— Я… часть чего-то, — сказал я. — Чего-то очень старого и очень большого. Нас называют Альфа-Группой.
— Это значение буквы «А»?
— Да.
Она кивнула самой себе.
— Хорошо. И что это?
— Это трудно описать. Лучшим объяснением, вероятно, было бы «Тайное общество», но благодаря Дэну Брауну это теперь вызывает в воображении образы религиозных культов и порталов в другие миры. Тут все немного деликатнее.
— Тайное общество? — сказала она, тщательно выговаривая каждое слово. Она не выглядела удивленной, на самом деле она казалась невероятно спокойной. — Как у масонов?
— Вроде, но не совсем. В наши дни они больше похожи на социальный клуб, чем на что-то другое. Трудно держать это в секрете, когда все знают о существовании.
Ее глаза были сосредоточены на мне, спокойно обдумывая каждое сказанное мной слово. — Итак, что же ты делаешь такого особенного?
Я криво улыбнулся.
— Это не просто объяснить. Мы запустили пальцы во множество направлений. В двух словах, мы стараемся направлять вещи в определенных направлениях.
— Какого рода вещи?
— Все, что мы считаем важным, — ответил я. — Ты должна понять, София, что это не какая-то пустяковая операция. То, что ты видела здесь, — это крошечная часть группы в целом. У нас люди по всему миру. Правительство, финансы, развлечения, все. Каждый участник тщательно отбирается за влияние, которое они оказывают на стол переговоров, и через эту сеть мы можем дергать за любые ниточки, за которые захотим.
Она на мгновение закрыла глаза, зажав переносицу двумя пальцами.
— Не уверена, что понимаю. Я имею в виду, я знала, что ты должен быть замешан в чем-то серьезном, но ты утверждаешь, что это какая-то теория заговора. — Она медленно покачала головой. — Так что, мы говорим о фальсификации выборов и развязывании войн?
Я облизнул губы.
— Это довольно экстремальные примеры. Мы склонны быть немного более сдержанными. Я бы предпочел не вдаваться в подробности, и так нарушаю достаточно правил, но все, что мы делаем, имеет более широкую цель.
— И кто решает вопрос о большей цели? — спросила она с ноткой неодобрения в голосе. — Если то, что ты говоришь, правда, разве ты, по сути, не просто группа людей, которые сговорились использовать твои связи, чтобы делать все, что, черт возьми, ты хочешь?
— Все немного сложнее. Ты судишь о том, чего не знаешь.
— Так объясни, потому что мне кажется, что эта группа, в основном коррумпирована по определению. Неудивительно, что ты и твои друзья настолько богаты.
Я вздохнул. Это было невозможно объяснить сразу. Обычно людей готовили медленно, в течение нескольких месяцев. Мне потребовалось почти четверть года, чтобы полностью осознать все это.
— Все не так. Большинство людей в группе набираются из-за их богатства и власти, а не наоборот. Группа в основном занимается тем, чтобы делать добро.
— В каком смысле?
Очевидно, мне придется рассказать больше подробностей. Я ломал голову в поисках подходящего примера.
— Помнишь город, в котором я тебе рассказывал, что вырос?
Она кивнула.
— Ну, я сделал это своим первым проектом, когда присоединился, еще до того, как приехал в Австралию. Группа творила там чудеса. Мы заставили правительство проложить настоящие дороги, заставили их установить лучшую фильтрацию воды, даже подключили город к электросети. Но сейчас у людей появились лучшие возможности. Конечно, наша работа не такая уж откровенно филантропическая, не думай, что я приукрашиваю ее, но общая цель — устранить вопиющее неравенство, защитить людей, которые не могут защитить себя.
— Но такого рода обязанности принадлежат правительству. Знаешь, людям, которых мы на самом деле выбираем на выборах.
— Ну же, София. Такой умный человек, как ты, не может по-настоящему верить в эффективность правительства, когда дело доходит до защиты личности. Там столько же коррупции, сколько и везде в мире. Посмотри на всемирный финансовый кризис. Миллионы людей были разорены, и все же из этого ничего не вышло. Никто по-настоящему не был наказан, ничего не изменили. И это только верхушка айсберга.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она задумалась.
— Хорошо, это может быть правдой, но, если тебя так волнует жизнь рядового работника, почему ты ничего не сделал с этим?
Я поморщился.
— На самом деле, это больное место для нас. Правда в том, что мы просто не увидели этого достаточно рано. Мы могущественны, но не всеведущи, и нам особенно трудно проникнуть в крупные банки на высоком уровне. Типы парней, которые с удовольствием обманывают людей на миллиарды, обычно не являются теми членами, которых мы хотим завербовать.
Несколько секунд она сидела молча, ее лицо было бесстрастным.
— Ты знаешь меня, — продолжил я. — Ты же знаешь, что я за человек. Неужели так трудно поверить, что у нас действительно могут быть добрые намерения?
Выражение ее лица смягчилось, хотя она все еще казалась несколько неуверенной.
— Допустим, я тебе верю, — сказала она. — Но у меня все еще много вопросов. Например, как тебя не обнаружили?
Я пожал плечами.
— Мы очень хорошо умеем оставаться в тени. У нас было много практики. Этой группе более двух тысяч лет.
Ее глаза расширились.
— Две тысячи?
Я кивнул.
— Такого рода вещи не возникают в одночасье. Мы начали в Древней Греции, отсюда и название, как способ держать правительство в узде, и это как бы выросло оттуда. Демократия тогда была новой, и были… небольшие проблемы. Когда они со временем не исчезли, мы остались рядом. В любом случае, с тем влиянием, которое мы сейчас имеем, держать нашу деятельность вне поля зрения на самом деле довольно легко, если мы не делаем ничего слишком смелого.
— Так что же тогда насчет капитала Фрейзера?
— Это настоящая компания, — ответил я, — но это также наш главный фронт здесь, в Австралии. Венчурные фирмы бросают деньги на всевозможные странные проекты. Наличие его в качестве законного юридического лица значительно облегчает финансирование и руководство нашими операциями.
— Значит, та вечеринка, на которую я пробралась…?
— Встреча для потенциальных новобранцев.
Она кивнула самой себе.
— Правильно.
Теперь, когда первоначальное недоверие прошло, она была намного спокойнее, спокойнее, чем я ожидал. Ее глаза метнулись к моим, и она заколебалась.
— Поэтому я предполагаю, что у такой группы, как эта, вероятно, есть своя доля врагов, — медленно сказала она.
Я мог видеть, к чему она клонит, соединяя точки.
— Мы знаем.
— Враги, которые могут делать такие вещи, как похищение подружек ваших членов?
Мои плечи поникли.
— Это возможно. — Инстинктивно я потянулся, чтобы сжать ее руку, но сумел остановить себя. Больше никаких смешанных сообщений. — Поверь, я ломал голову, пытаясь понять, почему это произошло. Я понятия не имею, на что кто-то может надеяться, взяв тебя.
— Есть ли там кто-нибудь, кто мог бы захотеть причинить тебе вред лично? — Спросила она.
Не то чтобы я не проходил через это тоже тысячу раз, и сейчас, и когда убили Лив, но я всегда возвращался с пустыми руками.
— Не приходит в голову.
Она задумалась еще на несколько секунд.
— Тогда как насчет того, что здесь происходит? Другие исчезновения. Есть ли здесь какая-то связь?
Я на мгновение закрыл глаза, чувствуя новый прилив гнева. После всего, что случилось с Софией, было легко забыть, что на карту поставлено нечто большее.
— Может быть. Те ситуации были немного другими, — ответил я, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом. — Это не были исчезновения. Это были убийства.
Ее рука взлетела ко рту.
— О… Боже, — сказала она, и на этот раз именно она потянулась ко мне. Этот простой контакт казался чудесным, и, хотя я знал, что должен отстраниться, я этого не сделал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Первый случай произошел несколько дней назад. Чарли не явился на встречу. Мы не придавали этому особого значения до следующего дня, когда кто-то пришел к нему домой и обнаружил тело.