Читать интересную книгу Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ (сборник) - Умберто Эко

Возможна альтернатива. Учитывая, что мы совестливые, оставим каждого жить нормальной жизнью у себя дома, но только к каждому приставим соглядатая из госбезопасности. Откуда взять столько соглядатаев? Набрать из гастарбайтеров. А не примерещится ли нам после этого (как это произошло в США, где авиакомпании из экономии нанимали гастарбайтеров на посадочный контроль), что от подобных сотрудников трудно ждать большой идейной лояльности?

Конечно, подобные же рассуждения возникнут и в голове находящегося по другую сторону баррикад мыслящего мусульманина. Никто не гарантирует, что везде и сразу всю власть возьмут фундаменталисты. В мусульманских странах разбушуются гражданские войны, зальют кровью все и вся. Трудно вообразить масштабы мясорубок. Мировые экономические катастрофы отрикошетят и по Востоку, и у них станет еще меньше еды и еще меньше лекарств, нежели у них есть теперь, так что они перемрут как мухи. Но поскольку мы в данный момент договаривались мыслить в терминах открытой конфронтации, давайте переживать не из-за чужих неприятностей, а из-за собственных.

Итак, вернемся на Запад. Внутри нашей западной коалиции обязательно завяжется полемика. Сложатся исламофильские фракции, сплоченные не мусульманской верой, а ненавистью к войне. Возникнут новые направления мысли, несогласные с западным путем развития. Последователи Ганди объявят бойкот правительствам. Фанатики, подобные сектантам «Ветви Давидовой» из города Уэйко[35], развернут террористическую деятельность – не будучи исламскими фундаменталистами – для очищения испорченного Запада. По улицам Европы пойдут процессии отчаянных и отчаявшихся молельщиков, ожидающих Апокалипсиса.

Да и не только об этих неуравновешенных элементах нам следует беспокоиться. Согласятся ли остальные (уравновешенные) мириться с дефицитом электроэнергии, притом что даже керосиновыми лампами из-за нехватки горючего обойтись вряд ли получится? Согласятся ли они с отключением средств вещания – не больше часа телевидения в сутки? Покорно пересядут с автомобиля на велосипед? Откажутся от кино и от дискотек? Станут в очередь в «Макдональдсах» за пайком – ломтем грубого хлеба и листиком салата? Коротко говоря – смирятся ли массы с окончанием экономического благоденствия, роскоши и изобилия?

Совсем уж по чести говоря, афганцу или палестинскому беженцу что военная экономика, что мирная – приблизительно одинаково. А вот нашему с вами сородичу? Представляете, какая депрессия, какая коллективная демотивация разовьется в западном обществе?

Продолжат ли отождествлять себя с Западом чернокожие Гарлема, беднота Бронкса, чиканос Калифорнии?

Как, наконец, проявят себя латиноамериканцы, многие из которых, не будучи мусульманами, накопили столько завистливой злобы на грингос, что, когда были взорваны башни Торгового центра, в Южной Америке злорадно шипели: «Так этим грингос и надо»?

При планетарной войне, скорее всего, и ислам предстанет не совсем монолитным, но уж христианство-то продемонстрирует крайнюю степень разброда и истеричности. Мало кто запишется в новые тамплиеры, в западные камикадзе.

Это был фантастический сценарий – надеюсь не увидеть, как он осуществляется. Однако обрисовать подобную перспективу необходимо, чтобы стало ясно: начни сценарий сбываться, победа не светит никому. Следовательно, даже преобразуясь в планетарную праправойну, неовойна третьей стадии не приведет ни к какому результату, кроме неудержимого расползания по лику земли удручающего пейзажа из «Конана-Варвара».

Это значит, что в глобальную эпоху глобальная война теоретически невозможна, поскольку она оканчивается поражением всех.

Всеобщий мир

Рассуждая о неовойне в Персидском заливе, я делал вывод, что война в нашу эпоху невыполнима, а этот вывод подводил меня к убеждению, что следует объявить тотальное табу на войну. Однако сегодня, после опыта новых неовойн, я понимаю, что, увы, витал в облаках прекраснодушия. Ныне я уверен, что, поскольку в неовойнах не бывает побежденных и победителей, а праправойны ничего не меняют, кроме настроения тех, кто взял верх, да и то ненадолго, перманентным состоянием мира должна стать затяжная неовойна, с множественными периферийными праправойнами, то вспыхивающими, то затухающими.

Полагаю, этот новый вывод никому не понравится, потому что все мы преданы идеалу мира. Давешняя моя идея, что когда люди поймут, до чего бесполезны неовойны, они серьезно отнесутся к строительству всеобщего Мира, была прекрасна. Но, увы, нереалистична: неовойна подводит к переосмыслению понятия Мира.

Когда говорят о мире, когда добиваются мира, имеют в виду (применительно к собственному горизонту) мир всеобщий, тотальный. Мы не зовем миром замирение для некоторых, для немногих. При таких взглядах прямая дорога в Швейцарию или какой-нибудь монастырь, где и принято было спасаться в темные времена, когда кругом полыхали сплошные войны. Так что или рассуждаем о мире в планетарном, глобальном масштабе, или нечего о нем рассуждать.

Мир обычно мыслится не только тотальным, но еще и исконным. Символ мира – Эдем, золотой век. Принято думать, что мир – возвращение к первоначальному состоянию человечества. В картину иногда включают даже примирение между человеческим родом и животными. Эта первоначальная гармония, как принято думать, некогда разрушилась по вине насилия и злобы. Странно, что все забыли: по вопросу о золотом веке уже Гераклит[36] проявлял необыкновенную ясность ума, возразив, что если все течет, борьба – это правило сущего, война – породительница и госпожа всех вещей. За Гераклитом пришли и Гоббс с его homo homini lupus[37], и Дарвин с борьбой за существование (основанной на выживании самых приспособленных).

Попробуем теперь принять за данность, что кривая энтропии строится как функция конфликтов, разрушений, смерти и что островки мира, то, что Пригожий[38] именовал «диссипативными структурами», – мелкие хорошенькие пузырики на общей кривой энтропии, – это исключения из общего правила войны, и пузырики эти тратят множество энергии, чтобы уцелеть и не лопнуть.

Переходя от научности к метафорике (ибо науки о мире не существует, или, во всяком случае, мне она неведома), я сказал бы, что мир – это не то состояние, которое прежде было даровано, потом утрачено, а ныне снова поддается реконструкции. Мир – трудоемкое завоевание, отвоеванные пяди земли в траншейной войне. Мир добывается ценой множества, множества человеческих жизней.

Великие мирные государства, известные в истории, охватывавшие широкие территории, такие как Pax Romana или, уже на нашей памяти, Pax Americana или Pax Sovietica (семьдесят лет подряд содержавшая в мире крупные пространства, теперь охваченные войной и междоусобицами), такие как массивный, теперь уже доброй памяти мир первого мира, звавшийся «холодной войной», который теперь все, потерявши, оплакивают, и Оттоманская империя, и Китайский мир – эти державы были результатами постоянной военной напряженности, что и позволяло поддерживать порядок, гасить конфликтность в центре ценой многих мелких периферийных праправойн. Крупные мирные державы были военными державами.

Такое положение вещей может, думаю, нравиться тем, кто в центре системы, но не тем, кто находится на краях и терпит праправойны, нужные системе для стабильности. Грубо говоря, мирное существование всегда мирно для нас, но никогда не мирно для других. Дайте мне хоть один пример конкретного мира за несколько последних тысячелетий, не основанного на этом вышеприведенном не то чтобы золотом – железном правиле. Самое ценное в идеях антиглобалистов – это как раз посылка, что удобства мирной глобализации оплачиваются неудобствами всех живущих на перифериях экономических систем.

Изменится ли это правило поддержания мира с началом эры неовойн? Навряд ли. Навряд ли оно изменится, потому что, суммируя все мною сказанное, при переходе от праправойн к неовойнам (третьей стадии) изменения состояли в следующем:

(i) Праправойны создавали положение временной двусторонней нестабильности, затрагивавшей двух участников конфликта, без нарушения общего равновесия на нейтральной периферии.

(ii) «Холодная война» создала вынужденную и замороженную стабильность в центральных частях первых двух миров ценой многих временных нестабильностей на перифериях: периферии сотряслись множественными мелкими праправойнами.

(iii) Неовойна (третья стадия) обещает постоянную нестабильность даже и в центрах. Центры становятся территорией ежедневного беспокойства, ареной постоянных террористических атак. Эта нестабильность будет сдерживаться перманентным кровопусканием на перифериях и большим количеством праправойн, среди которых Афганистан – только первый пример из многих.