Читать интересную книгу Позволь мне верить в чудеса (СИ) - Акулова Мария

Четыре девочки и парень — вот и весь их коллектив. Две гитаристки, две скрипачки, виолончелист. Сочетание в чем-то ограничивающее репертуар, но заставляющее довольно большое количество людей останавливаться и слушать их импровизированные концерты, а потом и благодарить за удовольствие какой-никакой деньг

о

й.

На доход они никогда не жаловались. С другими — такими же подземными артистами — давно раззнакомились и договорились, когда чей день и когда чье время. Получали удовольствие, деньги и очень надеялись на то, что их лавочку в ближайшем времени не прикроют.

— Простите! Станцию метро на вход закрыли, пришлось бежать на следующую!

Аня спустила с плеча инструмент, прислонила его к стене перехода, сама же чуть согнулась, стараясь отдышаться. Даже если кто-то на нее успел рассердиться за опоздание — виду не подал.

— Забей, почти не опоздала. Но в следующий раз ты двадцатку бросаешь, — Таня — подруга-гитаристка, с которой Аня знакома была с тех самых пор, как они вдвоем пришли учиться играть к одному преподавателю, улыбнулась, раскладывая принесенный, идентичный Аниному, стульчик, усаживаясь на него, беря в руки свою гитару…

— Так точно! — и это послужило для Ани знаком последовать примеру.

Тоже сесть на свой, такой же, с другой стороны, создавая нужную экспозицию. По центру — виолончелист, дальше скрипачки, по краям гитаристки. Перед ними — тот самый чехол…

Аня достает гитару, делает несколько глубоких вдохов, стараясь успокоить сердце, думает, что попить бы… Но поздно.

Костя-виолончелист видит, что все его курочки, как он ласково называл своих девочек, на местах и готовы, шепчет: «раз, два, три, четыре»… И они в едином порыве начинают…

Прим:

Хипстер

— человек, следующий последним модным тенденциям. Хипстерами называют представителей обеспеченной молодёжи, интересующейся культурой и искусством, модой, альтернативной музыкой, артхаусным кино, современной литературой и т. п. Стиль одежды представителей такой субкультуры выражает внешнюю и внутреннюю свободу и непотребительский образ жизни.

* * *

Корней вышел из ресторана, держа в руках телефон, сосредоточенно читая череду сообщений, которые ему за час, пока телефон лежал на столе, перевернутый вниз экраном, успел настрочить Вадим.

И пусть Высоцкий когда-то обратил внимание на парня именно из-за этого фонтанирующего энтузиазма, сейчас он уже иногда раздражал. Дали задание — делай молча, предоставь результат, а не строчи по каждому маломальскому поводу.

Он остановился чуть в стороне от входа, напечатал быстрое: «завтра обсудим, не спамь». Почувствовал, как женская рука скользит под локоть, изящно устраиваясь на пиджаке, вскинул взгляд на Илону.

Она терпеливо ждала, пока он отвлечется от телефона, улыбаясь. Красивая, взрослая, вполне деликатная. Не дура, пусть и в меру меркантильная.

Но, в конце концов, это честно. С ее стороны — меркантильность без перегибов. С его — отсутствие обещаний хоть каких-то перспектив, но исполнение своих обязательств, как обеспеченного любовника.

Этот союз не будет длиться вечно, оба это понимали. Но не трепали ни себе, ни партнеру нервы перспективами. Просто получали удовольствие от того, что имели.

— Машину ты где оставил? — Илона спросила, глядя на Корнея вроде бы спокойно, но одновременно будто многообещающе. Наверное, именно этот взгляд в свое время его и привлек. Она не выглядела, как охотница за мужчинами. Но, несомненно, становилась ею, когда какой-то мужчина ей нравился.

Корней нравился — Корнея она получила. Так же, как он получил ее. И за вопросом «машину ты где оставил» на самом деле крылось «хочу побыстрее оказаться сначала в машине, а потом у тебя, чтобы продолжить вечер».

И чего греха таить, Корней хотел не меньше. Поэтому пусть не особо любил, но спокойно относился к руке на своем пиджаке, подстраивался под ее шаг, кивнул в сторону от ресторана.

— На противоположной стороне. Здесь все было запарковано. Пройдемся.

Илона могла бы скривить губы, выражая недовольство, но это было не в ее характере. Во всяком случае, с этой стороны Корнею она еще не показывалась. А если… Или когда покажется — им не очень-то сложно будет распрощаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Раньше, по молодости, Корней задумывался несколько раз, а встроена ли в нем вообще функция эмоциональной привязанности хоть к кому-то? И однозначного ответа так и не находил.

Из родного дома он уехал в семнадцать — поступив в Киевский архитектурно-строительный. Адаптация на новом месте заняла у него не больше получаса. И это при том, что родители посадили тогда совсем еще пацана на поезд, перекрестили на дорогу… И дальше давай сам.

Они не были плохими родителями, просто сам Корней еще в детстве был таким — скрытным, безэмоциональным, излишне самостоятельным. И как бы ни пыталась мать вскрыть эту ракушку — не смогла, поэтому смирилась.

Он быстро обустроился в Киеве, не испытывал сложностей во взаимодействии со сверстниками, но и в души ни к кому не лез, да и в свою особо не пускал. Не потому, что там бушевали бури, скорее… Его штиль не нуждался в тесных контактах. С парнями условно дружил, не подставлял, участвовал в попойках и гулянках. С девушками не столько встречался, сколько спал. Пробовал, испытывал, подходил больше с исследовательским интересом, чем с высокими стремлениями.

Домой — в Днепр — приезжал изредка, длительные разлуки не сделали его более привязанным к родительскому теплу, но он и не ершился, сыновьи обязанности исполнял ответственно.

Потом была работа и стремительный карьерный взлет. Пожалуй, именно здесь ему больше всего помогла эта врожденная холодность. Он не жалел ни себя, ни окружающих. Просто делал, что должен был сделать… И наконец-то наслаждался — результатом. Тогда осознал, что настоящую любовь испытывает к своему делу, а с людьми ни в чем большем, чем имеет, не нуждается.

Он не «распаковывал» девушек пачками, но и целибат никогда не держал. Для хорошего состояния и настроения, а еще для удовольствия ему нужен был секс — и он его получал. Всегда на честных условиях. Всегда с теми девушками, которые действительно привлекали. Всегда до тех пор, пока именно с этой и хотелось.

С Илоной они практически шли на рекорд — их отношения длились больше года.

— Не замерзла? — они шли по площади в направлении сетки подземных переходов, чтобы попасть на противоположную сторону. Пока были в ресторане — пропустили дождь. И теперь каблуки босоножек Илоны цокали по мокрой плитке. Сама она шла рядом с прямой спиной.

Действительно очень красивая. Брюнетка с собранными на затылке в конский хвост волосами, хищным разрезом глаз, чувственными губами, покрытыми алой помадой. Точеная фигура — в платье-чехле. Изящные щиколотки подчеркнуты тонкими ремешками босоножек на тех самых фееричных каблуках.

Грань между эффектностью и вульгарностью — максимально тонкая. Корней знал это, как человек, чья профессия обязывает разбираться и в таких полутонах. Но Илона умела ходить по этой грани филигранно, ни разу не завалившись.

И с ней Корней планировал попасть на праздник Самарских. Не просто не стыдно — а даже гордо. Хотя ему… Не то, чтобы особо есть разница. Скорее соблюдение церемоний.

— Нет. Спасибо за беспокойство. Не замерзла. — Илона ответила, скользнув по лицу Корнея коротким взглядом, а потом вновь смотря перед собой.

Они будто играли в игру — деликатности и взаимной заботы. Но оба делали это достаточно холодно, чтобы не сомневаться — за этими вопросами и ответами не кроется ничего, кроме вежливости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Давай руку, а то может быть скользко.

Корней ступил на лестницу первым, освободил локоть, протянул Илоне ладонь, на которую она тут же положила свою. Он опережал ее на ступеньку, она шла, продолжая смотреть перед собой.

Атмосфера тут разительно отличалась от ресторанной. Влажно, затхло, снуют люди и музыка… Совсем не такая, как еще недавно. Не тихая, деликатная, еле уловимая. А громкая и режущая слух.