class="p1">— Живой, значица?! А наши тебя уж похоронили.
— Сильнее обрадуются, когда вернусь.
— Дык, энто навряд-ли. — негромко ответил крестный при этом в его голосе слышалась неуверенность. Потом добавил уже более живо: — Хотя, иньшие и впрямь рады будут. Но мало их.
— Да и нельзя тебе вертаца. — закончил он еле слышно.
— Почему нельзя? — от неожиданности чуть не упустил веревку, что до сих пор сжимал в руках.
Прежде чем ответить, крестный с минуту глядел на беснующихся на берегу одержимых. За прошедшее время к ним успел добавиться ещё один бегун. При появлении лодки твари заметно оживились: громко урчали, носились по берегу туда-сюда, даже забредали на мелководье, но тут же выскакивали, недовольно урча.
— Нельзя и вся недолга! — наконец выдал он, отпустив мои плечи. Оглядел лежак и потухающий костерок. — Попозжей об том скажу. Счас сбирайся, поплыли отседова.
— Да куда собираться?! Давай хоть перекусим, я тут рыбу поймал, поджарил, сейчас угли раздую, подогрею. Правда соли нет. Ну и так ничего, есть можно. Заодно и расскажешь, что у вас…
— Кака рыба?! Крестничек, ты совсем безголовый?! Тут скоро сота меняца будет. Останеся, сам в таку же рыбу превратися. Да брось ты веревку энту, вона петлю на ту каменюку накинь и сбирайся.
По интонации, с которой была выдана последняя реплика, понял, что дело серьёзное, поэтому мешкать не стал. Спешно натянул куртку, подхватил арбалет, колчан с жалким остатком болтов, да сверток с недоеденной рыбой, всё — готов.
На последних движениях вдруг накатила слабость, даже покачнуло слегка. После чего, дремавшая где-то в районе затылка боль вспыхнула, словно тлеющий огонёк, на который щедро плеснули бензина.
Собранные вещи вывалились из рук. От неожиданной и сильной боли схватился за голову, хотя легче от этого не стало. Глаза сами собой зажмурились. Стиснутые зубы заскрипели, пытаясь сдержать рвущийся наружу стон.
— Ты чегой энто, Пустой? — бородокосый придержал за плечо, заглянул в лицо участливым взглядом.
— Да ничего, башка раскалывается только. — отнимая руки от головы, продолжал ощущать боль, но уже не так остро. Спазм, огненной волной прокатившийся внутри черепа, ослаб, оставив дотлевать обгоревшие, агонизирующие остатки мозга. Может быть, описывая случившееся, немного приукрасил, но, примерно так эта боль и ощущалась.
— Погодь, ты живчик-то давно пил?
— Вчера вроде. — отвечая, уже понимал в чём причина предательской слабости и вспышек нестерпимой головной боли. Чудодейственное средство, главным ингредиентом которого служат виноградины, добываемые из затылочных наростов одержимых. Напиток, обладающий лечебным, тонизирующим и бог знает какими ещё эффектами. И, в дополнение, вещество, без которого жизнь человека, оказавшегося в улье и, при этом, не превратившегося в одержимого, закончится быстро и мучительно.
— Так чегой молчал-то… — бородокосый снял с пояса бурдючок, но не успел его передать. Чья то нетерпеливая рука грубо вырвала кожаный сосуд у него из рук. Чьи то трясущиеся пальцы судорожно вцепились в крепко прилаженную пробку, с натугой выдернули её. Чье то горло ритмично задвигалось, пропуская вниз по пищеводу целебный напиток.
Лишь влив в себя изрядную порцию жидкости, сумел остановиться и отдышаться. Необходимость в живце была настолько неодолима, что, только заметив его в непосредственной близости, организм среагировал самостоятельно. Невзирая на отсутствие прямых сигналов мозга, руководствуясь при этом какими-то внутренними инстинктами.
Правда, неловкость от странноватого поступка моментально растаяла в блаженном предвкушении внутренней гармонии.
— Извини, дядь Прохор! Надо мне. — Проговорил, поясняя свои действия. Легкость от принятого "стимулятора" ещё не чувствовалась, но ожидание его воздействия несомненно оказывало на организм благотворный эффект.
— Пей, чего уж. — кивнул крестный, глядя на меня взглядом, наполненным глубоким пониманием ситуации.
Последовав его совету, ещё раз приложился к бурдючку, сделав пару добрых глотков. Только после этого вернул живец бородокосому.
Лишь вчера во мне вызывала тошноту одна мысль о постоянном потреблении подобного напитка. А сейчас, продолжая ощущать во рту привкус вина, смешанного с потрохами одержимых, был в нескольких мгновениях от экзальтационной эйфории.
Ещё пару минут ушло на то, чтобы осознать, что ожидаемого чувства всеобъемлющего счастья не наступило. Зато головную боль и слабость как рукой сняло. Потому не стал сильно рассиживаться. Подхватил оброненные вещи, двинулся было к лодке. Но, уже уходя, зачем-то начал забрасывать почти затухший костер песком. Причём понимал абсолютную бесполезность этого действа, ведь на островке гореть особо нечему, пару полянок пожухлой травы, да зеленые кустики. А если огонь все-таки доберётся до них, не страшно, дальше не пойдёт, остров он и есть остров. Но, вопреки голосу здравого смысла, взялся засыпать потрескивающее углями кострище.
— Чегой ты там дурью маешься?! Эх, дал бог крестничка безголового! Бросай с песочком играца, бедовый! — едва схлынула волна радости от встречи, бородокосый взялся за старую, насмешливо-назидательную манеру общения.
— Да иду, иду уже. — чтобы не обострять внимание на непонятном поступке, поспешил перевести разговор на другую тему. — Дядь Прохор, а что там с этой сменой соты? Что происходит в это время? Ты мне об этом не рассказывал.
— Дык, што-што, энто самое и происходит… И впрямь чтоль не сказывал?! Ну энто я маху дал! Да и в той круговерти, што у нас прошлым днём длилася, чегой-то сказывать не можно. Счас, значица, чрез версту есче суша посредь реки будет, тама сядем по-путнему, про всё сказывать и стану. Обо многом надо с тобой нам говорить-то.
Спущенная на воду лодка оказалась выдолбленной из цельного древесного ствола плоскодонной колодой, с наращёнными бортами из хитро переплетенных берёзовых веток. Плавсредства с конструкцией, наподобие этой, видел когда-то давно, ещё в прошлой жизни, на одной из выставок в музее. Правда, ни названия того музея, ни причин, побудивших его посетить вспомнить не удалось.
Несмотря на чудовищный, по современным меркам, труд, вложенный в изготовление сей "каравеллы", назвать её удобной можно было лишь с большущей натяжкой. Несмотря на плоское дно, ширина судна была более чем скромная, чуть не втискиваться приходилось. Зато от носа до кормы оказалось метра четыре, а то и больше. Узость бортов компенсировали длиной, чтобы повысить вместимость лодчонки. Получилось какое-то подобие индейского каноэ с плоским дном.
Уключин или их подобия для таких посудин тут, видимо, ещё не придумали. Пришлось грести тем, что есть. А имеющиеся в комплекте весла оказались непривычно короткими и не особо удобными. Но альтернативой было грести ладошками, так что выбор очевиден.
По мере движения река все больше разливалась вширь и несильное течение, что вначале плавания немного помогало толкать судно, стало еле заметным. Скорость тоже упала, что позволило больше времени уделить окружающему ландшафту.
Мимо проплывали берега, где поросшие лесом просторы чередовались с обширными участками степи. В целом