— Это чем же здесь пахнет? — услышала громкое и, вздрогнув, выронила тряпицу, которой заслон прихватывала.
Обернулась — хозяин вулкана стоит в дверях, хмурится. Под глазами круги темные. Это отчего же? У меня такие после болезни появились, но он-то ведь здоровьем пышет. Или не спал всю ночь?..
— Хлеб вот пеку, — сказала просто. — Я ведь булочную держала, до того как… — осеклась было под его взглядом тяжелым, потом продолжила: — Отведаешь?
Вошел на кухню, медленным широким шагом обогнул стол. И хоть сам огромный, ступает легко, будто большой кот крадется.
— Огневик велел?
— Нет. Сама решила. Уж прости за самоуправство.
— Сама, выходит, — протянул.
— Смотрю — хлеба у вас нет, а какое ж начало дня без свежего хлеба… — объяснила отрывисто, сжимая в руках полотенце, которое заместо передника повязала, чтоб платье не запачкать. Отчего-то кухонька показалась совсем крошечной, будто хозяин вулкана все свободное место собою занял.
А он меня выслушал и сильнее прежнего нахмурился.
— Ты, невеста, к обряду должна готовиться, а для готовки здесь Огневик есть. — «Невеста» произносил чуть не насмешливо.
— И как мне к нему готовиться, подскажи? — прищурилась я. — Платья примерять или гобелены вышивать? Не все стены в твоем чертоге еще ими завешаны?
— А хоть бы и вышивать, — протянул, опершись ладонями о стол. Вчера не приметила, а сегодня увидела, что руки у него загрубевшие, будто работает тяжело. Да и рубаха в мокрых пятнах пота липнет к телу, обрисовывает рисунок мускулов на широкой груди и впалом животе…
— Не обучена, — пожала плечами, с трудом отрывая взгляд от представшего глазам зрелища.
Черная бровь хозяина вулкана поползла вверх, будто услышанному не поверил.
— Все девицы вышивать умеют.
Уперла руки в бока и посмотрела на него с вызовом.
— А я вот печь люблю. У меня и булочная своя в селении есть, — повторила еще раз. Вдруг не услышал.
— Была, — напомнил.
— Будь по-твоему — была. — Вздернула подбородок выше и тоже ладонями о стол оперлась. — И что ж с того?
Так и стояли, глядя друг на друга. Видела, как в каждом зрачке хозяина вулкана красная тревожащая искра плещется. А когда жених заговорил, вздрогнула.
— По владениям моим одна ходить не смей. Тебе здесь не хозяйничать. И платье для обряда себе перешей, — велел.
— Да все едино мне, в чем хоронить будешь! — Только хотела из кухоньки выскочить, потянуло гарью. Ахнула, метнулась к печи, заслонку отодвинула, схватила лопату, вынула хлеб, аккуратно переложила на блюдо большое и грохнула на стол перед хозяином вулкана. — Плохого не замышляла. Только и хотела хлебом тебя угостить. У нас в селении принято жениха хлебом встречать.
— Я тебя о том не просил, — был ответ. И ничего в лице хозяина вулкана не изменилось.
Сорвала полотенце, бросила его на стол и после того с кухни ушла.
Поднималась по лестнице, а возмущение изнутри так и жгло. Жалко ему, что ли? Сколько мне на этом свете осталось: два дня, три? Чудовище из-под горы, оно чудовище и есть!
От быстрого шага закашлялась, да так, что пришлось на каменных ступенях усесться, чтоб приступ унять. Когда отпустило, вернулась в покои и сделала глоток микстуры. Кашель недовольно поворочался в груди, но не улегся, а с новой силой напал. Поскорее бы уж обряд свершился, чтоб и эти мучения позади остались. Подошла к камину — от жара кашель не так мучил. Мне и на кухне легче дышать было, не приди жених мой да не выгони.
Поминая нехорошими словами хозяина вулкана, растирала и растирала грудь, чтоб смягчить боль.
* * *
— Тут я, хозяин, туточки, — Огневик, кряхтя, из печи выбрался.
Редрик сложил руки на широченной груди и смотрел на него сердито.
«Плохо дело», — решил дух.
— Зачем ей позволил тут хозяйничать?
— Заспался маленько, — виновато протрещал Огневик, — день-то вчера, того-самого, долгий был. А я пока людей из долины дожидался, пока они костер жертвенный разжигали, пока все положенные слова жрец их говорил, — в этот раз болтливый уж больно попался — на сквозняке вон сколько времени простоял, аж…
— Кухня — твоя вотчина, — прервал Редрик, — вот и хозяйничай. А девица пусть другим чем займется.
— Отчего ж ей печь не позволить, раз охота такая есть у нее?
— Оттого, что ей с прошлой жизнью проститься следует, а как она с ней проститься, ежели будет здесь вертеться? — Редрик не мог не заметить, что платье на невесте ее собственное. Отвергла дары хозяина вулкана.
— Так ведь, хозяин, может статься, ей как раз легче-то и будет, ежели она чем привычным займется…
— Глупости не говори. Проходили это уже. Раду вспомни.
Огневик протрещал что-то невнятное. Раду он хорошо помнил. Слезами девица могла не только вулкан затопить, а и все долины окрест.
— Да ведь не похожа на безумную нынешняя-то невеста.
— Чтоб больше здесь ее не видел, — отрезал Редрик и вышел из кухоньки, хлопнув дверью так сильно, что стол каменный едва ль не подпрыгнул.
Огневик, привыкший к гневу хозяина, покачал головой, посылая россыпь искр к потолку, и принялся за готовку.
С удовольствием из своего укромного угла в горниле печи наблюдал, как невеста хозяина по кухоньке снует. Видел бы сам хозяин — и запрета б не было. А уж ежели б поглядел, как судьбу свою она прошлым вечером встретила, так и вовсе разговора этого не случилось.
Помнил Огневик, как невесты к хозяину шли: иные рыдали, иные в себе замыкались, чтоб уж позже всласть порыдать. А эта… То ли слезы заранее выплакала, то ли с судьбой своей смирилась. Огневик намеренно в печи затаился, чтоб за ней приглядеть. И увидел все, что надобно. Но хозяина ослушаться нельзя, гнев его страшен… А все Рада. Ежели б не она, нынешней невесте хозяин и слова б не сказал. Не за свой проступок девица страдает.
Покачав головой, собрал Огневик на серебряный поднос снедь: миску каши с яблоком, ломоть хлеба ароматного, девицей испеченного, маслом намазал, да кружку молока горячего налил и меда туда добавил. Хозяин теперь все одно есть не будет, хорошая каша пропадет. Огневик пожалел, что самому ему пища без надобности. Ну да ладно, девица, вон, может статься, поест.
Скоро уж около покоев ее переминался. Входил едва ль не со страхом — слез не любил. Но страх оказался лишним — невеста хозяина стояла у окна, и по прямой спине ее и расправленным плечам смекнул Огневик, что слезы лить не собирается. Гневается скорее. Ну да гнев его не пугал. Недаром столько веков около хозяина вулкана провел.
— Поесть вот принес тебе, девица. — Дух, поднявшись на цыпочки, поставил поднос на столик у окна. Думал, откажется, но опять удивила — обернулась, кивнула, поблагодарила и села за стол.
Подняла на него прозрачные голубые глаза, под которыми темнота залегла, и спросила:
— А ты со мной пищу не разделишь разве? Тут ведь на двоих хватит.
Дух от неожиданности рассыпал горсть искр на узорчатый ковер. Обычно-то невесты хозяина едва Огневика замечать старались, все больше, конечно, и вовсе от него шарахались и втихую охранительные знаки из пальцев делали, а уж чтоб пищу разделить приглашали… Такое на памяти Огневика лишь единожды случалось. А теперь, выходит, дважды.
— А мне ж… это… того-самого… еда-то ни к чему, девица, — ответил, застенчиво ковырнув ногой ковер.
— Совсем не ешь? — протянула удивленно.
— Совсем.
— Грустно это, — задумчиво вздохнула.
— Отчего ж?
— А вот так поешь хлеба мягкого, запьешь молоком горячим, уже и жить веселей.
Огневик плечами пожал.
— Огонь — моя пища. Большего и не надо.
Хмыкнула только и за еду принялась. Кашу умяла в один миг, ломоть хлеба с маслом съела и даже пальцы облизала.
— На кленовых листьях определенно лучше бы вышло, — пробормотала, а потом и молоко выпила. Губы салфеткой льняной промокнула и только после того снова на Огневика глянула. — Благодарю тебя. Каши такой вкусной никогда не ела.