Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это представление, на первых этапах смутное, было принято российскими марксистами для определения их отношения к реальному ходу революционного процесса в России. Первым критическим моментом стала революция 1905-1907 гг., которая явно пошла по тому пути, который был отвергнут и осужден К. Марксом и Ф. Энгельсом. Марксисты оказались перед историческим выбором: включиться в эту революцию или остаться верными учению Маркса и противодействовать этой революции («будущему Октябрю»). Фракция большевиков, возглавляемая В.И. Лениным, извлекла уроки из первого акта русской революции и примкнула к революционным народным массам. Меньшевики остались с учением Маркса, к ним потом присоединились и эсеры.
Таким образом, в России одновременно произошли две разные революции. Одна из них — та, о которой и мечтали Маркс и Энгельс. Это революция западническая, имевшая целью ликвидацию монархической государственности и империи, установление свободного капиталистического рынка.
Другая революция — рабоче-крестьянская (советская), имевшая целями закрыть Россию от свободного рынка, отобрать бывшую общинную землю у помещиков и не допустить раскрестьянивания. К этой революции примкнули рабочие с их еще крестьянским общинным мировоззрением и образом действия (например, способом организации в трудовые коллективы и подпольные общины). Такую революцию Маркс и Энгельс считали реакционной, поскольку она прямо была направлена на то, чтобы остановить в России колесо капиталистического прогресса.
Каждое из этих революционных течений имело двух главных врагов: самодержавие и альтернативную революцию. Конъюнктурно они на короткий период могли быть и союзниками (конкретно, в феврале, во время свержения монархии).
Обе революции ждали своего момента, он наступил в начале 1917 г. Масоны завладели Государственной Думой, имели поддержку Антанты, а также генералов и большей части офицерства. Оно к тому времени стало разночинным и либеральным, монархисты-дворяне пали на полях сражений. Крестьяне и рабочие, собранные в 11-миллионную армию, два с половиной года в окопах обдумывали и обсуждали проект будущего. Они уже были по-военному организованы и имели оружие. В массе своей это было поколение, которое в 1905-1907 гг. подростками пережило карательные действия против их деревень и ненавидело царскую власть.
Февральская революция 1917 г. завершила долгий процесс разрушения легитимности государства Российской империи. Те культурные силы, которые стремились поддержать традиционные формы Российского государства (славянофилы в конце XIX в., «черносотенцы» после революции 1905 г.), были дискредитированы и оттеснены на обочину. После Февраля кадеты сразу заняли главенствующее положение во Временном правительстве и вырабатывали его программу, в союзе с большей частью эсеров и меньшевиков. Все они сходились на том, что в России происходит буржуазно-демократическая революция и любая альтернатива ей, в том числе под знаменем социализма, будет реакционной (контрреволюцией).
Февральская революция была переворотом в верхах, проведенным Государственной Думой и генералами. Но она стала возможной потому, что ее поддержала и либеральная буржуазия с частью бюрократии, и солдаты с рабочими. Порознь ни одной из этих сил не было бы достаточно — во всех революциях требуется участие влиятельной части госаппарата. В данном случае революционной была Государственная Дума (включая депутатов-монархистов типа А.И. Гучкова и В.В. Шульгина), большая часть генералитета, армии и полиции, чиновничества. Была и поддержка правительств государств Антанты.
Как и предполагал Ф. Энгельс, «эту революцию начали высшие классы столицы». Ф. Энгельс в своих трудах лишь выразил то, что правящая верхушка Запада и так прекрасно знала (хотя информационно-психологическая поддержка от марксизма была ей очень кстати).
Но февраль развязал руки революции советской. Уникальность русской революции 1917 г. в том, что с первых ее дней в стране стали формироваться два типа государственности: буржуазно-либеральная республика (Временное правительство) и «самодержавно-народная» Советская власть. Это был единственный в своем роде опыт, похоже, его не переживал ни один народ в истории. Два типа государственности означали два разных пути, разных жизнеустройства. Они находились на двух разных и расходящихся ветвях исторического процесса, и люди в течение довольно долгого времени могли сравнивать оба типа — это исключительно эффективный способ познания.
Столкновения между Временным правительством и Советами начались быстро. И кадеты, и меньшевики ориентировались на Запад и требовали продолжать войну. В ответ уже 21 апреля 1917 г. в Петрограде прошла демонстрация против этой политики правительства; и она была обстреляна — впервые после февраля. Как писали, «дух гражданской войны» повеял над городом.
Да, вялотекущая гражданская война началась в момент Февральской революции, когда произошел слом старой государственности (в апреле 1917 г. крестьянские волнения охватили 42 из 49 губерний европейской части России). Но это была война не с монархистами — вот что важно понять! Это была война «будущего Октября» с Февралем. Произошло то «превращение войны империалистической в войну гражданскую», о котором говорили большевики. Они это именно предвидели, а вовсе не «устроили» — никакой возможности реально влиять на события в феврале 1917 г большевики не имели. Накануне Февраля в организациях партии большевиков работало около 10 тыс. человек, а большая часть руководства находилась в эмиграции или в ссылке.
Стихийный процесс продолжения траектории российской государственности от самодержавной монархии к советскому строю, минуя государство либерально-буржуазного типа, обрел организующую его партию (большевиков) после февраля — в момент Апрельской конференции их численность оценивалась уже в 50 тыс. Отвергая западнический либерально-буржуазный проект, рядовые консерваторы-монархисты (и даже черносотенцы), да и половина состава царского Генерального штаба, после февраля пошли именно за большевиками.
Монархия капитулировала без боя. С февраля в России началась борьба двух революционных движений. Более того, на антисоветской стороне главная роль постепенно переходила от либералов к социалистам — меньшевикам и эсерам. И те и другие были искренними марксистами и социалистами, с ними были Г.В. Плеханов и В. Засулич. В это же надо наконец-то вдуматься! Они хотели социализма для России, только социализма по-западному, «правильного». А в России народ был «неправильный». Если взглянуть на дело со стороны меньшевиков-марксистов, то Октябрь выглядит событием реакционным, контрреволюционным переворотом. В этом они были верны букве марксизма, прямо исходили из указаний К. Маркса и Ф. Энгельса. Февральская революция в России произошла согласно теории Маркса, а Октябрьская — вопреки этой теории.
Замечательно это выразил основатель итальянской компартии (тогда социалист) А. Грамши в статье «Революция против „Капитала“» (5 января 1918 г.): «Это революция против „Капитала“ Карла Маркса. „Капитал“ Маркса был в России книгой скорее для буржуазии, чем для пролетариата. Он неопровержимо доказывал фатальную необходимость формирования в России буржуазии, наступления эры капитализма и утверждения цивилизации западного типа… Но факты пересилили идеологию. Факты вызвали взрыв, который разнес на куски те схемы, согласно которым история России должна была следовать канонам исторического материализма. Большевики отвергли Маркса. Они доказали делом, своими завоеваниями, что каноны исторического материализма не такие железные, как могло казаться и казалось» [216].
Нестабильное равновесие, возникшее после октября, сломали прежде всего эсеры. Признав советскую власть, Учредительное собрание блокировало бы гражданскую войну. А вот если бы большевики сдались Учредительному собранию, война все равно была бы неизбежной. Шанс на выход из тупика давал именно и только советский проект (хотя какие-то его вариации были возможны, но и те были загублены левыми эсерами). Эсеры и объявили Советской власти гражданскую войну, а подполковник В.О. Каппель был их первым командиром (его недавно перезахоронили с воинскими почестями и хоругвями как якобы монархиста).
Большевики ушли от марксизма не только в том, что исходили из иной картины мироустройства, осознали природу капиталистической системы «центр — периферия» и цивилизационный смысл русской революции. Они ушли и от присущего марксизму механицизма во взглядах на исторический процесс. Они мыслили уже в понятиях перехода «порядок — хаос — порядок» и верно оценивали значение момента и движения. Помимо верной оценки движущих сил русской революции они умело действовали в «точках бифуркации», в моменты неустойчивых равновесий.