— Искать Шака Обре была твоя идея.
— Вот именно: идея. Не все идеи стоит воплощать в жизнь.
Дел глубокомысленно кивнула.
— Значит мы просто убегаем? Никого не ищем?
— И это все упрощает. Я хорошо знаю Юг. Мы найдем тихое местечко и отсидимся там пока все уляжется.
Дел снова кивнула.
— Вот значит как. Дайте только время и даже священная война закончится.
Мне не пришлось задумываться, чтобы понять, в каком Дел настроении: слишком простодушно она говорила.
— Подожди, — я полез под бурнус и нащупал кошелек. Многолетний опыт позволял мне определять сумму по весу. — Сколько у тебя денег?
Дел не потрудилась проверить.
— Несколько медных монет, не более. Почти все я потратила в Харкихале.
Я поправил бурнус, чтобы он не цеплялся за ремни перевязи.
— Значит нам придется быстренько станцевать несколько танцев где получится. Кошельки немного потолстеют, тогда можно и прятаться, — я вздохнул. — Чтобы хорошо спрятаться нужны деньги.
Светлые брови Дел тут же недоуменно изогнулись.
— Ты предлагаешь танцевать, чтобы получить деньги?
Я нахмурился.
— Вообще-то так танцоры мечей и зарабатывают на жизнь.
— Но только если люди захотят заплатить, чтобы посмотреть на поединок или наймут нас танцевать по какой-то другой причине. А какой смысл платить нам за танец в надежде выиграть несколько ставок если нужно только схватить нас? Уж конечно цена за наши головы превысит размер выигрышей от танца.
— Я не уверен, что за наши головы назначили цену, — жеребец споткнулся о камень. — Поднимай ноги, вислоухий или ударишься носом.
— Мы… я… убила джихади. Так чего же ты ждешь?
Я наклонился вбок и выплюнул пыль изо рта.
— Чего я жду? Думаю, они как гончие аид пойдут по нашим следам. Вряд ли им за это заплатят… скорее они хотят убить нас из-за ужаса содеянного нами — мы украли их мечты.
— И наверняка найдутся люди, которые согласятся заплатить за нашу поимку. Даже слухи о нас будут стоить монету или две.
— Может быть, а может быть и нет, — я потер заросшие щетиной шрамы. — Ладно. Может нам действительно лучше пока не танцевать. Но есть и другие способы… мы могли бы наняться охранять караван. Священная война или не священная война, все равно караваны будут пытаться пересекать Пенджу, где всегда много борджуни. Мы им пригодимся.
— Правильно, — согласилась Дел, — но только священная война мешает торговле и наверняка какое-то время караванов будет не так много. А если бы ты был караванщиком, ты бы нанял двух людей, которые убили мессию?
— Они не узнают, кто мы.
Дел внимательно посмотрела на меня. Выражение лица у нее было изысканно спокойным, и я понял, что сейчас она скажет мне что-то очень неприятное.
— Сколько еще на Юге танцоров мечей, которые на голову выше большинства Южан, кожа которых светлее, но не такая светлая как у Северян, на лице у которых шрамы песчаного тигра, не говоря уже о зеленых глазах, и которые носят Северные яватмы.
Я нахмурился.
— Ну наверное столько же сколько болтливых голубоглазых блондинок с Севера, которые тоже носят мечи. И тоже магические.
— Все это плата, которую вынуждена платить шишка, — жизнерадостно констатировала Дел.
— Ну ладно…
Я вел жеребца на Юг, настойчиво предлагая ему вспомнить, какой хороший у него широкий шаг.
— Но мы должны что-то сделать. У нас кончаются деньги, а жизнь в бегах дорого стоит.
— Есть другой способ.
— Какой?
— Украсть.
Я уставился на нее в полном изумлении.
— Украсть?
Северный акцент Дел и ее неуверенность в выборе слов часто искажают ее речь, но Дел умудрилась изобразить мое Южное растягивание звуков.
— За всю твою крайне достойную жизнь ты ни разу о таком не слышал?
Я решил, что вопрос не заслуживает ответа.
— Но ТЫ. Ты предлагаешь воровать? А кодекс чести Стаал-Уста это одобряет? Ты столько рассказывала мне о чести Северян, — я посмотрел на нее повнимательнее. — Ты за свою жизнь когда-нибудь что-нибудь украла?
— А ты?
— Я спросил первым. К тому же я не Северянин, так что это не важно.
— Важно. Я бы не удивилась… Ты сам говорил много раз, ради того, чтобы выжить можно пойти на все.
— В моей работе и жестокость иногда не повредит.
— Ну а поскольку у нас с тобой работа одинаковая, хотя я и женщина, будет вполне логично предположить, что я разбираюсь в воровстве.
— Разбираться в чем-то и заниматься чем-то это разные вещи, — поправил я. — Ты когда-нибудь воровала? Лично ты? Ты, Северный танцор меча, мастер яватмы? Обученная и тренированная по древним кодексам чести Стаал-Уста?
Теперь нахмурилась Дел. Только у нее это получилось посимпатичнее.
— Почему ты не можешь поверить, что я когда-то воровала? Разве я не убивала людей? Я делала это на твоих глазах.
— Только тех, которые хотели убить тебя. Самозащита и воровство это разные вещи, баска, — я ухмыльнулся. — И словам «я когда-то воровала» я не верю.
Дел вздохнула.
— Ну хорошо, сама я никогда не воровала, но это не значит, что при необходимости я не смогу. Ведь до того, как Аджани уничтожил мою семью я не умела убивать, а теперь для меня это обычное занятие.
Неприятный холодок пробежал у меня по спине.
— Это не обычное занятие. Да, ты убивала, но для тебя это не обычное занятие. Ты танцор меча. Не все из нас убивают. Если кто-то это и делает, то только потому что его вынуждают обстоятельства. Только защищая жизни.
— Последние семь лет я только и делала что убивала, — отрезала она.
— Аджани мертв, — сказал я. — Эта часть твоей жизни окончена.
— Разве? — голос у нее был зловещий.
— Конечно. Кровный долг уплачен. Что тебя еще беспокоит?
— Жизнь, — бросила она. — Мне почти двадцать три года. Сколько мне еще осталось? Лет двадцать? Тридцать? Может даже сорок…
— И такое бывает, — согласился я, надеясь обратить все в шутку.
— И что я буду делать с этими сорока годами?
Человек в моем возрасте — тридцать шесть? тридцать семь? — не отказался бы еще от сорока лет. А Дел умудрилась сказать о них с отвращением и мне это совсем не понравилось.
— Аиды, баска, проживи их! Что еще с ними делать?
— Я танцор меча, — напряженно сказала она, — я заставила себя стать такой. А теперь ты говоришь, что у меня в жизни больше нет цели потому что Аджани мертв.
— Дел, ради валхайла…
Естественно закончить она мне не позволила.
— Подумай, тигр. Ты говоришь, что эта часть моей жизни завершена. Время убийств. Годы, когда я пожертвовала человечностью ради одержимости,
— что-то сверкнуло в ее глазах: гнев и разочарование. — Если это правда, что мне осталось? Что осталось женщине?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});