Читать интересную книгу Сеньор Вольто - Люциус Шепард

Я так разозлился на упорство Эспиналя, что вырвал из кобуры его пистолет, намереваясь застрелить его, но шаги в коридоре пробудили мое желание самосохранения. Молодой охранник с тонкими усиками легко шагал к камере. Когда он подошел ближе, я выступил вперед и приказал ему отпереть другие камеры, приказ, выполнять который он стал не раздумывая. Семеро изможденных, унылых заключенных выбралось в коридор, глядя на меня со страхом и изумлением. Я связал и вбил кляп охраннику и усадил его рядом с Эспиналем. Потом, повернувшись в заключенным, я сказал им, что спасение рядом.

x x x

На вершине зеленой горы, что возвышается рядом с городом Трухильо, и большую часть времени прячется в тумане, загородившись циклонами, стоят антенна и электростанция, принадлежащие кабельной компании "Каблевизион", что обслуживает регион, и расположена хижина их некрашеных досок с жестяной крышей, где живут сторожа, Антонио Оубре и его жена Суйяпа, друзья семьи уже много лет. Именно сюда я и направился, устроив свой побег, который оказался не столь трудным подвигом, как кто-то может вообразить. Будучи знаком с Эспиналем больше десяти лет, я знал, что он защитил себя, отдав на сохранение своему адвокату свидетельства против разных своих компаньонов, которые должны были быть опубликованы в случае его безвременной смерти. Двое из моих товарищей по побегу поволокли с собой Эспиналя, я приставил пистолет к его голове, и так мы прошли через главные ворота тюрьмы без какой-либо задержки со стороны людей, которые не могли позволить нам его убить. Мы втиснулись в машину Эспиналя и я покатил на запад в сторону Ла Сейбы. Отъехав на три мили от города, я остановил машину, вручил ключи какому-то продавцу кокаина с кровоточащими выбитыми зубами, засунул за пояс пистолет Эспиналя, взял в руки его скотский шокер и начал взбираться сквозь джунгли к вершине горы. У меня не было иллюзий относительно будущего Эспиналя, когда я оставил его на милость тех, над кем он издевался. Они оставят его в живых на какое-то время, чтобы гарантировать свою безопасность, но судя по злобному интересу, с которым они на него поглядывали, я понял, что в конечном счете его ждет расплата. Я надеялся, что они не станут торопиться, что они, как и он сам, полностью исследуют страшный потенциал человеческой нервной системы... хотя необходимость диктовала, чтобы они не были чересчур основательны в своем воздаянии. Они его долго не переживут. Рано или поздно, но машину засекут, и, так как сбежавшим заключенным редко предоставляется возможность сдаться, шансы были хороши, что они не выживут и не смогут сообщить о моем местонахождении.

Хотя они были наркодельцами и не заслуживали симпатии, я чувствовал вину за то, что манипулировал этими людьми. Такое циничное безразличие к жизням, даже к таким недостойным жизням, как эти, не было в моем характере; однако с того мгновения, как Эспиналь, начал пробовать на мне свой скотский шокер, я, казалось, перестал быть самим собой, что мои обычные тенденции были низвергнуты и что мои слабости стали оплотом спокойной целеустремленности, что становилась непрерывной доминантной с каждым разрядом. Но пока я взбирался по тропе, мое самообладание несколько приугасло и я стал ощущать каждую болячку, накопившуюся после пыток Эспиналя. Туман закрыл луну и звезды. Темнота, тихие звуки ночи, опасность ягуаров и диких кабанов, все это заиграло на моих нервах. К тому времени, когда я достиг вершины, после четырех часов на тропе, небо побледнело, а я выбился из сил.

На вершине дождило. В воздухе висела холодная сырость. Везде были лужи, земля была мерзко глинистой, изъезженной следами шин. Возвышаясь над туманом возле домика Каблевизион, антенна, казалось, приобрела магический аспект, напоминая четырехступенчатую стальную лестницу, поднимающуюся в неспокойное пространство взвихренной серости. Рядом с нею постукивала и жужжала электростанция - зеленый прямоугольник из бетона. Никакого дыма не поднималось из труб домика, старенького пикапчика Хюндай, принадлежащего Антонио, не было видно, и я предположил, что Суйяпа укатила в город на ранний базар. Опустошенный от надежды и энергии, каким я был в своей камере, я уселся на камень возле ограды прямо на краю вершины и уставился вниз на море тумана. Я различил странные фигуры, движущиеся в нем, приписав их неправильностям восприятия, вызванным моим обессиленным состоянием, но когда солнце поднялось выше и выжгло прочь туман, обнажив склон горы, город, раскинувшийся на полумесяце залива, и, ближе к горизонту, узкую полоску земли, что образует мыс Гондурас, эти эфемерные фигуры стали более материальными, хотя все еще плохо определенными, сотни и сотни их плавали в воздухе, полупрозрачные, как медузы. Я подозревал, что они могут быть сродни теням, что я видел выходящими из материальных тел Эспиналя и других охранников, и поэтому могут послужить ключами к тому, что может случиться со мной; и я тогда стал осмысливать факт, что каждый раз, когда я получаю разряд электричества, тени становятся яснее. Я задумался, не сделает ли их очередной разряд еще четче.

Перспектива применить скотский шокер Эспиналя к себе, чтобы проверить гипотезу, далась мне нелегко, однако она не казалась совершенно абсурдной. С самого начала я ощутил ту же волну предвидения, которую почувствовал, когда увидел Эспиналя, входящего в мою камеру, как если бы кто-то внутри меня желал этого, и это ощущение перевесило все мои опасения. Я закатал штанину, приставил кончик шокера к бедру и, чуть поколебавшись, нажал на спуск. Когда я очнулся - а период прихода в себя был гораздо короче, чем ранее - то, что я увидел, заставило меня переосмыслить не только мое понимание всего того, что случилось со мной, но также и мои базовые предпосылки о природе мира.

Мы живем, леди и джентльмены, на дне воздушного океана. Это избитая метафора, но тем не менее она верна. Мы проживаем на глубине, поспешно, как крабы, бегая по дну, наше зрение ограничено тем, что мы видим перед собой, мы не замечаем мириадов пловцов над нами и вокруг нас, мы верим, что мы одни. Если б я сидел на вершине до моей конфронтации с Тито Обрегоном, я не увидел бы ничего, кроме голубого неба и белых облаков, громоздящихся на горизонте, сверкающего моря, города, пальмовых и фиговых деревьев и другой растительности, заполняющей склон горы, теперь же вместо этого я увидел мириады этих воздушных пловцов, бесчисленные тысячи. Плывущих, ныряющих, парящих. Они сохраняли свою прозрачность, однако были всех оттенков - нюансы красного, синего, желтого и зеленого - и являли подлинное скопище форм, наподобие лихорадочной фантазии из головы Босха или Брейгеля. Преобладающими среди них были слегка изогнутые, приблизительно округлые создания, окаймленные ресничками, бледно-коричневыми в крапинку по цвету, от шести до восьми дюймов диаметром и тонкие, как тортильи, которых я стал называть мельхиорами, потому что они походили на испещренный печеночными пятнами скальп моего дяди с материнской стороны Мельхиора Варелы; однако были видны и многие другие виды. Некоторые были змеевидны, другие похожи на спущенные баллоны, иные походили на скатов... Их было слишком много для любого каталога. Я с тех пор записал и изучил несколько сотен видов, но это, мне кажется, лишь малая часть того, что существует. Они оккупировали каждый уровень неба, но гуще всего скапливались над городом, затмевая его весь, кроме нескольких крыш. Позади меня антенна и электростанция были покрыты прыгающим, кишащим покровом таких созданий, словно губками, шевелящимися в течениях. Я предположил, что их, возможно, привлекает электричество, но если так, почему они так густо скапливаются над городом, в многих районах которого электричества нет?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});