Любовь Владимировна. Я разбудил вас...
— Борис Викторович, называйте меня просто Любой. У меня такое нескладное имя-отчество.
— Хорошо. Так вот, Любовь... Люба. Нет, имя у вас хорошее. — Луговой покраснел. — Так вот... Вас пригласит Кузин. Он предложит вам две должности: вычислителя при базе экспедиции и начальника строительного отряда на Джаман-Куме. Если вы согласитесь на последнюю, то мы будем работать вместе. Я просил Кузина, чтобы он назначил вас ко мне.
— Но почему начальником?
— Мне нужен начальник строительного отряда. Вот и все.
— Но вам нужны и рабочие. Борис Викторович, дорогой, возьмите меня просто рабочим. Я буду делать все-все, что скажете!
— Просто рабочего я найду, а вот... Словом, вы боитесь ответственности? Так и скажите!
— Ответственности? Я просто боюсь, что не сумею. Ведь я никогда не строила...
— А думаете, я строил? Наблюдал?.. Но я же взялся, да еще выпросил, настоял. Впрочем, не будем терять времени. Решайте сами. Но если согласитесь на Джаман-Кум, то прошу вас получить к моему приезду все оборудование. Накладные у завхоза. До свидания...
Вскочил в седло, ударил плетью лошадь, поскакал и скрылся под берегом...
«Ну вот, Любка, выбирай, какой дорогой пойдешь. Либо в степь, либо в контору».
На лекциях, когда преподаватель читал курс постройки тригонометрических знаков, начальник строительного отряда представлялся здоровенным детиной с секирой в руке. Сказочный богатырь! В Любином воображении он с одного маху валил деревья, поднимал цементные монолиты... А теперь вот она в его роли, беспомощная и жалкая. Что же делать?.. Вот и растерялась ты, Любка. Из двух дорог одной не выберешь. А еще говорила, на космонавтов нужно равняться. На Венеру хотела поглядеть из иллюминатора. Вот так всегда получается: сказать — многие смелы, а сделать...
— Ты с кем разговариваешь?
Люба вздрогнула, оглянулась. Возле палатки стояла Валентина Шелк и смеялась. Глаза — что колодцы, ресницы — крылья. Надо же родиться такой цыганистой! Счастье людям!
— Я видела, как ты с Луговым прощалась. Холодновато что-то... — проговорила Шелк. — Ты уж оставь его в покое. У него невеста недалеко.
Люба вспыхнула.
— Зачем вы говорите так?
— Не будем оправдываться. И я бы не прочь с Луговым покрутить. Сказала бы ему: в степь, и он бы понес... А вообще ты надежды не теряй. Он здорово за тебя на совещании стоял. Я уж, грешным делом, подумала, не влюбился ли? Вот хочу предупредить: много на себя берет. Ведь он диплом защитил по аэрофотосъемке, а за триангуляцию берется. Завалит он ряд и тебя втянет. На молочишко не заработаете. А ведь все из-за того, чтобы быть поближе к Меденцевой.
— Да откуда вы знаете? — возмутилась Люба.
— Тут и знать нечего. Посмотри на карту. Самый ближний участок к совхозу — Джаман-Кум. Так что оставайся лучше на базе. Вернее дело. Тут тебе холодильник, радиола, и заработать можно больше, чем в степи. Сиди себе и крути арифмометр до потери сознания. И не скучно будет. Жена не едет к Кузину, ты знаешь?
Люба слушала Шелк с возрастающей неприязнью. Все в этой цыганке ей становилось противным. Она уже не могла смириться с тем, что на ней была слишком облегающая грудь майка, узкая и короткая юбка, и на ногах такие босоножки, что хоть пересчитывай пальцы.
— Знаете, уходите, — прошептала Люба. — Я не желаю этого слушать... Уходите!
Шелк передернула плечами.
— Вот чудачка. Я же от души! Разве не понимаешь! Хотела ввести тебя в обстановку.
Шелк повернулась и, не торопясь, спокойненько пошла к палатке Виднова, а уже через минуту они вышли вместе с полотенцами на плечах и направились к озеру. «Купаться», — догадалась Люба, вспомнив, что вчера завхоз делал им выговор за расход пресной воды: придя с озера, они обдавались из бочек, чтобы смыть соль. Вот к теперь пошли. Рука Виднова на плече Шелк. Вчера перед вечером они танцевали твист под радиолу. Смотреть было тошно, а им хоть бы что.
Теперь было не до сна. Люба лежала на койке с открытыми глазами, взволнованная и готовая разрыдаться. Слова Шелк будили сомнения. Вот, оказывается, из-за чего Луговой отвоевал себе Джаман-Кум. Быть поближе к Меденцевой! А она, Люба, причем здесь? Какое ей дела до этого? Она едет на Джаман-Кум работать.
В дверь палатки была видна Жаксы-Тау. На ее вершине белела крохотная пирамидка. Крохотная? Это только кажется. Настоящая пирамида. Люба вдруг представила себе, что это она построила такую громадину, далеко, со всех дорог, видную людям. Теперь она смотрела на Жаксы-Тау ревнивыми глазами, как творец.
«А не подняться ли мне туда? — подумала Люба. — Поднимусь и рассмотрю все. Может быть, не так уж и сложно... Одно дело — когда читаешь, другое — когда посмотришь сама».
Она прикинула глазом расстояние до горы и, как все, впервые оказавшиеся в степи, ошиблась. Здесь расстояния скрадывались, особенно в утреннее и вечернее время, когда все вокруг виделось четким и казалось от этого ближе, чем на самом деле. Люба ошиблась, чуть ли не вдвое, преуменьшив расстояние до Жаксы-Тау.
«Пойду! — решила она бесповоротно. — К завтраку вернусь...»
И вот она на пути к Жаксы-Тау. Воздух свеж, дышится легко. Люба бежит, как на тренировке, вначале следя за дыханием, ритмично работая локтями. Но постепенно забывается, и мысли уводят ее далеко-далеко.
Она уже представляет себя начальником строительного отряда. У нее в подчинении двенадцать человек, караван верблюдов. Она ездит на иноходце, как Луговой. У лошади подстрижена грива... Люба расхохоталась. Надо же так размечтаться! Эх, и глупая же ты, Любка! Наравне со всеми будешь работать, вот что! Рыть ямы, тесать бревна, заливать цементом монолиты. И нечего фантазировать! Для «большой воды» будешь трудиться. Как все.
Мысли о воде будто встряхнули ее. Она вдруг почувствовала, что у нее пересохло в горле. Убавила шаг, оглянулась. Палатки экспедиции, поселок остались далеко-далеко, но гора Жаксы-Тау, к которой она шла, не приблизилась. «Что за наваждение? — подумала Люба. — Не вернуться ли?»
В висках начинало стучать, подламывались колени. Хотелось хоть на минуту укрыться в тени, хотя бы спрятать от солнца голову, но вся степь вокруг обнажена и открыта немилосердному зною.
Скоро Люба потеряла ориентировку во времени. Часов у нее не было. «Нужно купить. При первой же получке», — решила она, но тут же вспомнила, что только вчера наметила первый заработок целиком отослать матери: пусть порадуется. Теперь ее зарплата будет в семье основной. Работа впервые в жизни пришла к ней. Только надо окончательно выбрать, кем быть: вычислителем или строителем. Остаться в поселке или ехать на Джаман-Кум. «Тут тебе холодильник, радиола... — вспомнились слова Шелк. — И заработаешь больше...» Шелк была рядом, нашептывала, обдавала горячим дыханием, дразнила стаканом холодной воды. Люба старалась не думать о воде, забыть, но вдруг перед ней открылось озеро, и на берегу его, отражаясь в воде, вытянулись тополя, а за ними смутно выглядывали белые, как снег, колонны высокого дома. Откуда это все? Ведь несколько минут тому назад перед ней ничего не было, только степь! Да ведь это мираж!.. Люба закрывает глаза, опускается на колени, чтоб отдохнуть. Чувствует, что должна закрыть от солнца чем-либо голову. Она машинально стягивает майку, шаровары, накручивает на голову чалму. Через две-три минуты становится легче, меньше стучит в висках. Она поднимается и идет дальше, пошатываясь и спотыкаясь. Оголенные руки и ноги начинают краснеть, кожу пощипывает. «Вернись! К чему столько мук? — вновь слышится голос Шелк. — Все равно останешься в конторе. Все люди выбирают пути полегче». — «Нет, не все, — протестует Люба. — Не все! Вот Луговой...» — «А что Луговой? Из-за Меденцевой, чтоб быть ближе к ней». — «Вовсе нет! — это же слова Шелк, разве не слышишь?»
- Ошибка резидента - Владимир Востоков - Советская классическая проза
- Том 1. Записки покойника - Михаил Булгаков - Советская классическая проза
- За синей птицей - Ирина Нолле - Советская классическая проза
- Невидимый фронт - Юрий Усыченко - Советская классическая проза
- Лес. Психологический этюд - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Советская классическая проза