Нет, точно больше, чем пару дней. Вот только, сколько именно?
Светлое и темное время суток, дни и ночи - в ее сознании все смешалось, и Агния не могла уже четко разделить, когда она бодрствовала, снедаемая жадной, черной потребностью в наркотике, а когда спала, забывшись тяжелым забытьём под действием препаратов, которые вводил ей Алексей.
Она помнила, как Леша говорил, что первая ночь будет самой тяжелой, как убеждал в этом Вячеслава. Но все оказалось не так. Может быть ему, врачу, с его позиции, все казалось именно таким. Но Агния ощущала иначе.
Перетерпеть боль в теле, мучительное напряжение, когда не удавалось расслабиться и просто закрыть глаза без препаратов - да, это было сложно. Но терпимо, особенно с помощь всех тех лекарств, что ей вводили, и с присутствием Вячеслава рядом.
А вот справится с тем, что нахлынуло, оккупировало ее сознание после - не помогали ни лекарства, ни постоянное бдение любимого около нее. Апатия. Какое-то беспросветное и угнетенное, настолько подавленное состояние, что дышать не хотелось, не то, что двигаться или говорить. Ничего, абсолютно ничего не приносило не то, что радости, а хоть мимолетного ощущения комфорта. Никакое положение тела не давало облегчения, ничего не позволяло отвлечься.
Алексей пытался донести до нее какую-то информацию. Объяснить, что наркотик подавлял ее собственные "гормональные механизмы удовольствия" в мозгу, что тем необходимо теперь восстанавливаться, как, к примеру, конечности после перелома. Агния старалась поверить, старалась убедить себя бороться. Но мотивация не работала. Она дышать не могла. Телом не могла, не легкими. Ей просто было плохо. Все плохо, без уточнения и дифференциации на органы и составляющие. И даже видя, что от такого ее состояния страдает и мучается Вячек, ничего не могла с собой поделать. Она принимала таблетки, которые по его требованию давал ей Алексей, она старалась как-то встряхнуться и напомнить себе о том, что ей есть ради чего стараться и жить. Но пока это все не срабатывало.
Агнии стало безразлично совершенно все. И любая мысль, любое воспоминание лишь угнетало еще больше. Вновь накатила тоска и безумное горе от воспоминаний о потере ребенка. То отчаянье, которое толкнуло ее на попытку самоубийства, грех, который она никогда не считала себя способной совершить. Нет, сейчас Агнии не хотелось наложить на себя руки.
Ей даже этого не хотелось.
Вообще ничего. Она пребывала в каком-то сумеречном состоянии сознания и никак не могла из того вынырнуть.
Ни солнце за окном, ни лето, которое наступило уже в мае, ее не радовало. Единственное, что хоть немного вызывало отклик внутри - было все же присутствие Вячека, хоть и это не пробуждало ее волю к жизни. И, тем не менее, сейчас она лежала и смотрела на спящего мужа, понимая, что совсем измотала его своим собственным состоянием.
Все это время, сколько бы его не минуло, Вячеслав находился при ней неотлучно. Он был с Агнией, когда она открывала глаза и когда проваливалась в тяжелую дрему от лекарств Леши. Он заставлял ее хоть как-то двигаться и вставать, тянул к окну, принуждая смотреть на зелень и старую липу, по какой-то нелепой прихоти уже выкинувшую бутоны цветения совсем не по сезону. Вячеслав купал ее, держа на руках под струями душа, когда у Агнии не было сил стоять от боли, и сидел с ней в ванной, когда она просто не видела смысла что-то для себя делать, пусть и ради чистоплотности и здоровья. Так осторожно и нежно мылил кожу, одной пеной, казалось. Словно бы Агния могла бы раскрошиться, надави он чуть сильнее, или позволь себе прижать мыло к ее телу. И глядя на это, на его руки, куда больше привыкшие бить и ломать, чем так бережно гладить - ей хотелось плакать, особенно, когда глаза Агнии цеплялись за белесо-розовый шрам на месте двух пальцев. Но она не могла. Просто не могла.
А он так старался. Даже пытался растормошить ее, рассмешить, постоянно к чему-то подталкивая и чем-то грозя. После каждого купания, ежедневно он усаживал ее себе на колени и долго расчесывал. Хотя что-там было чесать-то, после ее похода в салон в Киеве? Но Вячеслав упорно водил расческой по коротким прядям, то обещая ей тихим шепотом, что волосы скоро снова станут длинными, то угрожая, что он сам ее выпорет и руки повыдирает, если она еще раз додумается их остричь. А Агния даже улыбнуться не могла. Просто покорно сидела, разрешая ему делать все, что Вячеслав считал нужным.
Он и есть ее заставлял, иногда просто "стоя над душой", а порою и кормил, лично держа у рта вилку или ложку, и не позволяя Агнии прятаться на его плече. Неумолимо игнорируя полное отсутствие у нее и аппетита и интереса к еде.
И самое страшное - она понимала, оценивала разумом, что именно и сколько Вячеслав делает для нее. Но встряхнуться, чтобы помочь ему в этом - не могла. Не могла и все тут, просто отстраненно наблюдала, словно бы рассредоточенное сознание находилось отдельно от тела, погруженное в серую и безэмоциональную, безрадостную реальность, в которой все просто было "плохо".
А вот сейчас при виде усталости на лице Вячека, когда он спал и просто не мог сохранять свой вечно уверенный и непробиваемый вид - ей стало неловко. И стыдно вроде, но не так, как до этого. Не смиренно.
Агнии захотелось что-то изменить. Да, это желание еще было едва ощутимым и слабым. Но оно появилось.
А еще ей захотелось протянуть руку и провести по его щеке пальцами, вспомнить, какова на ощупь эта жесткая щетина. Снова научиться сладко замирать от легкого царапанья его небритых щек, когда дрожь пробегает по коже и внутри что-то сжимается, перехватывая дух. И щекотно. И смеяться хочется, когда он специально дразня ее, проводит щекой по ее шее. Ей очень, очень-очень вдруг захотелось вспомнить все это.
Она подняла руку, вялую и бессильную. Даже не подняла, если честно, просто подтянула ту по простыне. И осторожно, не желая его будить, прижала пальцы к щеке Вячеслава.
И чуть не разрыдалась от обиды и разочарования.
Все было совсем не так, как когда-то. То, что Агния ощутила, показалось лишь бледной тенью прежних эмоций и чувств. И вовсе не потому, что она стала любить его меньше. Нет. Просто тело словно бы исчерпало возможности своих чувств и реакций, истощилось, не в силах реагировать даже на самого дорогого человека.
И все же, это словно что-то переключило в ней. Изменило. Заставило вскинуться в противостоянии. С трудом глубоко вдохнув, она заставила себя тихо сесть и все-таки не заплакала. Вместо этого она подвинулась еще ближе к Вячеку. Близко настолько, что ей стали видны линии вен под кожей у него на плотно сомкнутых веках.
Агнию бы взбесило то, что сделали наркотики с ее телом, если бы она сейчас могла испытывать такие чувства. Но и самого мысленного возмущения и обиды оказалось достаточно, чтобы понять - если она не попытается возродить себя, Вячек сам не справится, несмотря на все свое упрямство, настойчивость и любовь.