Читать интересную книгу Когда круг замкнулся - Светлана Бестужева-Лада

Тут уж весь стол замирал от восхищения: сложись судьба по-другому, быть бы ему заслуженным артистом, стоять на сцене и собирать букеты от восторженных зрителей. С другой стороны, что такое певец? Тот же клоун, которому деньги платят за то, что он народ потешает. Рабочие люди – они самые уважаемые и есть, а талант… Одним талантом сыт не будешь, тут уж как повезет. Да и мало ли артистов под забором в нищете умирают?

Но те праздники девочке действительно запомнились навсегда, и всякий раз, когда доводилось слышать по радио или телевидению чей-нибудь густой, красивый баритон, невольно вспоминались их чудесные семейные застолья. Кажется, последний раз это было, когда праздновали рождение ее сестрички. Только в этот раз отец не больно радовался: он хотел сына, парня, а не «еще одну писклю». И не очень-то скрывал свое неудовольствие, поэтому не пел и не шутил, а только наливал себе рюмку за рюмкой.

А потом отец начал пить все больше, денег же в доме стало меньше. Собственно «дом» – это сильно сказано: семья занимала одну комнату в бараке с печным отоплением и удобствами во дворе. На заводе обещали отдельную квартиру, но дело затягивалось, а когда отец из передовиков производства скатился до обычного работяги-выпивохи, вопрос о новом жилье как-то сам по себе заглох. Новых домов в городе строили мало, для «простых людей» – и того меньше, но даже в четырехэтажные «хрущобы» в новом районе, на выселках, очередь была такая, что подумать страшно.

К тому же комната хоть и в бараке, да большая: аж двадцать пять метров на четверых. Санитарные нормы соблюдены, значит, и в очередь могут поставить только тогда, когда детей прибавится или барак совсем развалится.

Мать работала процедурной медсестрой в поликлинике, все соседи бегали к ней делать уколы или мерить давление, естественно, бесплатно. Пока в семье был мир и покой, никого это особо не волновало: людям надо помогать. Но когда отец перестал появляться дома трезвым, число «ходоков» поубавилось. К тому же мать, краснея и заикаясь, стала просить платы за свои услуги: детей-то кормить нужно. Тут уж число нуждающихся в процедурах на дому и вовсе сошло на нет.

Девочка была способной, все учителя прочили ей большое будущее, в физике или математике, знания она буквально ловила на лету. Потому успевала и матери по дому помочь, и сестренку из яслей забрать, и от отца спрятаться за печкой. Иногда она мечтала, чтобы этот мрачный, вечно пьяный человек, от которого несло потом, дешевой водкой и табаком, куда-нибудь исчез. Чтобы его не было. Вообще не было. На мамину зарплату они как-нибудь доживут до окончания школы, потом она пойдет работать на стройку, там хорошо платят, и в семье будет достаток. И покой…

А потом стала отца ненавидеть. Произошло это после того, как она не уследила за младшей сестренкой и та подвернулась отцу под горячую руку. Отец отшвырнул от себя малышку, как котенка, та ударилась головой о массивный буфет…

Потом были бесконечные больницы, лекарства, уколы и, наконец, приговор: ушиб головного мозга, стремительное развитие опухоли. Малышка буквально сгорела за несколько месяцев.

Суда не было: не было свидетелей. Девочка побоялась рассказать то, что произошло на самом деле, молчаливо считалось, что ребенок просто споткнулся и упал, старшая сестра не доглядела. Даже мать почти поверила в это и заметно охладела к старшей дочери. А потом ей и вовсе стало не до чего: после похорон ее с сердечным приступом отвезли в больницу.

И девочка осталась дома с отцом. Одна. Именно этого она боялась больше всего на свете. И именно это подтолкнуло ее выполнить то, о чем она давно думала, то, что продумала в мельчайших деталях. Сделать так, чтобы отец ушел из их с матерью жизни. Навсегда. И чтобы никто не догадался, как это произошло на самом деле. Не зря же она считалась в своем классе самой способной ученицей.

Она знала, что когда отец засыпал после солидной выпивки, разбудить его раньше времени было задачей совершенно нереальной. Он спал, как убитый, не слышал ничего, даже если над ухом у него кричать дурным голосом, даже если стулья ронять и посуду бить. И в один из таких вечеров, когда отец, выпив даже больше обычного, «отрубился», пришло время, чтобы он уснул еще крепче. Совсем уснул.

Терпеливо выждав положенный срок, девочка приоткрыла дверцу печи. Дрова прогорели, но тлеющих багровых углей еще оставалось достаточно для осуществления задуманного. Пусть отец спит, а она пойдет погуляет, потом скажет, что ей было слишком страшно оставаться с ним в одной комнате.

Впрочем, вряд ли ее будут о чем-нибудь спрашивать: несчастный случай именно потому так и называется, что происходит случайно. Да и ее никто ни о чем не спрашивал: никому из соседей не было дела до того, как там ребенок живет с отцом-пьяницей. Не жалуется – и ладно.

Она встала на табуретку и закрыла заслонку печи. Оставшиеся крохотные язычки пламени тут же изогнулись в сторону комнаты. Теперь нужно было поставить табуретку на место, быстро одеться и уйти. Хотя бы в больницу к матери. Конечно, ее не пустят в палату, но она посидит в приемном покое, это-то ей обязательно разрешат. А отец пусть себе спит, недолго осталось. С завтрашнего дня у них с мамой начнется совсем другая жизнь.

Утром девочка дождалась, когда начала работать справочная служба больницы и подошла к окошку, узнать о состоянии мамы… Все, как всегда, состояние «средней тяжести», но надежда у врачей есть. Нет, посетителей пока не пускают, это реанимация, а не общая палата. Через несколько дней, может быть…

Девочка была готова к тому, что вернется домой к насмерть угоревшему отцу. Так и случилось. Она созвала соседей, искренне плакала. Просила помочь «разбудить папу». Естественно, это оказалось нереальным, и отца с диагнозом «угорел насмерть» отвезли в больничный морг.

И к этому она была готова и уже прикидывала, как сделает генеральную уборку, как наведет порядок к возвращению мамы из больницы, как они заживут с ней мирно и спокойно. Даже немного помечтала о том, что теперь-то после школы не обязательно идти работать, можно и в институт попробовать поступить…

Но она совершенно не была готова к тому, что мама тоже уйдет из жизни, получив известие о гибели мужа. Ночью у нее случился второй инфаркт и врачи уже ничем не могли помочь. Так сказали девочке, когда она пришла навестить маму в приемные часы, надеясь, что ее уже перевели из реанимации. Перевели, сказали ей в справочной, только не в общую палату. А в морг.

В это невозможно было поверить. Девочка вышла из больницы, постояла немного на крыльце и плавно провалилась в пустоту без цвета и без звуков. Сознание покинуло ее вовремя и надолго, иначе неизвестно, выдержала ли бы она такой шок…

Через два месяца она выписалась из больницы и оказалась в детском доме. За это время она много думала и накрепко усвоила урок: убить человека очень легко. Особенно, если его ненавидишь. И очень легко сделать так, что никто тебя в этом поступке не заподозрит, нужно только быть очень осторожной и как можно меньше говорить и выражать эмоций. И еще хорошенько думать, чтобы твой поступок не сказался рикошетом на тех, кого и не собирался трогать.

Пусть ее считают заторможенной и бесчувственной. Пусть жалеют, сироту несчастную. Так еще можно продержаться, даже в провинциальном детском доме. В конце концов, там все одинаково несчастны, хотя круглых сирот – раз-два и обчелся. У остальных родители живы, только мозги пропили и родительских прав лишились. Зачем таким вообще жить?

Детский дом. Как говорилось в одном популярном произведении «Дом малютки Скуратова». Больше сотни зверенышей обоего пола самого разного возраста, озлобленных и бесправных…

Интернат, в который определили девочку, находился в другом городе: в их захолустье таких учреждений не водилось. Родственников у нее не обнаружилось, во всяком случае, таких, которые согласились бы взять к себе нахлебницу. Да и те знакомые и приятели, которые когда-то так весело проводили время за столом при ее родителях, куда-то подевались.

И это был еще один урок, накрепко усвоенной девочкой: люди сторонятся чужих несчастий. Сочувствуют только внешне, а в душе плевать хотели на все, кроме собственного благополучия. Значит, нужно тоже думать только о себе и не впускать в свое сердце ни жалости, ни грусти, ни привязанности к кому бы то ни было. Все равно, никто никого не любит. Даже мама любила не ее, а пьяницу-отца, раз не захотела жить без него.

Даже мама… Что же тогда ждать от остальных людей? Только стиснуть зубы и терпеть, терпеть, терпеть…

До совершеннолетия девочки оставалось еще долгих три года…

Глава вторая. Виктория

Я просыпаюсь и, не открывая глаз, знаю, что через секунду прозвучит сигнал точного времени. Шесть часов утра. У меня давным-давно по утрам не включается радиоприемник, я его вообще редко слушаю, но привычка просыпаться в это время осталась. Судя по всему, на всю жизнь. Во сколько бы я ни легла накануне, какой бы усталой себя ни чувствовала, в шесть утра организм уже желает бодрствовать, нагло наплевав на свою хозяйку. Привычка, черт бы ее побрал! – вторая натура.