и в конце концов тронулся рассудком и покончил с собой.
Она помнит, что некоторое время назад на этой самой дороге к Берте Неннистейл, местной девушке, пристали двое хулиганов, но она отбилась от них и благополучно вернулась домой.
Но Хейзел не боится. Этот лес знаком ей «от и до», каждый поворот, каждый кустик. Хотя она и живет уже много лет в Трое, в таких лесах прошло ее детство. Когда ее семья жила поблизости, она часто навещала родных, находя дома убежище от всех трудностей жизни.
Воздух пахнет влажной травой и грязью, и она медленно, с наслаждением вдыхает его. О чем напоминает этот запах? Конечно же, о доме.
Хейзел с легким недовольством смотрит на ноги: ее красивые, из блестящей лакированной кожи туфельки на каблуке испачкались. Она ненадолго останавливается, чтобы снять черную соломенную шляпу, и бросает быстрый взгляд на страусиные перья. Однажды кто-то при ней сказал, что шляпа – это нечто большее, чем просто предмет одежды, это продолжение личности владельца. «И что это говорит обо мне?» – мысленно спрашивает она и вытирает рукавом лоб. Волосы намокли от пота и слиплись от жары.
Сколько мужчин делали ей комплименты, восхищаясь ее сияющими волосами и ясными голубыми глазами?
Молодая женщина усмехается про себя: «Видели бы они меня сейчас».
Луна поднимается все выше, а Хейзел внезапно охватывает усталость; несомненно, это реакция на суматошные события последних нескольких дней. Собравшись с силами, она гонит прочь тревожные мысли и продолжает путь. Судьба ждет ее уже за ближайшим поворотом.
Она слышит крик совы, потом еще один шорох.
Тут кто-то есть.
* * *
Суббота, 11 июля 1908 года. Этот день был похож на многие другие дни того лета в сонном городке Сэнд-Лейк, штат Нью-Йорк. Похож невыносимой, удушающей жарой. По всему штату люди спали в парках, на крышах или даже прямо на улицах, чтобы спастись от изнуряющего зноя и влажности; температура поднималась выше тридцати двух градусов. В полицейские участки хлынули сообщения о смертельных случаях, обмороках и «внезапном помешательстве». В Бруклине, штат Нью-Йорк, двое мужчин, которые, как считается, сошли с ума от чрезмерной жары, пытались убить своих жен разделочными ножами.
Расположенный в центре округа Ренсселер маленький городок Сэнд-Лейк равноудален от двух крупных городов северной части штата Нью-Йорк, Троя и Олбани и находится примерно в восемнадцати километрах к юго-востоку от первого и в двадцати километрах к востоку от второго. Город Сэнд-Лейк был небольшим по площади и численности населения (2128 человек) и официально состоял из трех поселений-деревушек – Аверилл-Парка, Уэст-Сэнд-Лейка и Сэнд-Лейка, – каждое из них отличалось индивидуальной культурой и самобытностью.
Деревушка Аверилл-Парк – названная так в честь богатого адвоката и землевладельца Горацио Ф. Аверилла, который, как известно, был изгнан из Троя после организации ареста беглого раба из Вирджинии Чарльза Налле в 1860 году, – была центром активности в Сэнд-Лейке. Более двухсот человек, включая женщин и детей, работали там на водяных мельницах, производя все, от бумаги до шерстяных кальсон и чулочно-носочных изделий. Другие местные жители обрабатывали землю, охотились, ковали железо, добывали кленовый сок или рубили лес.
Аверилл-Парк фактически служил центром города.
Улицы были усеяны семейными магазинчиками, включая кафе-мороженое, аптеку, продуктовый магазин, пекарню, сапожную и портняжную мастерскую, и жаркими летними ночами жители собирались с соседями на ступеньках почты или крылечках гостиниц и сельского универмага в надежде на легкий ветерок. По воскресеньям по всему городу звенели колокола, и церкви – в основном протестантские – манили верующих к своим шпилям. Была среди них и баптистская церковь, на колоколе которой, изготовленном в Трое, имелась надпись на латыни: Defunctos ploro («Оплакиваю усопших»).
Аверилл-парк был последней остановкой на маршруте «Трой энд Нью-Ингланд рейлуэй тролли лайн», компании, предоставлявшей единственное средство общественного транспорта. Протяженность линии между Альбией, одним из районов Троя, и Аверилл-Парком составляла тринадцать километров. Летом посетители с севера и юга, особенно из Троя, Олбани и даже из Нью-Йорка, расположенного в двухстах сорока километрах к югу, приезжали в Аверилл-Парк на дневные или выходные экскурсии, а некоторые даже оставались на все лето. Гостиницы росли как грибы после дождя, и спрос в июле и августе был настолько велик, что заведения зачастую бронировались до отказа. Для гостей здесь устраивали вечерние танцы, концерты, карточные игры. В отеле «Мейпл гроув» даже была своя бейсбольная команда, состоявшая исключительно из постояльцев гостиницы.
Близлежащее озеро, Кривое, было любимым местом отдыха президента Теодора Рузвельта в бытность его губернатором штата Нью-Йорк; ему нравилось охотиться в здешних лесах и любоваться видом на город со скалы Медвежья Голова. Но особой популярностью пользовалось треугольное Хрустальное озеро, находившееся примерно в полутора километрах к югу от конечной остановки трамвая. Там гостям предлагалось катание на лодках, пикники, рыбалка и даже парк развлечений. Наличие колеса обозрения, карусели, танцевального зала, киосков и пляжа обеспечивало этому месту достаточную известность для того, чтобы называться Верхним Кони-Айлендом.
Разумеется, такая жизнь была не для всех. Негласный, но вполне реальный барьер разделял богатых приезжих и горожан, которые обычно держались от чужаков на расстоянии и относились к ним настороженно, хотя и не упускали случая подзаработать, показав лучшие места для охоты и рыбалки.
К востоку от Аверилл-Парка находится Сэнд-Лейк; к западу – соответственно Уэст-Сэнд-Лейк. Как и Аверилл-Парк, каждое из этих поселений представляло собой примерно одинаковый набор жилых домов, церквей, отелей, магазинов и мельниц. Население деревушек Сэнд-Лейк и Уэст-Сэнд-Лейк было намного меньше населения Аверилл-Парка, и им не хватало развлекательных достопримечательностей, которые привлекали бы летних туристов.
Табортон был своего рода неофициальной деревушкой в самом восточном углу города, деревушкой, простершейся на холмистой, густо поросшей лесом местности. Здесь жили «горцы», люди, известные своей приземленностью и практичностью, а также врожденным недоверием к чужакам. Жители Табортона по большей части были самодостаточными фермерами, лесорубами или угольщиками и на фабрики или мельницы шли работать неохотно. Обширные сельские владения давали им больше пространства, развивая сильное чувство индивидуальности и рождая широкий спектр эксцентричных персонажей. Ночь на одинокой горе Табортон могла быть пугающе тихой, если не считать случайных звуков дикой природы и выстрелов. Это фермеры, растянувшись в своих шезлонгах с кувшинами крепкого сидра, палили в бобров, наносивших немалый урон посевам.
На уединенных холмах Табортона собирались обычно неугомонные мальчишки, сбегавшие туда от повседневной скучной жизни.
Лоуренс Грубер, подросток из Аверилл-Парка, работал полный рабочий день на трикотажной фабрике компании «Фейт» на Берден-Лейк-роуд, недалеко от центра деревни, где скручивал и разрезал сырую шерсть и хлопок («Ты только верь, Уилл, ты только верь», – советовали друзья и родные соучредителю предприятия Уильяму Д. Махони). Но выходные парень мог проводить так, как ему заблагорассудится, и не собирался нарушать привычный порядок дня из-за