Читать интересную книгу Дыхание бури (СИ) - Лесная Ляна

Для себя я решил принять все испытания, которые были уготованы моим дедом, и перебороть его спокойствием и упорством. Всё же он собирался меня учить, а это был огромный плюс, пусть в трудном, но всё же общении с ним.

Находясь под впечатлением прошедшего дня, долго не мог уснуть. Столько новых ощущений, знакомств, столько надежд и разочарований. По какой-то причине я ожидал от этого переезда на землю волков чего-то нового, может быть, радости от воссоединения со своей семьёй, с существами, подобными мне. Надеялся, что в моей душе сразу же появится какое-то единение со стаей, ожидал какого-то успокоения, но стая меня не приняла, и осознавать это было тяжело.

Мне казалось, что среди оборотней облегчится боль в моей груди, которая никогда не покидала меня, поселившись там навечно, но надежды мои были пусты. Боль не угасла, она продолжала гореть, сжигая мою душу пламенем вселенского огня, никакие лишения и испытания не могли её заглушить.

Образ моей возлюбленной никогда не покидал моей души, отчаянное желание быть рядом с ней подавлялось только моей волей. Я должен был оставить её, так как отношения со мной не сулили ей ничего хорошего, но сделать это было до такой степени тяжело, что моё сердце разрывалось от горя, отчаянья и невыносимой боли.

Моя жизнь закончилась, когда я покинул свою пару. По мере удаления от места, где она осталась, в моей груди нарастала жгучая боль. Больше всего на свете я хотел быть с ней, но привык подавлять это невыполнимое желание, чтобы не подвергать опасности жизнь самого дорогого существа на свете. Теперь я не жил. Существовал. Засыпая и просыпаясь с её именем на устах и нежным образом, оставшимся в моей памяти навсегда, словно только она помогала мне держаться и не сдаваться даже в самых трудных испытаниях.

Рано утром, едва только забрезжил рассвет, я был поднят со своего импровизированного ложа грубыми пинками.

— Пора вставать, лежебока! — звучал громогласный голос деда. — Ишь ты, разоспался!

Вскочив, я едва не ударился о притолоку головой, чем развеселил своего разбушевавшегося старика. Продирая глаза, я стряхивал с себя не проходящий сон, пытаясь сообразить, что приказывал мне дед.

— Быстро за дело! Время не ждёт! — орал он так, словно я был глухим. По-моему он специально выбрал такой стиль общения, чтобы мне досадить, но вряд ли знал, что я был упрям, и со своей стороны решил не выказывать своего недовольства.

Решил, но сделать это было не так уж просто. Раздражение усиливалось, как я себя не успокаивал.

— Что стоишь, сопли жуёшь? Бегом за работу! Натаскай полную бочку воды для полива теплицы! Вода в реке! Вёдра во дворе! Давай! Давай! Бегом!

Я пулей выскочил во двор. Понятия не имел, где эта теплица и где эта бочка. Поискал глазами вёдра. Где они?

— Да что ты застыл? — орал дед, — Разуй глаза! Вот вёдра, прямо перед тобой! И тогда я их увидел — вёдрами мне бы и в голову не пришлось их назвать, — это были деревянные бочки литров по двадцать пять, я же искал какие-то пластмассовые ведёрки, но забыл, что в экопоселении все пользуются вещами максимально приближенными к природе.

Схватив вёдра, которые сами по себе были тяжелы, я, чтобы не слышать порядком поднадоевший голос деда, бросился в сторону реки, до которой было метров сто пятьдесят. Набрал полные вёдра, и подоспевший к этому времени дед, показал, в какую сторону надо было тащить воду.

Оказалось, что теплица была общественной, огромной, как супермаркет, находилась метрах в пятистах от реки и бочка для полива была, по-моему, безразмерной. В общей сложности я сбегал к реке и обратно раз двадцать, и устал, словно загнанный зверь. Дед внимательно следил, чтобы я не филонил, подгоняя меня, когда я, по его мнению, слишком медленно бежал с вёдрами. Когда бочка была наполнена, я набрал вёдра в последний раз, отнёс к дедову дому во двор, где свалился от усталости.

— Ладно, можешь поесть! — сказал дед и вынес мне миску наполненную кашей и деревянную ложку. Так как я был очень голоден, ведь лёг спать на голодный желудок, в мгновение ока слопал всю кашу, даже не удивившись тому, что это была перловка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

После завтрака я вычистил у коровы в хлеву, весь навоз оттащил к теплице, свалив его в кучу, затем отправился на сенокос. Мне вручили обыкновенную допотопную ручную косу, показали, что нужно делать и послали косить траву, которая доходила до самого пояса. Не умея правильно это делать, я в первый же час вымотался до предела, разве только едва держался на ногах, но это никого не волновало, надо было продолжать работать. Со временем у меня стало получаться правильно применять силу, чтобы скашивать жёсткую траву, и я понял, что уже не так сильно устаю. Но в первый день я несколько раз до крови сдирал кожу на ладонях, которая конечно мгновенно заживала, но приносила свою долю страданий.

В общем, в первый день меня надолго не хватило, я свалился без сил прямо там, на сенокосе, за что был жестоко предан осмеянию. Дед вдоволь потешался надо мной, а напоследок плюнул и принялся сам косить. Придя в себя только к вечеру, я понял, что на этом лугу вся трава была уже скошена, а дед отправился домой, не позаботившись о том, чтобы помочь мне добраться до моей кучки соломы. «Ладно, дедушка, ещё посмотрим, кто кого! Я докажу тебе, что я чего-то стою!» Эта мысль придала мне сил, я отправился в селение, чтобы найти свой ворох соломы, когда вдруг меня посетила другая, совершенно незнакомая мысль:

«А чего именно я хочу добиться? Хочу ли я доказать волкам, что я полноценный волк, а не „кощей“, как они постоянно меня называют? Хочу ли я сам стать настоящим волком, ведь до осознания того, что я могу быть ещё кем-то похуже, меня тяготила сама принадлежность к роду оборотней. Я отрицал всё, что пытался привить мне отец и пожалел об этом только тогда, когда едва не погиб. Хотя, я был готов к смерти с самого начала, за что отец постоянно меня ругал. Но пожалел я об отсутствии силы только лишь потому, что не мог защитить свет всей моей никчемной жизни. Жизнь истинной могла оборваться в любой момент только лишь по моей вине, и я до сих пор не мог простить себе, что потерял столько времени, ничего не делая, а наслаждался своим страданием. Но хочу ли я теперь стать настоящим оборотнем? Надо ли мне это теперь? Возможно, я больше никогда не увижу прекрасное лицо моей истинной пары, и она никогда больше не улыбнётся мне, не протянет руку и не коснётся моей горячей груди, чтобы облегчить ту щемящую боль, которая поселилась там с момента расставания и росла с каждым днём. Хочу ли я служить не только ей одной? Хочу ли я служить людям, ежечасно и ежесекундно спасая жизни от страшного врага, о котором они даже и не догадываются?… Да… Наверное, хочу…»

С трудом добравшись до дома моего деда, я нашёл его во дворе.

— А! Явился! Отлежался, стало быть, лентяй! — протянул дед надменно, — Отоспись, чтобы завтра не позориться!

— Вообще-то, я голоден… — проговорил, было, я, но был прерван гневной тирадой:

— Ишь ты, голоден он! Не заработал! Волка ноги кормят. Как потопаешь, так и полопаешь! Ясно тебе? А может свежей кровушки захотел? Смотри, если увижу хотя бы в глазах твоих жажду — убью в тот же миг, даже не сожалея.

— За что ты, дед, так меня ненавидишь? Я тебе ничего не сделал! — попытался, было, я вставить несколько слов, но был снова остановлен рычанием деда:

— Молчать! Тебе слова никто не давал! И больше ко мне никогда не обращайся, кощеево отродье! Я тебе не дед!

— Но я, же сын твоего сына… — попытался я сказать.

— У меня нет сына! — рявкнул дед.

— Зачем тогда ты взялся учить меня?

— Чтоб доказать миру, что никакой ты не волк! Ответил он, не глядя на меня.

— У тебя не получится, дедушка, — выплюнул я зло, не преминув назвать его так, как он запретил. — Потому что я волк!

— Еще поглядим… — протянул он. — Настоящий волк бы не спорил со старшим, и делал бы то, что ему говорят.

— Когда ты начнёшь меня учить? — не обратив внимания на нравоучение, ляпнул я.