Читать интересную книгу Дети улиц - Берли Доэрти

6

Кончик

Поначалу Джим не умел отличать мальчиков друг от друга. У всех были одинаковые худые лица землистого цвета и темные ввалившиеся глаза, и все они были одеты в одинаковые серые колючие одежды и кепки. Все были пострижены и причесаны на один манер, за исключением того мальчика, который заговорил с ним во дворе. Его волосы были дикими и жили своей жизнью. Он обнаружил, что наблюдает за этим мальчиком, поскольку тот был единственным, кого Джим мог отличить, но это было задолго до того, как он заговорил с ним. Это было задолго до того, как Джим почувствовал желание поговорить с кем-нибудь. Он словно оцепенел и замкнулся в себе, но однажды утром в классной комнате Кончик заговорил с ним и стал для Джима другом, которого тот уже и не надеялся тут завести.

Классная комната, в которой мальчики проводили каждое утро, представляла собой длинное и мрачное помещение, на каждой парте стояли свечи. Маленькое окно было закрашено, чтобы мальчики не выглядывали наружу. В одном конце комнаты был очаг с висевшими вокруг простынями, от которых шел пар. Несколько старух время от времени подходили проверить их, вешали мокрые и забирали сухие. Это были прачки, которые стирали белье для богатых людей. Время от времени женщины сидели у огня, вполголоса переговариваясь, несмотря на то что шли уроки, иногда они отпускали замечания мальчикам или выкрикивали неправильные ответы на вопросы глухого школьного учителя.

Под потолком было четыре большие арки с написанными на них буквами, и мистер Бэррек начинал каждый день, указывая на арки и прося одного из мальчиков прочитать написанные на них слова.

– Бог добр, Бог свят, Бог справедлив, Бог есть любовь, – нараспев выкрикивали женщины, прежде чем мальчики успевали ответить, – иногда в неправильном порядке, просто для развлечения, толкая друг друга локтями и покатываясь со смеху.

Однажды утром настал черед Кончика отвечать на вопрос, он повернулся к женщинам и протянул руку, предлагая им ему помочь, но те лишь отрицательно покачали головами и надули губы, сотрясаясь от еле сдерживаемого смеха, и Кончик, застигнутый врасплох, громко расхохотался. Мистер Бэррек схватил его за отворот курточки, приподнимая над полом.

– Не над чем здесь смеяться, – закричал он.

– Да, сэр, не над чем, – согласился Кончик, и тут же получил новую встряску.

Женщинам понравилось.

Оставшуюся большую часть утра мистер Бэррек читал мальчикам вслух, расхаживая взад-вперед между рядами, из-за чего пламя свечей трепетало, а его черная тень плясала на стенах. В руке у него был скомканный конец узловатой веревки, которой он размахивал, прохаживаясь между рядами, и время от времени ударял ею по партам, чем заставлял мальчиков вскакивать от испуга. Иногда он останавливался и указывал на мальчика, который должен был встать и повторить только что услышанное предложение. Если он ошибался, мистер Бэррек взмахивал узловатым концом веревки и наносил удар по рукам мальчика.

Отвлекаясь от чтения вслух, мистер Бэррек кричал одному из мальчиков принести ему старый потрепанный «Учебник правописания» авторства доктора Мейвора, а затем тыкал пальцем в первого попавшегося мальчика.

– Назови по буквам слово «дымоход»! – кричал он, загодя начиная замахиваться веревкой.

Однажды утром мальчикам дали мел и грифельные дощечки. Их принес в подарок один из посетителей. Они сидели за партами и хотели побыстрее их опробовать.

– Теперь можете писать! – сказал им наконец мистер Бэррек, устраиваясь на высоком табурете за своим столом и похрюкивая от усердия.

Кончик поднял руку:

– Пожалуйста, сэр, скажите, что нам писать?

– Говори громче!

– Что нам писать? – проорал Кончик.

Мистер Бэррек заорал в ответ:

– Что вам писать? Отче наш, уж будьте так любезны!

Джим рискнул бросить взгляд на мальчиков, когда они склонились над своими заданиями, а дыхание курилось над ними из-за холодного утреннего воздуха. На душе было холодно и одиноко, он чувствовал себя смущенным и испуганным. Рядом с ним сидел Кончик и скрипел мелом, водя им по грифельной доске и растягивая неаккуратные буквы. Работая, он высунул кончик языка между зубами. Мальчик скосил взгляд на Джима.

– Чего ты не пишешь? – прошептал он.

– Не умею, – прошептал в ответ Джим. – Я никогда не умел писать.

– Да ладно, это просто! – Брови Кончика взметнулись вверх и исчезли в копне волос. – Просто води мелом по доске, вот так. – Он принялся за дело, и мел заскрипел. – Вот! – Он откинулся на спинку парты, ликуя, сдул с дощечки оставшиеся от мела крошки, а затем показал Джиму.

– Здорово, – согласился Джим. – И что это значит, а?

Удивленные брови Кончика снова метнулись под копну волос.

– Не знаю! Я не умею читать!

Джим прыснул в ладошку, и мистер Бэррек вздрогнул и проснулся, а затем похромал по проходу прямо к Джиму.

– Смешно тебе, значит?

Джиму показалось, что он примерз к сиденью. Губы его слиплись, словно между ними образовался лед.

– Нет, он не смеялся. Это все я. – Кончик вскочил, когда учитель уже взмахнул веревкой, готовясь опустить ее на вытянутые руки мальчика.

Женщины, складывавшие у огня простыни, закудахтали. Мальчики, пока все это происходило, сидели в полной тишине, глядя прямо перед собой и сложив руки на партах.

Мистер Бэррек возвышался над Джимом, словно башня.

– Что он тебе сказал?

Джим заставил себя подняться, ноги его дрожали, будто тростник на ветру.

– Он сказал, что не умеет читать, сэр, – прошептал он, а потом был вынужден крикнуть это несколько раз, пока мистер Бэррек его наконец не услышал.

– Не умеет читать! – пролаял учитель. – Не умеет читать! Конечно, он не умеет читать! Какой смысл учить таких мальчиков, как он, читать? Зачем любому из вас чтение или письмо, вы, жалкие грешники? – Он снова схватил Кончика за руку и хлестнул по ней веревкой.

Джим покосился на Кончика, боясь сказать хоть слово. Он видел, что мальчик вот-вот расплачется, что он прячет ладонь под мышкой.

– Пиши! – пролаял мистер Бэррек, и Джим схватил мел и начал яростно карябать им по дощечке – точно так же, как делал Кончик.

Когда то утро закончилось, мистер Бэррек велел мальчикам принести инструменты. Громко хлопая партами и топая ботинками, они побежали к большим шкафам в конце комнаты, только для того чтобы на них накричали и заставили проделать то же самое в тишине.

– Мне бы все равно досталось, – пробормотал Кончик, обращаясь к Джиму, когда поднялся шум. Глаза у него все еще были влажными.

– Больно было? – спросил у него Джим.

Мальчик в ответ кивнул.

– Если Бэррек один раз ударит, то будет бить всегда, – сказал он, подул на руку и снова спрятал ее под мышку. – Каждый день, если сможет. Главное, не позволить ему начать. Скажи Бэрреку, что это сделал Кончик, если он будет тебя за что-то ругать. Кончику все равно достанется, так что не стесняйся.

На парту перед ними поставили барабан, один на двоих, и Кончик приподнялся, потянувшись за палочкой. По взмаху руки учителя зазвучала мелодия гимна, настолько громкая и заунывная, что прачки выбежали из комнаты, зажимая уши. Ничего подобного Джим никогда прежде не слышал. Кончик легонько стукнул его палочкой и прошептал, что нужно бить с другой стороны барабана. Сначала Джим ударил легонько. Он наблюдал за Кончиком, пытаясь определить ритм в этой какофонии звуков, видел, что все мальчики пытаются что-то напевать – маленькие черные дыры их ртов открывались и закрывались в грохоте барабанов, а пламя свечей трепетало и плясало, словно маленькие белые дьяволята.

– Что ты говоришь? – прокричал Джим, приблизившись как можно ближе к Кончику.

– Ненавижу это место! – услышал Джим голос мальчика, слабый и жалобный в этом грохоте. Он закрыл глаза и колотил по барабану в такт каждому слову: – Я ненавижу это место! Бом, бом , бом, бом.

– Я тоже, – согласился Джим. – Бом, бом, бом. – Он закрыл глаза и запрокинул голову. Он кричал во тьму, открывая рот, выпуская на волю сдавливавшие горло слова. – Хочу к папе. Хочу к маме. Бом, бом, бом. Хочу к Эмили. Бом, бом, бом. Хочу к Лиззи. Бом, бом, бом-бом, бом ! Я хочу вернуться домой .

Мистер Бэррек поднял руку, и звук прекратился, словно его разорвали на клочки. Повисла тишина – вязкая, плотная тишина. Джиму показалось, что все его мысли рухнули в нее, а затем успокоились. Ему стало легче.

7

Дикая птица

– Джозеф, сколько вы здесь находитесь? – спросил как-то Джим сутулого человека во дворе.

– Нахожусь здесь? – Джозеф повернул голову и покосился на Джима. – Иногда мне кажется, что я здесь родился. Другого места я не знаю, сынок. Да и это место не знаю тоже. – Он пододвинулся к Джиму поближе, чтобы повернуть голову и посмотреть на длинное высокое здание с рядами зарешеченных окон. – Я не был в комнате для женщин, хотя давным-давно я, вероятно, бывал в детской, я так думаю, вместе с матерью. Я был среди тех, кто находится в лазарете. Но здесь столько извилистых коридоров, мансард и вообще мест, где я никогда не был, Джим. И не хочу туда попадать. Это место – словно целый мир. – Он развел руками. – Целый мир.