И в самом деле, около десяти минут велись неторопливые разговоры о погоде, о просмотренных фильмах, о надоях… То есть, о всякой фигне, но так положено — непринято сразу же переходить к обсуждению дел. Сначала нужно задать необходимый настрой.
В конце концов оябун перешел к делу:
— Думается мне, сэнсэй, что сердечко у вас шалит из-за всяческих напастей? В последнее время так много всего произошло…
Ага, это намек на то, как мы со «старой гвардией» окончательно спровадили дух комиссара на тот свет. И как пощипали Хаганеноцуме. И как победили Ицуми с его элексирами. Как убили детей аристократов… Блин, а ведь мы много чего натворили в последнее время.
— Да, что есть, то есть. Напастей немало, но это не дает крови застояться и приносит прибыль, — улыбнулся сэнсэй.
Это сэснэй намекнул, что в результате наших действий упрочилась территориальная целостность Казено-тсубаса. А вместе с приросшими территориями повысилась и прибыль клана. Деньги тоже играют немалую роль. Долг, честь и достоинство — это, конечно, хорошо, но вот без денег они мало кому нужны.
— Что правда, то правда. Движение вперед не дает крови закиснуть. Но иногда она проливается напрасно, а иногда и вовсе не льется там, где ей положено плеснуть.
Киоси опустил голову. Он уже понял, что эти иносказания касаются непосредственно его. Вакагасиры пока молчали. Они не вмешивались в разговор между оябуном и главным оммёдзи клана. Возможно, уважали старика, а может быть ждали своего момента, подмечая малейшие промашки в беседе.
— Сато-сан, если крови суждено пролиться, то она прольется, — твердо сказал сэнсэй. — Если ей сейчас удалось избежать этого, то это вовсе не означает, что она может успокоиться.
Оябун перевел взгляд на Иширу. Тот понял босса с полуслова.
— В том-то и дело, многоуважаемый сэнсэй. Если в одном месте не ударил фонтанчик, то в другом может образоваться водопад. Да и любой уважающий себя плотник вам скажет, что если вовремя не заделать прохудившуюся плотину, то через какое-то время вода дырочку найдет и может случиться непоправимое для всех, кто находится рядом с этой плотиной, — произнес Иширу неторопливо, тщательно подбирая слова.
Ох и любят же они всё тут усложнять, переводя обычный разговор на поэтическую тарабарщину. Замучаешься переводить, а ведь ещё надо ответить так, чтобы поняли как надо, а не переврали слова в негативном отношении. Поэтому мы с Киоси стояли и молчали.
— Я согласен с вами, Макото-сан. Однако, если те, кто находится рядом с плотиной, предпримут усилия по ремонту, то им ничего не будет угрожать, — ответил с легкой улыбкой сэнсэй.
Я видел, что его левая рука чуть подергивается. Ого, как всё серьезно. Похоже, что в этих иносказаниях сквозит какая-то хрень. И эта хрень вряд ли будет хорошей для нас. Люди в кабинете замолчали. Мизуки с сожалением посматривала на нас.
Нет, я не поднимал головы, но периферийное зрение работало как надо.
— Мы долго думали о сложившейся ситуации, — произнес наконец оябун. — Убежавший Сакурай принесет нашему клану очень много проблем. Возможно, это будет началом войны с Хаганеноцуме-кай.
— Но мы же всех их убили! — вырвалось у Киоси.
— Заткнись немедля! — вскричал сэнсэй. — Не смей даже пикнуть, пока тебя не спросят!
— Но…
— Небесный Захват! — крикнул Норобу.
Киоси схватился за горло. Его подняло в воздух, отчего он заболтал ногами. Противная штука этот Небесный Захват, но для затыкания ртов очень действенный. Со стороны может показаться, что сэнсэй с выставленной рукой и болтающий ногами Киоси изображают джедая и его жертву из фильма «Звездные войны», вот только никто ничего не изображал.
— Сэнсэй, оставьте наказание своих подопечных до дома. Вернее, одного подопечного, — сказал оябун.
— То есть как одного? — вырвалось у меня.
Самопроизвольно вырвалось. Я должен был стоять и молчать в тряпочку, но поднявшееся возмущение на миг расслабило волю и выплеснулось наружу. Похоже, что юношеский максимализм Такаги дает о себе знать.
Оябун только покачал головой, а сэнсэй злобно сверкнул на меня глазами. Я поджал губы и поклонился. Сэнсэй отпустил покрасневшего Киоси. Мальчишка тут же начал потирать шею, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха. А я же чувствовал, как у меня загораются уши. Фигурально.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Косяк! Какой же косяк…
— Нынешняя молодежь привыкла к роскоши, она отличается дурными манерами, презирает авторитеты, не уважает старших. Дети спорят с родителями, жадно глотают еду и изводят учителей, — покачал головой седовласый мужчина, сидящий по правую руку от оябуна. — Эх, а ведь мы были не такими…
— Сайко-комон Хамада Изао прав. Да, мы были более послушными детьми. И выросли уважаемыми членами общества, — произнес оябун.
Сначала все замолчали, а потом на лице оябуна появилась улыбка. Вот тут возникшее напряжение разом спало, как будто кто-то дернул за рубильник подачи электричества. Люди заулыбались, некоторые откинулись на спинки кресел.
— Молодой Такаги, скажи, почему ты так держишься за этого тануки? — спросил оябун.
Я взглянул на сэнсэя, тот едва заметно кивнул. Значит, говорить можно.
— Сато-сан, я заступился за Киоси, когда тот один сражался против троих. Он не отступал, а наоборот — кидался на обидчиков и огрызался. По доброте душевной я угостил этого малыша едой, а потом… Потом он прикипел к нам и мы… И мы с сэнсэем привязались к нему тоже. Всё-таки мы в ответе за тех, кого приручили, — я ввернул цитату Сэнт-Экзюпери как нельзя к месту.
— Значит, ты в ответе за того, кого приручил? — спросил задумчиво оябун. — Хм… Но ты понимаешь, что мы не хотим войны из-за маленького тануки? Я должен заботиться о сохранении клана, о сохранении жизней моих якудза… И если поставить на одну чашу весов проблемы, которые могут начаться из-за одного несовершенного удара, и жизнь тануки, который ещё и не принадлежит к моему клану, то ты сам должен понять, что для меня жизни моих подопечных важнее.
— Сато-сан, мы найдем Ёсимасу Сакурая и довершим начатое, — попытался я убедить его.
— Сакурай видел лицо тануки. Он узнал его, ведь малыш не раз приходил в попытках отомстить за смерть родных. Вычислить, где живет малыш и кто его защищает — это не так уж сложно. А после той бойни, которую вы учинили… Да, мы с тобой знаем, что это были люди Окамото. Но для Хаганеноцуме нападавшими станут якудза Казено-тсубаса. И всё из-за одного маленького тануки…
Киоси стоял, опустив голову. Он шмыгал носом и вообще выглядел так, что вот-вот расплачется.
— Мой голос мало значит в Казено-тсубаса, но я могу обещать, что мы найдем Сакурая и довершим начатое прежде, чем развернутся боевые действия, — твердо сказал я.
— Ты напоминаешь меня в этом возрасте, — улыбнулся оябун. — Такой же самоотверженный и встающий горой за близких. Но сейчас и я должен встать горой — тануки должен умереть, а его труп надо отдать Хаганеноцуме. Молчите! Так мы избавим Токио от сотен смертей. Малыш, ты совершил ошибку… Ты должен ответить за эту ошибку.
Киоси взглянул на меня так жалобно, что в горле встал упругий комок, который никак не хотел проглатываться. Мизуки смотрела на нас с сожалением, но молчала. Она ничего не могла возразить. Я и сам понимал, что жертва тануки избавит клан от войны с Хаганеноцуме, но…
Я не могу просто так отдать этого мелкого раздолбая!
Эх, не зря всё-таки я присматривался по дороге к предметам мебели. Видимо пришло время использовать знания и память прошлой жизни…
— Сато-сан, я не зря сказал, что мы в ответе за тех, кого приручили. Значит, я тоже виноват в случившемся. Значит, мы будем сражаться плечом к плечу прежде, чем падем мертвыми, — проговорил я глухим голосом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да ты в своём уме, ублюдок? С кем ты так разговариваешь? — вскочил Иширу Макото.
Другие якудза тоже зашевелились, удивленные и ошарашенные моими словами.
— Я в своём уме. И не отдам Киоси, — всё также глухо проговорил я.
— Долбоёб! Да ты…