Читать интересную книгу Бог ищет тебя - Лола Елистратова

– Как же мне быть? – спросила Лиза тоненько.

– Танцуй. Танцуй, как нарцисс, колеблемый ветром, как отражение белой розы в серебряном зеркале. Ты похожа на белую бабочку.

Лиза подняла голову.

– Ты совершенно как белая бабочка. Танцуй, и сквозь облако кисеи луна улыбнется тебе, как маленькая царевна с глазами из янтаря. Живи, принцесса Саломея, закутанная в желтое покрывало.

Жар-птица нагнулась над девушкой и провела золотым крылом по ее векам:

– А пока спи. Слышишь, закрывай золотые глазки. Не горюй и спать ложись, а я спою тебе песенку, – она присела на край кровати и пропела:

Еще один огромный взмах -И спят ресницы.О, тело милое! О, прахЛегчайшей птицы!

Сон, как фата, опустился на Лизу, а голос все спрашивал издалека, за гранью реальности:

Что делала в тумане дней?Ждала и пела…Так много вздоха было в ней,Так мало – тела.

Удостоверившись в том, что девушка спит, ангел отошел к окну и сообщил застывшим фигурам, ждущим его на крыше собора:

– И спит, а хор ее манит в сады Эдема, как будто песнями не сыт уснувший демон.

Ночь.

Темнота.

Пустая комната.

5

АРАБЕСКА

Наутро Лиза Кораблева открыла глаза и поняла, что весна действительно началась. Не вставая с постели, она протянула руку за газетой и стала искать в разделе анонсов рекламу школы танцев. Выяснилось, что таких школ сколько угодно: приглашали учиться классическому балету, и танго, и стрип-пластике, и танцу живота – в последнее время это стало модно.

Немного поколебавшись, Лиза сняла телефонную трубку и набрала номер, под которым было написано: «Восточные танцы. Раскрывают красоту и грацию женского тела. Для любого уровня подготовки».

– Пожалуйста, приходите, – ответил нежненький голосок: то ли симпатичная девушка, то ли женственный молодой человек. Впрочем, какая разница? – Занятия сегодня, в час дня. Только не надевайте, пожалуйста, туфли на шпильках, а то у нас красивый паркетный пол, и мы его бережем.

– Какие уж тут шпильки, – сказала Лиза. – Я и босиком-то не знаю, смогу или нет.

– Ничего страшного, – утешил ласковый гермафродит. – Все получится. Приходите обязательно, и увидите. Значит так, пойдете по Гороховой… Вы от какого метро будете идти? От «Сенной»?

– Я пойду от Исаакиевской площади.

– Прямо там и живете?

– Угу, – ответила Лиза.

– Нормально, – бодро прокомментировал бесполый голосок. – Тогда пойдете по переулку Антоненко, с Мойки, или по Гривцова, до «Котлетной». «Котлетную» знаете?

– Нет, – сказала Лиза и засмеялась.

– Короче, мы за «Котлетной», во дворе. Строение четыре. Увидите, будет написано «Товарищество режиссеров». На домофоне наберете восьмерку.

«Естественно, восьмерку», – подумала Лиза и спросила:

– А почему товарищество режиссеров?

– Все, музыку включили, – сообщил андрогин. – Мне надо идти танцевать.

– Ну, тогда, конечно. Идите, – с уважением согласилась она и повесила трубку.

Выходя из номера, она задержалась в коридоре перед дверью, на том месте, где вчера рассталась с Димой. Отчего он не поцеловал ее?

Но ведь они очень мало знакомы.

Какая разница? В наше время все только так и делают.

А ей хотелось, чтобы он ее поцеловал.

Ну и поцеловала бы его сама.

Я? Вот этого чужого человека? Нет, невозможно. Я его не люблю. Я люблю Андрея.

Хотя нет, Андрея я тоже не люблю.

Окончательно запутавшись в своих рассуждениях, Лиза бросила эти мысли и пошла искать «Котлетную».

Мартовский Петербург растекался крупными слезами луж. Вокруг таяло, хлюпало; в подворотнях, по которым пробиралась Лиза, грязи было по колено. Места были мрачные, непривлекательные: разворошенный муравейник, темные переходы и дворы-колодцы, кошмарный Петербург Достоевского, спрятанный за чистыми фасадами Гороховой улицы. Где-то под крышей, за глухой стеной, комната-сундук горячечного Раскольникова. Маслянистая старуха-процентщица в луже крови, Сенной рынок – нищий угар ушедшего столетия, холерный бунт и пьяные убийства. Все они отражались в глубоких голубых лужах, подернутых ледком.

Но Лизе в то утро это было безразлично: лишь бы не промочить тонкие ботинки. Она не без труда нашла вывеску «Товарищество режиссеров» и остановилась в недоумении.

Перед ней было две лестницы: первая спускалась в полуподвал, а вторая, хлипкая, шаткая, сделанная из изогнутых металлических прутьев, взбиралась по стене дома, словно вела в никуда.

Лиза постояла минуту в нерешительности, переводя глаза с одной лестницы на другую. А потом даже плечами пожала от досады на саму себя: ну конечно, вот же он, домофон, за тремя ступеньками, ведущими в полуподвал, да и как можно было сомневаться? Она нажала на восьмерку и вошла в раскрывшуюся дверь, но некоторое время странный образ извилистой лестницы, ведущей вверх и в никуда, еще преследовал ее.

Урок уже начинался.

Несколько девушек перед широкой зеркальной стеной, яркие блестящие юбки, много бисера и мониста, мониста… Пробные шаги вдоль зеркала, звон монеток на платках, повязанных вокруг бедер. А потом польется восточная музыка, сладкая, как варенье из ширазских роз, и пьяная, как первая капля запретного вина; вступят бубны, а за ними – гулкие барабаны, думбеки: удар, еще удар.

– Девочки, по местам. Разминка запястий.

Тонкие, узкие запястья порхают, выгибаются:

вниз – вверх. Мелко движутся, играют длинные пальцы в кольцах. Ладонь раскрывается, как лепестки цветка.

– Еще тянем, еще, с усилием.

И – приседаем на два счета, копчиком давим в пол; поднимаемся на полупальцах, макушкой ищем в потолке точку, которая закрепит нас, когда мы закрутимся вокруг своей оси. Плие-релеве, плие-релеве… А руки открыты, высоко, не прячемся, показываем себя всем, пусть будет видно даже тем, кто на галерке. Гнем, тянем: до боли, с усилием. Вот так – через боль, через напряжение – приходит и раскрывается женственность, словно распускающаяся роза, а музыка уже звенит, рыдает, дробью рассыпаются дарабуки:

– Хабиби, хабиби… Любимая…

И – по хлопку – вперед! Давай, пошла, поплыла: в пальцах – жемчужинки, на голове – корона, нос вверх, зубы сияют. Три мелкие шажка вперед, в диагональ; другая диагональ, третья… Прокрутилась вокруг своей оси – замерла, кисти рук перед лицом, поводила из стороны в сторону подбородком: я стесняюсь. Прокрутилась еще раз, пококетничала плечами: ах, как же я стесняюсь…

Талия извивается, качаются бедра, и волной плывут волосы, и глаза, Лиза, – глаза.

– Где твои ресницы?

– Следи за положением ресниц.

Танец – это не набор движений, а состояние души. Мы не просто заигрываем с публикой, мы показываем себя. Показываем женщину, неповторимую, творческую; показываем личность. Бедра плавно движутся, поочередно опускаются то прямо, то сбоку: уходит зажатость, сексуальная подавленность. Сверкают волосы, движется гибкая шея, грациозно вздрагивает грудь: мы свободно общаемся с миром, мы познаем себя.

Я познаю себя.

– Научи меня радости жизни, – попросила женщина у Бога, и Бог научил ее танцевать.

Ах, как мы кокетничали плечиком: смущались, стеснялись, а вот, еще раз прокрутилась – и хоп! мелкая тряска грудью, рассыпучий бисер. Глядите, я и не думала стесняться. Смотрите, все смотрите, какое платье, какие волосы… Полюбуйтесь: заструились руки – полюбуйтесь, какая фигура…

Хабиби, хабиби… и пошла, поплыла – во-он к тому мужчине за столиком… Соблюдай диагональ, Лиза, не закрывай себя руками, они же хотят видеть тебя. Они заплатили за это, Лиза, и теперь смотрят – все они смотрят на тебя из-за столиков, отставили в сторону коньяк, потушили сигареты, затаили дыхание. Так давай, заводи, твори: пальцами, глазами, животом, волосами – зажигай, доводи их до исступления.

И опять густо вступают барабаны. Пластичная, медленная волна: я восточная женщина, никуда не спешу, я довольна собой, я… – и вдруг хоп! резкий удар бедром под ритмичную дробь: вправо, влево, быстро, словно коснулась барабана, обожглась, отлетела в другую сторону, коснулась опять. А потом бедрами – восьмерка – ну конечно, восьмерка, что же еще – наружу и внутрь, медленнее, быстрее; фигура разнообразится движением запястий, руки взлетают вверх, и живот ритмично ходит туда-обратно. Они не смогут отвести глаз от твоего живота, Лиза, твой живот, Лиза, – Изида, Иштар, Мать-Земля, Афродита, вечно влажная, вечно плодородная.

– Молодец, – скажет темная танцовщица. – У тебя отлично получается. Как тебя зовут?

– Лиза.

– Ты, Лиза, когда закончишь курсы, сможешь неплохо зарабатывать. Будешь танцевать в ресторанах.

– Да нет, я так, для себя…

– Ладно тебе, лишние деньги никому не мешают. Будешь танцевать, – и в зал: – Девочки. Работаем дальше.

И от того, как они, красивые, поплывут в диагональ, от этого простого «девочки», наступит сладкая эйфория – вот оно, мировое сообщество красивых женщин, и я тоже принадлежу к нему, я танцую вместе с ними: в пальцах – жемчужинки, на волосах – корона – танцую перед мужчинами, которые потушили сигареты и затаили дыхание. И живот пульсирует туда-обратно, движутся вверх-вниз ягодицы, беснуются бедра: «тарелочка», «бочка», удары наискосок, с согнутым коленом. Я танцую и отражаюсь в широком зеркале, а они смотрят на меня из-за зеркала, смотрят и умоляют: