— Половина комплексов наша, и мы можем в любой момент их вывести из строя.
— Твои же люди тебя не поймут, и те же летчики откажутся бомбить. Ты что, не отслеживаешь состояние своих людей?
— Да отслеживаю, и правду ты, Игорь, говоришь. Но что нам сейчас делать? Оргулов выставил по сути дела ультиматум, и нам нельзя просто так это спускать.
— Да согласен, но по большому счету он в своем праве. На фоне слива информации немцам в 1942-м вся эта история выглядит очень гаденько.
— Мы так ни к чему и не пришли. Что будем делать?
— С Оргуловым ссориться нельзя. Нас не поймут свои же. После того как летуны стали привозить в бункеры свежие фрукты и овощи, началось настоящее сумасшествие. Люди собирают книги, восстанавливают знания, изучают вспомогательные специальности и отправляют свои резюме в Крым, в надежде получить оттуда вызов, и ведь получают, и контрабандой летят на транспортных самолетах всеми семьями.
— Это понятно. Добрый царь Оргулов, который продает надежду. Что дальше?
— Давай по пунктам. Ты готовишь полный отчет о разгроме колонн, я — по смерти Кульчицкого и о состоянии нашего проекта путешествия во времени. Всё это отправляем в Крым, пусть тоже репу чешут.
— Согласен.
— Что там с Семеновым?
— Тяжело ранен. Он начал копать по этим колоннам, и его попытались ликвидировать, естественно, это всё было сразу засекречено.
— Понятно. Это тоже в отчет. Что думаешь по утечке информации к немцам?
— Если всё так, как говорит Оргулов, и кто-то мотается в прошлое, то отследить может только он — у него есть такие технологии, и утечка пошла тогда этим путем. Но пока нет других возможностей, будем искать обычными оперативно-розыскными методами.
— Согласен. Я своих подключу. Завтра создадим единую следственную комиссию и обязательно потребуем включения в нее кого-то из приближенных Оргулова.
— Думаешь, стоит?
— Еще как стоит. Сам эту бучу поднял, вот пусть и берет на себя часть головной боли. А вот что делать по поводу угрозы вывода из строя установок крымчан? Есть мысли?
— Варианта два: диверсия или авиаудар. Думаю, оба варианта они предусмотрели, но не исключаю применение малогабаритного ядерного фугаса. Учитывая очень высокий радиационный фон, отследить такое устройство будет невозможно, тут только организационные меры помогут и обязательная проверка всех приезжающих. Но это уже проблемы Оргулова.
— Нет, это уже давно и наши проблемы, раз мы поставили на этого морпеха.
— Как тогда отнесемся к его прорыву в другое время? Как я понял, он и там чудить начал, и по моим данным, уже вовсю контактирует с членами императорской семьи, реализуя какой-то свой стратегический план.
— Мешать не будет, даже поможем, поднимая все архивы.
— Семенов и так ему помогал как мог, используя наши ресурсы. Объем запросов в архивы по Первой мировой войне, революции и Гражданской войне увеличился в разы, что сразу привлекло внимание моих аналитиков.
— Тогда, если не можем помешать, надо возглавить. Мир 1914 года для переселения более интересен, чем мир 1942-го, где, возможно, скоро начнется глобальное противостояние с применением ОМП.
— Согласен.
Они помолчали, и Ростовцев, чуть прищурившись, спросил:
— Игорь, а как ты сам думаешь, кто нас так вставил?
Сипягин скептически улыбнулся.
— Ты знаешь, я перед нашим разговором прочитал последний доклад из научного центра, где занимаются работами по проблеме путешествий во времени.
— И что?
— Неудачи заключаются в том, что после аварийных схлопываний, что устраивал наш общий знакомый, и постоянной работы установки в Крыму, канал становится настолько зашумленным и нестабильным, что нашим ученым просто не удается настроиться. Но, по их словам, буквально пару суток назад в канале появились мощные и, главное, случайные помехи, которые не дают возможности вообще настроиться на канал. По характеру этих помех они сделали вывод об их искусственном происхождении, и значит, кто-то принудительно закрывает канал.
— Но ведь Оргулов продолжает шататься в прошлое, как к себе в туалет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот и я про то. Оказывается, если знать порядок и амплитуду появления помех, то настройка на канал становится не такой уж сложной.
— Значит, наш общий крымский знакомый сам решил подстраховаться и просто осложнил жизнь возможному противнику.
— Вот и я про то. Оргулов, как всегда, на высоте.
— Игорь, а ты не думал, что это твои там шатаются втихаря?
— Нет. Там очень жесткий многоуровневый контроль, это исключено.
— Тогда можно сделать хоть какие-то выводы?
— А ты сам как думаешь?
— В нападениях участвовали люди, которые, вероятно, должны быть в наших картотеках, иначе бы не уничтожали так тщательно все следы. К тому же понятно, что пользовались явно ворованной у Оргулова технологией, и он где-то рядом, чтоб оперативно реагировать и зачищать ненужные хвосты.
— Может, кто-то из среднего командного звена?
— Может, но там шерстят в первую очередь. Мне представляется другой вариант, но это бездоказательно, и если это правда, то хвостов не будет — только трупы. Как сам думаешь?
И Сипягин пристально посмотрел на Ростовцева.
— Наверно, так, как и ты. Терещенко, сучара, он всегда всё знает, но остается в тени.
— И я так думаю, но…
Ростовцев как-то странно поглядел на коллегу и спросил:
— А чего ты Мартова не позвал? — и тут же осекся: — Думаешь, он в теме?
— Нет, Максим, он не в теме, — но от того, как это было бодро и веско сказано, Ростовцев понял, что, скорее всего, давний друг и соратник главы ФСБ переметнулся на другую сторону. Жизнь, бывает, преподносит и более неприятные сюрпризы. Наверно, именно поэтому сейчас за спиной Сипягина был не отделанный дорогими сортами дерева кабинет, в котором сам Ростовцев не раз был, а какая-то комната с голыми бетонными стенами и стандартным освещением дешевыми лампами-экономками. Значит, глава ФСБ пользуется совершенно секретными резервными средствами связи, и это только подтвердило подозрения генерала в том, что большая игра за прорыв к предкам уже идет вовсю, и они пока проигрывают. Ну, даже если не проигрывают, то отстают от противника на несколько ходов.
Ростовцев, помолчав несколько секунд, подал голос:
— Тогда надо кому-то из нас обязательно лететь в Симферополь, обговаривать все эти вопросы.
— Наверно, тебе надо лететь, заодно повезешь запчасти к "Белому лебедю". Я как почитал в докладах, что летчики вытворяли в небе над Германией, и особенно как днем прямо над Берлином взяли звуковой барьер, то понял, почему Сталин больше всего обижается за простой этого бомбардировщика.
— Да уж. Тут ты прав, придется и мне вспомнить молодость и поработать экспедитором.
* * *
За сутки, что прошли после памятного заседания Совета, ничего серьезного не произошло, ну разве что пришлось в мире 1942 года отправить радиограмму на "Гепард", что появились их знакомые, и запросить всю информацию по личному составу, чтобы можно было идентифицировать прибывших делегатов. Несмотря на ухудшение погоды, караван успел пересечь перевал, и пока мы точно не разобрались, пятерых моряков на время изолировали в бункере в Перевальном.
Благо на "Гепарде" на всякий случай был оставлен маяк с энергокартриджами на три включения, и капитан 1-го ранга Григорьев смог перейти к нам в бункер для прояснения ситуации. Осталось в ближайшее время организовать сам переход — лодка уже была в Северной Атлантике, и с учетом мощного шторма это было не так просто сделать.
Пока всё это происходило, система наблюдения зафиксировала несколько попыток подключиться к каналу, но постановщик помех самым наглым образом мешал неким неизвестным личностям пользоваться протоптанной нами дорожкой в прошлое. То, что это были не орлы Кульчицкого, я и так знал — у их установки были немного другого принципа, и робкие и безрезультатные попытки подключиться к каналу уже давно фиксировались. А вот те, другие, точно работали с украденной у меня информацией, поэтому за двое суток на базе заготовок для маяков были смонтированы еще три постановщика помех, налажены и запущены в работу, чтоб неведомому противнику жизнь медом не казалась.