Читать интересную книгу Привет, мистер Шляпа! - Бризин Корпс

– Ничего, – тихо ответила Кариль, чуть улыбнувшись. Такому человеку, как Пьен Бу, не улыбнуться было нельзя. – Просто не выспалась сегодня, голова болит… Все понемножку, – она пожала плечами. Улыбка не сходила с ее губ.

Пьен протянул свою руку и дотронулся до пальцев Кариль, разделив с ней свою теплоту и показав этим движением свое участие. Пока остальные обсуждали, что может означать резь в боку и не значит ли это, что в почках камни образовались, Кариль с Пьеном спокойно беседовали, никем не замечаемые.

– Вижу, тебя не только это заботит.

– Вы правы, как и всегда, – Кариль ухмыльнулась краешком рта и посмотрела на свои руки. «Многих он этими прикосновениями развел на?…» – начала было думать она, но вовремя тряхнула головой, отгоняя странные мысли.

Да что с ней? Что сегодня происходит? Точно влияние этого гадкого (безусловно гадкого, иначе и быть не может!) Оэджи. Все из-за его письма. Как плесень, его неприязнь к жизни, явно чувствующаяся даже через исписанный листок бумаги, разрастается все больше, охватывая области вокруг эпицентра заражения. Гадость! Фу.

Будучи все-таки не в силах до конца справиться с меняющимся настроением и то и дело возникающими в голове чуждыми ей мыслями, Кариль выдернула пальцы из руки Пьена и взялась за кружку. «Может быть, он сочтет это не таким уж грубым жестом, если увидит, что я сделала это для того, чтобы взять кофе», – наивно подумала она.

В глазах мужчины отразилось удивление, но в скорости оно уже исчезло. Скрестив пальцы рук между собой и слегка подавшись вперед, он тихо попросил:

– Ты можешь сказать мне все. Я же вижу, что что-то не так.

Этим тоном наверняка змей соблазнял Еву в Эдемском саду. «Каков искуситель! Вы только гляньте на него: весь из себя такой ласковый и нежный», – снова подумала Кариль и даже покраснела. Что за глупости! Пьен Бу – порядочный человек, и не в его характере заигрывать с молоденькими (не такими уж и молоденькими: ей же двадцать восемь скоро) девчонками. Но что-то навязчиво билось под корочкой мозга – идефиксом засело внутри и не желало покидать свое новое место обитания. Что это? Понятно уже, что вызвано это Нечто черной энергетикой мерзостного Оэджи, но… как бы это назвать?

– Я… – желая отвлечься от непрошенных рассуждений, решилась на повествование Кариль. Взгляд ее до сих пор был опущен на чашку с кофе. Она думала, что, посмотрев на своего верного друга (как то казалось до сего дня), вновь будет думать о всяких довольно неприличных вещицах. – Просто проверяла вчера домашние работы – письма учеников. Ну вы знаете, быть может.

– Конечно.

– И наткнулась на одно такое, что вызвало у меня какие-то… – Кариль причмокнула, пытаясь подобрать верное слово. – Неприятные ощущения. У моего парня… – на секунду она смешалась, но потом прибавила, стрельнув глазами в Пьена: – он психотерапевт. Вот у него пробудился интерес к написавшему эту работу. Он сказал, что чувствует в этом чертовом листочке какую-то очень сильную энергетику. Он захотел встретиться с Оэджи (мальчиком, который «пропитал сильной энергетикой» свою домашнюю работу). Эм…

Она замолчала, потерявшись. Вот она высказалась. И что дальше? Ее спросили, что с ней не так. А она пустилась в пространные объяснения какой-то нелепицы, притом даже сама не поняла – что тут, собственно, не так? Было бы, о чем печься так долго – а то ведь это просто письмо, написанное учеником 8 класса!

Кариль хохотнула, не сдержавшись. Осознав, как глупо это в данной ситуации, она поспешила заполнить свой рот кофе.

– Не понимаю, что вы так беспокоитесь, – подала голос опирающаяся на подоконник и смотрящая в окно, учительница истории. Очевидно, ей уже наскучило объяснять своему престарелому коллеге, что с ним все в порядке, а головная боль – это еще не признак наведенной порчи.

«Интересно, с какого момента она стала слушать наш разговор?» – подумала Кариль. «Да и с чего бы этой мымре…»

Она снова встряхнула головой и сжала глаза, наверное, желая тем самым сжать и мозг, лишить его возможности думать.

Мымра же была не такой уж и мымрой: снять немного спеси – и получится женщина что надо.

В ее очках отражалось сероватое небо за окном; волосы, давно потерявшие свой естественный блеск, впитывали свет горящей в учительской люстры. Руки, настолько тонкие, что можно было без усилий увидеть рисунок вен под бледной кожей, были оголены до локтя. Столь же тонкие ноги обтянуты черными колготками, на бедрах – юбка до колен. Образ весьма серьезной тридцатишестилетней женщины, желающей во что бы то ни стало казаться моложе лет так на двенадцать.

– Простое письмо, – пояснила она, пожав плечами и на мгновение отвернувшись от окна, чтобы смерить заклеймившую ее «мымрой» девушку взглядом полнейшей незаинтересованности. Сама того не подозревая, она высказывала мысли, пришедшие на ум самой Кариль. – Было бы, о чем волноваться…

– По-моему, – вставил свои пять копеек информатик, рыскающий глазенками по всему пространству кабинета в поисках чьих-нибудь глаз. – Здесь как раз-таки есть, над чем призадуматься.

Он многозначно посмотрел на стоящую около окна коллегу, но та даже не шелохнулась, всем своим видом говоря, что ей все равно. Поняв это, перевел взгляд на Кариль и Пьена, сидящих напротив. Пьен смотрел в его сторону не то сочувственно, не то внимательно.

– А вы что думаете? – поинтересовался старый информатик, которому явно не хватало внимания.

– Думаю, что, раз психотерапевт распознал в написанном письме нечто серьезное, то значит, так оно и есть, – Бу посмотрел на Кариль, продолжающую хлюпать напитком в своей кружке.

Ощутив, что на нее смотрят, она, однако, не удосужилась оторваться от своего занятия, в который раз раздражившись как ноющим старцем на другом конце стола, так и апатичной мадам около окна.

– А можешь показать это письмо? – своим резким, хриплым голосом спросил у девушки информатик.

Кариль дернулась, явно не ожидая такой просьбы. Ее поднятое лицо выражало смесь удивления и негодования. Словно ее попросили не домашнюю работу показать, а свое нижнее белье.

Какое-то время пребывая в прострации, она перевела взор на сидящего рядом Пьена и только после этого нашла в себе силы на ответ.

– В принципе… – начала она было, но тут ее прервал звонок, одновременно возмутивший и обрадовавший. Отвратительно, что перемена, а то есть – отдых, так быстро прервалась, но все-таки хорошо, что не пришлось делиться работой Оэджи. Она не могла бы ответить, почему, но что-то в ней яростно бунтовало, протестовало, не желало и думать о подобном.

Как можно старательнее скрыв за опечаленной миной улыбку облегчения, Кариль залпом допила кофе и встала из-за стола.

– Увы, – пояснила она, следя, чтобы голос не сорвался на радостях. – У меня сейчас урок, так что… – не закончив фразу, она еще раз посмотрела на не сдвинувшихся со своих мест учителей и направилась к двери, ощущая приближение свободы с каждым сделанным шагом.

– Удачного урока, – услышала она уже на пороге голос Пьена. Даже не поворачиваясь к нему, девушка чувствовала, что он смотрит в ее сторону. – Если захочешь поделиться чем-то – я всегда рад.

«Он повторяет эту фразу постоянно, – со злобой подумала Кариль. – Неужели ему настолько скучно жить своей собственной жизнью, что он то и дело норовит влезть в чужую?»

В глубине души она понимала, что это очередное суждение не имеет под собой основания, однако – что поделать – оно вспыхнуло салютом внутри сознания, на какой-то момент затмив все разумные доводы супротив.

Повернув голову вправо – так, чтобы увидеть лишь косяк двери, но не своих коллег – Кариль как можно более дружелюбно выдавила:

– Непременно, Пьен, – и вышла.

Закрыв глаза, по пути к классу, в котором она должна была проводить урок, Кариль проклинала учительскую, всех учителей и всю школу в общем.

«Гаденыш Оэджи», – думалось ей в который раз. «Что ж ты своим отвращением к жизни пропитываешь ни в чем не повинных людей? Я, черт бы тебя подрал, никогда не думала о людях, меня окружающих, в таком ключе, в котором ты меня толкаешь думать. Зараза!»

Даже не видя субъекта, по причине которого испортилось ее настроение (хотя Кариль думала, что испортили ей не только его, но еще и жизнь дальнейшую), молодая, двадцатисемилетняя учительница языка и литературы с некоторым упоением ощущала, как ненависть к нему начинает пропитывать все ее существо. И, полнясь этим черным чувством, она шла на урок.

На четвертый урок.

В класс Оэджи.

7

«А они там так и сидят в учительской», – делая последние шаги по направлению к классу, думала Кариль. «У них у всех в день минимум одно окно, а у меня – ноль! Кто бы мог сомневаться? Но вот только почему всегда именно меня мелкие радости (уж не говорю о больших) обходят стороной?»