знал, что, если она будет оставаться в руках слишком долго, «держателя» настигнет слабость. Артефакт будто выпивал человеческие силы, зато отдавал нечто большее: он помогал чувствовать «Вятку» острее, словно давал проводнику фору и помогал от попадания в опасные места. По крайней мере, Николай уверял себя в этом, дотрагиваясь до шара всякий раз, когда собирался вступить на Территорию.
Отдельно от артефактов на столе лежал старый револьвер, некогда принесенный на «Вятку» одним из клиентов. О наличии у клиента оружия Николай узнал слишком поздно, когда вернуться на станцию уже не представлялось возможным. В тот момент он не стал силой отбирать револьвер у клиента, который хватался за него каждый раз, заслышав любой звук, пугавший его до глубины души. Волкогонов почему-то чувствовал, что ведомый не станет стрелять, что пистолет служит ему лишь успокоением, овеществленной мантрой. После возвращения с маршрута клиент подарил его проводнику, еще не ведая, что все, побывавшее на Территории, перестает быть тем, для чего предназначалось изначально.
Николай взвесил револьвер на ладони, проверил, заряжен ли тот, и спрятал в карман пыльника, который до сих пор не снял. Взял в руки лампу и прошел в спальню, поставил ее в изголовье кровати и сел на скрипучую сетку, которая тотчас прогнулась под его весом. Закинул ноги на кровать и улегся прямо в верхней одежде, уставившись немигающим взором в потолок, где плясали отблески огня.
В этом доме он снимал комнату, когда случилась история со вспышкой. Завидев в небе зарево, пожилая хозяйка бросилась наутек, нимало не заботясь о том, что выскочила из избы в одном халате. Волкогонов тогда только-только задремал и спросонья не понял, куда с таким диким криком помчалась женщина. Он выглянул в окно и сначала не заметил селян, в ужасе бежавших прямо по шпалам в направлении города. Зато не заметить чудовищно яркий свет было сложно даже с зажмуренными глазами. Наверняка самой здравой мыслью каждого стало нападение неприятеля, какой-нибудь из ядерных держав, что решила испепелить станцию вместе с ее жителями. Волкогонов считал точно так же, но не понимал, зачем убегать от того, что неизбежно случится, ведь при ядерном ударе зона поражения будет такой огромной, что скрыться не удастся нигде, кроме специальных убежищ на случай атомной войны. В Бекетове таковых не было, в ближайшем городе – возможно, и были, но поди еще доберись дотуда. И в этот миг подступающая паника сменилась спокойствием, смирением, безразличием.
Улицы опустели в мгновение ока, а вот вспышка не исчезала. Дома не разрушались, небесный огонь не пожирал населенный пункт, лишь брошенные во дворах собаки выли с такой неистовой силой, что становилось поистине жутко…
* * *
Несмотря на то, что уже наступила ночь, за окном неожиданно посветлело. Николай положил руку под голову и выглянул наружу, откинув старую, пожелтевшую от времени занавеску. В небе буйствовало северное сияние, невесть откуда взявшееся в этом регионе. Подобные фортели «Вятка» выкидывала с такой завидной регулярностью, что обитатели Бекетова уже привыкли к всевозможным метаморфозам. Волкогонов задул лампу и продолжил смотреть в окно, разглядывая полыхающие небеса. Сон не брал, да и как уснуть перед новой ходкой на Территорию, где ему снова придется столкнуться с неведомым и где придется приложить все усилия, чтобы не только выжить самому, но и помочь выбраться тем, кто пойдет следом за ним.
Ему казалось, что он пролежит с открытыми глазами всю ночь, однако и сам не заметил, как ближе к рассвету заснул. Как и прежде, ему снился родной город, любимая супруга, которую он не видел много лет, и яркий солнечный день. Такие светлые моменты всегда вспоминаешь, когда судьба забрасывает тебя в неприветливые и неуютные места, а подчас они сами по себе выползают из подсознания. Но вот незадача – каждый раз в сновидении он никак не мог разглядеть лицо своей жены. Оно оставалось размытым пятном и вызывало чувство тревоги. Николай силился всмотреться в пустой лик, вот только супруга отворачивалась, словно боялась его пытливого взора.
Неожиданно его вернул в реальность мягкий стук в дверь. Николай сразу не сообразил, что кто-то стучится, ведь он никого не ждал, пока не вспомнил, что сам же попросил Рябого зайти на рассвете. Он нехотя сел на кровати, растирая опухшее ото сна лицо, и рывком поднялся. Пройдя на неверных ногах до сеней, толкнул дверь и воззрился на гостя, который спросонья выглядел не лучше. Хозяин махнул ему рукой, приглашая войти, и побрел в кухню, чтобы напиться воды.
– Давно я к тебе не заходил. – Рябой тихонько переступил порог и оказался в кухне, наблюдая, как Волкогонов жадно глотает студеную воду из кружки.
– Как спалось? – поинтересовался Николай, отставляя кружку в сторону.
– Вполглаза, – поморщился Рябой, припоминая кошмар, который его настиг под утро. – Сам как?
Но Волкогонов не ответил, приглашая проводника следовать за ним в комнату, именуемую «музеем».
– Насобирал-то, ты посмотри! – восхитился Рябой, рассматривая многочисленные артефакты, вынесенные Николаем с «Вятки». – Теперь понятно, чем ты тут один занимаешься – чахнешь над своим богатством! – Рябой усмехнулся, хотя Волкогонов отлично знал, что собственный «музей» Рябого насчитывает куда большее количество экземпляров.
– Держи. – Волкогонов выудил из кармана пыльника револьвер и протянул его рукояткой вперед.
– На кой черт он мне сдался? – смутился Рябой, переводя взгляд с оружия на Николая и обратно.
– Если бы я мог объяснить, то непременно бы сделал это, – просто ответил хозяин, настойчиво протягивая револьвер гостю.
Проводник хмыкнул, взял в руки оружие, взвесил на ладони и спрятал в карман штанов.
– Если ты так говоришь, то не стоит отказываться. – Рябому стало не по себе, что товарищ дал ему огнестрельное оружие, которое побывало на Территории. Так просто подобные подарки не презентуют. Рябой вдруг дернулся, неожиданно вспомнив о чем-то важном, и выудил из своего бездонного кармана небольшой термос. – Ты знаешь, а я тоже не с пустыми руками. Помню, что кофе ты варить совсем не умеешь. Вот, возьми, на пару-тройку чашек хватит.
Николай с благодарностью взял в руки термос и посмотрел в глаза Рябого, который никогда не казался ему суровым человеком, – таким было лишь первое впечатление тех, кто впервые встречал этого проводника, а вот Волкогонов поймал себя на мысли, что без раздумий доверил бы ему свою жизнь.
– Ладно, пойду собираться. – Рябой почесал макушку, неловко пятясь к выходу. – А то, неровен час, прозеваю прибытие, – и захохотал, зная, что поезд все равно не придет, пока на станции не соберутся все проводники.
Волкогонов неловко махнул ему рукой, прощаться надолго не имело смысла – через