Читать интересную книгу Другой - Саша Береста

зонтик, а теперь придется мокнуть».

Остальной его вечер прошел спокойно».

__________________________________________________________________________________

— Какой-то бред. Своей сказкой вы ничего не добились, сожалею, — равнодушно заметил Голиаф и пожал плечами, на что старик поднял брови.

— Сказкой?

— Сказкой.

— Помилуйте, это вовсе не сказка! — возмутился мужчина, сводя брови в своем почти добродушном гневе. Абатуров усмехнулся.

— Не нужно врать. И я даже знаю, что все это вы выдумали сами, если не сейчас, то какое-то время назад. Вы рассказываете все в таких красках… — юноша задумался, подбирая слова, — Как будто вы — рассказчик и смотрите на все со стороны. Вы выдали себя очень глупо.

На это мужчина не нашел ответа и предпочел молчать.

— К тому же… — начал юноша, — Этот Сехинов вовсе не похож на меня. Я полагаю, вы рассказываете мне все это, чтобы я посмотрел на себя со стороны, увидел, какой я ужасный и плохой, но мы с ним разные. Да, у нас обоих проблемы с выражением эмоций, но наши мировоззрения очень отличаются друг от друга. Я готов убрать кого-то ради высшей цели, а он — ради своей же выгоды. Ко всему прочему, у… Алексея? Да. У Алексея кишка тонка.

— Что вы сказали? — спросил помрачневший старик, тут же подняв суровые глаза на собеседника.

— У Алексея. Кишка. Тонка, — разборчиво, четко проговаривая каждую букву, повторил Голиаф, — Из зависти и своих гиперболизированных амбициозных планов он согласился взять животное. А оно, в свою очередь, очень мешает исполнению любых планов, — вдруг глаза юноши заискрились, уловив изменившееся настроение незнакомца. Голиаф странно, почти безумно улыбнулся,

— Скажите мне скорее, как вас зовут?

— Что? — недоуменно воскликнул старик, приняв вопрос юноши за дерзость, — Зачем вам это?

— Вы так очаровательно злитесь, когда я привожу объективные аргументы в мою пользу, а не этого… Алексея, да еще и яростно утверждаете, что ваша сказка — правда. Я вам верю. Но скажите мне, кем вы были? Неужели вы и есть тот Алексей Степаныч?

— Я…

— Или вы его друг Михаил? О, так было бы намного прозаичнее!

— Я не могу сказать вам…

— А может вы все-таки все придумали, сударь? — Голиаф вновь опасно приблизился к лицу мужчины, невероятно возбужденный от того, что ему удалось застать обычно безэмоционального старичка врасплох, — Может, все это — плод вашего воображения? И тогда вы можете быть и Алексеем, и Михаилом или даже псом Робом…

Мужчина вновь вскинул брови.

— И… Какой же «я» будет верным? — медленно спросил старик.

— Любой. И ни один в то же время.

Старик задумался, опустив глаза. Он уже не злился и даже не был суров. Он думал. В итоге, глубоко вздохнув, мужчина улыбнулся, пригладив седые волосы на голове.

— В одном вы угадали. Меня зовут Алексей, — морщинистая рука ловко юркнула во внутренний карман жилета, вытаскивая паспорт мужчины в коричневой обложке, — Но моя фамилия…

«Скалровский» — про себя прочитал Голиаф, смотря на раскрытый документ. Юноша отвел глаза, не очень желая признавать свое поражение. Он вздохнул.

— Значит, вы все-таки все выдумали.

— Не совсем, — улыбнулся старик, — Я лишь сгустил краски. Я хотел бы рассказать побольше о том, как Алексей Степаныч потерял свое рабочее место, но, мне кажется, вам будет не очень интересно.

— Вы удивительно проницательный человек, Алексей, — без удивления, но с ноткой почтения ответил ему Голиаф, — Мне было бы интересно про Михаила. Если я все правильно понял, он был разгильдяем, таким, с которыми я и хочу справляться.

— О нет, нет… Он был очень интересный человек, — отчего-то печально вздохнув, сказал Голиаф.

— Даже если это сказка, мне интересно, что вы хотите мне сказать. Прошу, продолжайте.

Алексей мягко усмехнулся, благодарно кивнув.

— Спасибо. Даже если это не поможет вам, возможно это поможет мне. Я слишком долго вынашивал эту… Сказку.

— Могу я попросить вас кое о чем? — Абатуров зевнул.

— Да, конечно.

— Не пытайтесь рассказывать все так, будто идеально знаете того, о ком рассказываете. Это раздражает и, по правде говоря, мешает мне построить собственное впечатление об услышанном, поскольку вы, как любой обычный человек, вкладываете в слова эмоции, которые получаете при воспоминании о человеке и персонаже, а после этого начинаете додумывать за него. Обычно, кстати, из-за этого и возникают конфликты: люди невероятно хорошие мечтатели и с удовольствием придумывают свои истории про других людей.

Это нормальное явление, но оно ужасно бесит. Особенно когда слухи распространяются по универу, — он вздохнул, на что Алексей усмехнулся.

— Разве вам не все равно на репутацию?

— Мне все равно на то, что все считают, будто я встречался с Мартой, но меня пугает высокая вероятность быть за это избитым её же парнем.

Алексей Скалровский засмеялся.

— Хорошо, будь по-вашему. К тому же, речь пойдет о Михаиле, а с ним, я уверен, сдерживать эмоции будет попроще.

III

«Открыв глаза, Михаил Ильич Болдин вылез из-под одеяла, сразу же потягиваясь и сонно улыбаясь яркому солнечному свету, почти неприлично светившему ему в глаза. Зевнув, он поставил ноги на теплый махровый коврик зеленого цвета, лежащий рядом с кроватью специально, чтобы согревать холодные после сна ноги.

Надев домашние тапочки, Михаил, одетый в ночную футболку с шортами, протер глаза и поставил руки в боки, расслабленными глазами и с улыбкой на лице разглядывая комнату. Сперва мужчина обернулся к другой половине кровати и, найдя её пустой, мягко усмехнулся, понимая, что жена уже на кухне. Оглядев стены, он в который раз умилился некоторым фотографиям, висящим на них: его родители, он сам, жена… Но одной из самых любимых была его фотография с роялем. Одетый в парадный костюм, выбритый и причесанный, Михаил сидел за инструментом с чрезвычайно сосредоточенным лицом, глядя на клавиши рояля так, будто второй говорил Болдину что-то очень сокровенное и важное, в то время как хозяин пытался помочь ему выговориться. Карие глаза мужчины засмеялись, в который раз видя эту картину, но радуясь, словно в первый, в то время как большая, широкая ладонь зарылась в глубинно-черные, словно уголь, густые волосы, «причесывая».

Миша подошел к шкафу с книгами, что располагался рядом с кроватью, и, взяв оттуда Библию, хотел начать перечитывать её вновь, но:

— Миша! Ты встал? Иди завтракать, опоздаешь! — послышался строгий женский голос, слыша который сразу становилось ясно, что лучше всего будет повиноваться. Болдин улыбнулся, укладывая книгу обратно.

— Иду!

Минуя гостиную комнату, в которой и стоял незаменимый и так горячо любимый мужчиной рояль, а также у стены находился диван, напротив которого был удобно расположен телевизор, мужчина завернул направо, в три шага одолев коридор, и тут же