так громко, что она услышала.
– Когда начала изучать юриспруденцию, я еще окончательно не определилась, чего хочу от своей жизни. Я была…
– Молода, конечно. А теперь вам, – взгляд в бумаги, – двадцать, почти двадцать один. – В ее голосе не слышится издевки, и тем не менее меня задевает ее сарказм. Естественно, я все еще молода и, вероятно, до сих пор не знаю, захочу ли заниматься своей нынешней работой мечты в течение сорока или пятидесяти лет. Да и откуда вообще знать такие вещи?
Я расправляю плечи:
– Теперь я готова сталкиваться с сопротивлением, чтобы делать то, что мне по-настоящему нравится, причем уже не первый год.
Черт, это сейчас прозвучало решительно или упрямо? Эта женщина выбила меня из колеи, но я не собираюсь откровенничать с ней о своей семейной истории и рассказывать об отце и мечте всей его жизни, в которой я однажды займу его место в фирме и буду делать жутко богатые корпорации еще более жутко богатыми.
– Вы поняли, что учеба требует от вас слишком многого? Потому что у нас работа тоже далеко не простая.
Этого куратора можно назвать нахалкой. Нет, даже нужно. Надо было пойти до конца и принести документы из Оксфорда. Может, я и бросила учебу в середине года, но я была хороша, и документы это доказывают.
– О, и пожалуйста, не подумайте, что мои критичные вопросы как-то связаны с цветом вашей кожи или происхождением. – Дракониха быстрым взглядом проверяет свои когти с красным лаком. Планирует разорвать меня, если я скажу что-нибудь не то, или просто убеждается, что макияж не смазался? Ногти у нее отполированы до блеска. – Я всегда очень обстоятельна. Со всеми соискателями.
А я распознаю мизантропию, когда ее вижу, тут нет необходимости быть специалистом по расизму. Но не стану озвучивать эту мысль.
– Я прервала учебу, потому что не вижу себя юристом. В Оксфорде у меня была возможность выбрать другое направление. – По крайней мере, пока ситуация не накалилась и я не сбежала. – Но я просто не смогла выбрать. Биология, ботаника и зоология интересуют меня не меньше, чем палеонтология, археология и астрономия. Я увлекаюсь всеми областями естествознания. И их все вы объединяете под одной крышей. Поэтому я хочу работать у вас в музее.
Поэтому, а еще потому, что должна самостоятельно финансировать свою жизнь, а совмещать дорогостоящую учебу с работой официантки чертовски сложно. Еще одна вещь, которая не касается этой драконихи.
– Я хочу пробуждать в людях интерес и восхищение к этим темам.
А очень даже неплохо получилось!
Она что-то записывает, скорее всего, что я неуравновешенная, или нерешительная, или что-то другое, чтобы меня оговорить.
– Сейчас вы работаете официанткой? И уже на протяжении года?
– Верно, квартира сама себя не оплатит. – Вдох-выдох, оставайся вежливой, не трать нервы. Я смогу. Упомянуть про собеседования в Лондоне и Эдинбурге, или их она тоже сразу вывернет в негатив? Те собеседования прошли как минимум с уважением, мне просто не повезло из-за большого числа претендентов. – Работа официанткой – это временное решение, и тем не менее за это время я многое выяснила о себе. Например, теперь я знаю, что стрессоустойчива, легко взаимодействую с самыми разными людьми и умею заражать их своим настроением.
– Это, несомненно, очень важно, – откликается дракониха. – Только для нашего музея постоянство гораздо важнее, чем ярко, но быстро сгорающий романтический пыл. – Она делает достаточно длинную паузу, чтобы дать мне прочувствовать укол в ее словах, но слишком короткую, чтобы ответить. – И позвольте мне быть с вами откровенной, Сибил. Со всем уважением к вам… Представлять наши многообразные выставки взыскательной публике, наверное, все-таки не то же самое, что помогать посетителям выбрать, что заказать: сконы[7] или Баттенбергский торт[8].
Ах ты подлая, злобная, высокомерная ведьма!
Зачем она в принципе меня пригласила? Чтобы лично дать понять, что я ни на что не гожусь? Стандартного отказа, по ее мнению, недостаточно, или боится, что в следующем году я попытаюсь еще раз, если оставить во мне хоть искорку горящей надежды? А может, она что-то вроде вампира, питающегося разочарованием бедных людей, которых заманивает к себе?
– У большинства наших кандидатов есть преимущества в виде стажировок и почетных должностей в области естествознания, что доказывает, насколько долгосрочен и серьезен их интерес. Также благодаря практическому опыту ваши конкуренты уже могут оценить, чего им ожидать.
Разумеется. А у меня… нет ничего. Потому что в течение многих лет я мечтала все-таки убедить отца позволить мне мирно идти своей дорогой, вместо того чтобы провоцировать страшную ссору, подав заявление без его согласия. Четыре года назад я попробовала в первый раз. Музей естественной истории Оксфордского университета действительно предложил мне стажировку, но мне было всего семнадцать, я еще училась в колледже и зависела от письменного разрешения одного из родителей. Отец отказался мне его давать, потому что не хотел поддерживать этот «бред». Мама хоть и пыталась его уговорить, но ни ее электронные письма, ни звонки ни на что не повлияли. А к тому моменту как они стали ожесточенно ругаться на эту тему, мамина поддержка скорее уменьшила мои шансы, чем улучшила.
Я была мечтательницей в плохом смысле слова. Ведь моя мечта в конце концов как-нибудь достучаться до отца была наивной, да и спор оказался совершенно неизбежен. Сегодня я все осознаю́, и для этого мне не нужна дракониха, которая сидит с заточенными когтями перед входом в музей и своей ледяной улыбкой сообщает, что здесь мой путь заканчивается.
– Понимаю. Значит, я могу идти? – Предательское жжение в глазах едва не заставляет меня вскочить и броситься прочь из кабинета. Но я не расплачусь перед драконом, потому что он разделывает мою мечту на кусочки, как филе, жарит у меня на глазах, а затем с аппетитом съедает. Раз у меня в любом случае нет шансов, можно отважиться на опасную игру.
– Но сначала позвольте мне прояснить одну вещь, – произношу я, ненавидя собственный голос за то, что он хрипит, дрожит и выдает, как близка я к тому, чтобы разреветься. – Мы плохо знаем друг друга. Вы, наверное, можете судить обо мне исключительно по моим документам, которые я даже не могу предоставить вам в полном объеме. – И отсутствие которых из-за ее презрительного отношения у меня даже не получится объяснить, не рискуя заработать нервный срыв. – Но с вашей стороны было бы честно дать мне шанс доказать вам, насколько