Пиджак и рубашку им удалось с него стащить, но за штаны Олег боролся как лев и отстоял их: когда в один из мгновений им удалось спустить их с него, он тут же натянул их обратно. Тут снова замигала мигалка, я вынужден был отвести глаза и увидел, что Конопенко с вороватым видом дожирает отбивную Кнежевичу. Воистину, кому что.
- Поаплодируем мужественному молодому человеку! - призвал ведущий, когда Кнежевич, одевшись, тяжело плюхнулся на свой стул и залпом выпил второй бокал шампанского, а девицы проследовали в кухню.
Снова заиграла бодрая музыка, но Кнежевичу было уже не до танцев. Напившись шампанского, он разошелся вконец.
- Все, мужики, пора б...ей снимать. Ради чего мы сюда пришли, в конце концов? Смотрите, какие телки появились!
Мы посмотрели в указанном им направлении. Действительно, в кафе за самым дальним столиком уселась новая компания: две эффектные девушки, высокие, загорелые, с длинными волосами, одна блондинка в бирюзовом, другая брюнетка в белом, и два квадратных молодых человека в темных очках на невыразительных физиономиях.
- Мужики, снимаем этих телок, зовем их в номер и устраиваем там Камасутру. Только чур, блондинка моя.
То ли я постарел, то ли поумнел, но предложение ни с того ни с сего вступить на тропу безудержного разврата не вызвало у меня особого воодушевления. Я отчетливо помню, что в этот момент мне внезапно захотелось уйти. Уйти от этого грохота, от мигающих огней, сигаретного дыма и хохочущей публики на свежий воздух, к морю, к себе в домик, на улицу - куда угодно. Почему я не встал и не ушел?
- А почему ты думаешь, что они пойдут?
- Да это ж шлюхи, сразу видно! Профессионалки! А эти двое - их сутенеры. Пошли, Серега, чего ждать! Снимем их, пока другие не перехватили!
Я вновь попытался воззвать к рассудительности, но получил сокрушительный отпор:
- Вот потому, Серега, что ты такой правильный, ты никогда и не имел успеха у женщин!
"Да ну его на хрен, -- подумал я. - Пусть снимает, кого хочет, козел".
Дальнейшее и сейчас представляется мне, как дурной сон. Не дождавшись моего согласия (Конопенко тоже отрицательно качал круглой головой), Кнежевич вскочил и быстрым шагом пошел к столику, за которым сидела блондинка. Последовала пантомима (расслышать что-либо, ясно дело, было невозможно): Олег подошел, улыбнулся, наклонился сперва к блондинке, потом к ее спутнику, потом засунул правую руку в карман брюк и вынул оттуда смятую купюру, разглядеть достоинство которой мне не удалось, потом оба квадратных качка приподнялись со своих мест, и вдруг страстный призыв певицы "Люби меня по-французски", лившийся из динамиков с громкостью не менее 100 децибел, перекрыли два истошных крика:
- Ты что, падла е....я, мою жену за б.... принял???!!!
- Мужики, линяйте, она не шлюха!!!
Последний вопль принадлежал Олегу и обращен был к нам. Начиналась драка, и, конечно, наиболее разумным было бы уйти; но разве мы были б достойны называться мужиками, если б бросили друга?
Мы сорвались с места и бросились выручать Олега. Я опередил Конопенко и подбежал первым, схватил за плечо одного из качков, наседавших за Кнежевича, развернул его и попытался ударить, но не успел. Я вырубился сразу - мне въехал по шее профессионал. Как я знаю из рассказов друзей, всю драку я пролежал под столом в бессознательном состоянии. Сам я ничего не помню, и очнулся уже в белгород-днестровской больнице с диагнозом "легкое сотрясение мозга" и "множественные ушибы". Здоровяк Конопенко вообще отделался сломанным мизинцем правой руки, выбитым зубом и фонарем под глазом, но больше всего досталось Кнежевичу, провалявшемуся неделю на больничной койке.
Зато когда мы вели его под руки - с ногой в гипсе и головой в бинтах к поезду, он весело шутил, не потеряв бодрости духа:
- Это все ничего, до очередной свадьбы заживет! Зато как оторвались, мужики! Будет что вспомнить!
- Это точно, -- отозвался Конопенко. - Незабываемые ощущения!
Я протянул проводнице билеты и вздохнул.
Но, с другой стороны, теперь я стал героем фольклора - а это тоже чего-нибудь да стоит.