Читать интересную книгу Бунт Стеньки Разина - Николай Костомаров

Все это достаточно показывает, что причины побегов, шатаний и вообще недовольства обычным ходом жизни лежали во внутреннем организме гражданского порядка. Побеги были до того обыкновенны, что в челобитных на царское имя, где жалуются на злоупотребления воевод, приказных и служилых людей или где просят об облегчении от повинностей и поборов, жители не боялись грозить правительству тем, что они разбредутся врознь. Это сделалось почти обычною формою такого рода деловых бумаг. Царствование Алексея Михайловича было временем побегов и шатаний. Их умножали военные обстоятельства. Дворяне, дети боярские, солдаты, даточные люди разбегались со службы и, боясь воротиться в свои жилища, чтоб не быть пойманными, шатались где попало. Правительство посылало за ними сыщиков, которые собирали жителей и ловили беглецов, как разбойников. Финансовые обстоятельства способствовали несчастию и бедности народа, а вследствие того и побегам. В продолжение двадцати лет (1648–1668) постоянно производилась охота за беглыми по всем краям государства. Сыщики гонялись за ними. Приезжая в какой-нибудь уезд, где обнаруживалось большое скопище беглецов, они приказывали на всех торгах бирючам кликать клич, чтоб все лица, начальствующие в общинах, лови ли беглых и приводили к ним. Пойманных наказывали кнутом и водворяли на места жительства. Впрочем, не всегда легко было водворить такого пойманного: уже и тогда русские знали увертки показываться не помнящими родства.

Усиленная ловля беглецов не прекращала бродяжничества, но развила разбойничество. Иной бродяга, если б ему дозволили шататься свободно, пропитывался бы безвредным для общества способом, переходя от одного господина к другому в услужение, или поселился бы где-нибудь вдалеке, например в Сибири, куда многие бегали ради льготной жизни; но, зная, что его поймают, испишут спину кнутом и отправят на старое место, ожесточенный бродяга делался отъявленным врагом общества. Редкий уживался на месте жительства, будучи возвращен туда насильно; если б ему было там хорошо, он бы и в первый раз не бегал, а теперь, после того как его раз поймают, ему, конечно, станет хуже: на него наложат еще больше повинностей за то, что он бегал; он опять навострит лыжи, и так как знает, что трудно где-нибудь приютиться, то побежит в темный лес; таких сходится там много, и составляется разбойничья шайка.

Вместе с ловлею беглецов производилась и ловля разбойников. Царствование Алексея Михайловича богато разбоями, особенно в десятилетие перед появлением Стеньки Разина. Сохранилось много актов о преследовании разбойников в различных местах, особенно в восточном крае. В 1657 году по поводу распространившихся разбоев и убийств посадских и крестьян посланы в понизовые города Казань, Нижний, Алатырь, Курмыш сыщики из дворян; они должны были брать от воевод и стрельцов, пушкарей и затинщиков, вооружать уездных людей и ловить разбойников и беглых. В 1663 году в Тотемском уезде приказано крестьянам всех волостей держать у себя ружья для преследования разбойников; у кого не было ружья, того подвергали наказанию батогами. В 1664 году в Пошехонье и на Унже велено воеводам созывать дворян, детей боярских и служилых людей, ездить с ними по селам и деревням всяких ведомств, брать там сотских, пятидесятских и десятских, собирать толпу вооруженных крестьян, отыскивать разбойников, истреблять их станы и самих судить и казнить немедленно. В 1665 году заметили, что преследуемые таким образом удальцы бегут преимущественно в низовья Волги; туда приходили бродяги из Воронежа, Шацка, Ельца и других мест, как будто ища сборного пункта. Поэтому правительство приказывало воеводам городов Самары, Саратова, Царицына, Черного Яра находиться между собою в постоянной связи, посылать друг к другу частые станицы, отправлять в степи детей боярских и стрельцов и ловить подозрительных людей из верховых городов, называющих себя козаками. В 1667 году разбои, воровство, смертоубийства распространились по всей России в ужасающем размере. На север, на юг, на восток посланы от Разбойного приказа сыщики – предписано всем воеводам содействовать им, давать людей, поднимать посадских и крестьян, разорять разбойничьи станы, казнить смертью и разными муками злодеев, к числу которых относили и ведунов (колдунов), и замечали, что вместе с разбоями распространилось ведовство. Смертная казнь постигала вместе с ними не только укрывателей, но и тех, которые, слыша крик разбиваемых людей, не пойдут к ним на помощь.

Эта мера не помогла беде: беда возрастала. На следующий год уже в самой Москве на масленице убивали и грабили по улицам. Правительство устроило ночные караулы, обязанные хватать всех, кто шатается ночью. За исключением священников и царских стольников, дозволено прочим людям ходить по Москве ночью только в продолжение первых четырех часов (иначе: до десяти часов вечера, по нашему счету времени), и то непременно с оружием. Было явно, что Русь готовится к какому-то страшному волнению.

IV

В 1665 году князь Юрий Долгорукий был в походе против поляков. В его войске находились донские козаки. Наступала осень. Атаман одного из казачьих отрядов, Разин, явился к князю, ударил челом и просил отпустить донцов на тихий, вольный Дон. Князь приказал ему оставаться на службе. Никто из ратных людей не смел уходить со службы без отпуска начальника, но козаки считали себя вольными людьми: они думали, что если служат белому царю и проливают кровь за его государское здоровье, так это делается по доброму хотенью, а не по долгу. Атаман самовольно ушел с своею станицею, но их догнали, и Долгорукий осудил на смерть атамана. У него было двое братьев: Степан, или Стенька, и Фрол, или Фролка, как назывались они уменьшительно. Вероятно, они видели, как повесили старшего брата.

Народное предание говорит, что Стенька прежде того был гонцом к турецкому султану и попался в плен в Азове, откуда освободился, и, воротясь на родину, начал свое возмущение. Есть замечательная песня об этом событии, помещенная в «Сборнике» Сахарова.

А и по край было моря синего,Что на устье Дону-то тихого.На крутом, красном бережку,На желтых, рассыпных песках,А стоит крепкий Азов-городСо стеной белокаменной.Земляными раскатами и рвами глубокимиИ со башнями караульными.Среди Азова-городаСтоит темная темница,А злодейка – земляная тюрьма;И во той-то было во темной темнице,Что двери были железные,А замок был в три пуда,А пробои были булатные,Как засовы были медные;Что во той темной темницеЗасажен сидит донской козакСтепан Тимофеевич.Мимо той да темной темницыЛучилося царю идти, самому царю,Тому турецкому Салтану Салтановнчу.А кричит донской козакСтепан Тимофеевич:«А ты гой еси, турецкой царь,Салтан Салтанович!Прикажи ты меня поить-кормить –Либо казнить, либо на волю выпустить».Постоял турецкий царьСалтан Салтанович:«А мурзы вы улановья!А вы згаркайте из темницыТого тюремного старосту».А и мурзы, улановья металися через голову,Привели его уланове они старосту тюремного;И стал он турецкой царьУ тюремного старосты спрашивать:«Еще что за человек сидит?»Ему староста рассказывает:«А и той еси, турецкой царь,Салтан Салтанович!Что сидит у нас донской козакСтепан Тимофеевич!»И приказал скоро турецкой царь:«Вы мурзы, улановья!Ведите донского козакаК палатам моим царскиим».Еще втапоры турецкой царьНапоил, накормил доброго молодцаИ тошно стал его спрашивати:«А ты гой еси, донской козак!Еще как ты к нам в Азов попал?»Рассказал ему донской козак:«А и послан я из каменной МосквыК тебе царю в Азов-город,А и послан был скорым посломИ гостинцы дорогие к тебе вез;А на заставах твоих всего меня ограбилиМурзы, улановья, а моих товарищейРассадили добрых молодцовИ по разным темным темницам».Еще втапоры турецкой царьПриказал мурзам, улановьямСобрать добрых молодцов,Стеньки Разина товарищей.Отпущает добрых молодцев,Стеньку в каменну Москву;Снарядил добра молодцаСтепана Тимофеевича.Наградил златом серебром,Еще питьями заморскими.Отлучился донской козак от Азова-города,Загулялся донской козакПо матушке Волге-реке,Не явился в каменную Москву.

Неизвестно, ушел ли Стенька тотчас или воротился уже после, по отпуску грозного князя; в следующем году он замыслил не только отомстить за брата, но и задать страху всем боярам и знатным людям Московского государства, которых вообще не терпели козаки. Это был человек чрезвычайно крепкого сложения, предприимчивой натуры, гигантской воли, порывчатой деятельности. Своенравный, столько же непостоянный в своих движениях, сколько упорный в предпринятом раз намерении, то мрачный и суровый, то разгульный до бешенства, то преданный пьянству и кутежу, то готовый с нечеловеческим терпением переносить всякие лишения; некогда ходивший на богомолье в отдаленный Соловецкий монастырь, впоследствии хуливший имя Христа и святых его. В его речах было что-то обаятельное; дикое мужество отражалось в грубых чертах лица его, правильного и слегка рябоватого; в его взгляде было что-то повелительное; толпа чувствовала в нем присутствие какой-то сверхъестественной силы, против которой невозможно было устоять, и называла его колдуном. В его душе действительно была какая-то страшная, таинственная тьма. Жестокий и кровожадный, он, казалось, не имел сердца ни для других, ни даже для самого себя; чужие страдания забавляли его, свои собственные он презирал. Он был ненавистник всего, что стояло выше его. Закон, общество, церковь – все, что связывает личные побуждения человека, все попирала его неустрашимая воля. Для него не существовало сострадания. Честь и великодушие были ему незнакомы. Таков был этот борец вольницы, в полной мере изверг рода человеческого, вызывающего подобные личности неудачным складом своего общества.