Читать интересную книгу Данница - Елена Лаевская

пропадем. Ты подожди здесь, а я за подмогой сбегаю. Первый фургон не мог еще далеко отъехать».

— Ты точно так думаешь? — у Ивки на ресницах стыли слезы. Оставаться одной было очень страшно.

— Не сомневайся! — Славен воспрял духом, засуетился, попытался устроить Ивку поудобнее под нависающим над дорогой каменным козырьком. Под ним по крайней мере можно было спрятаться от снега. Чмокнул торопливо в холодную щеку. — Жди.

Сначала попятился задом, потом повернулся и побежал прочь. Сердце гулко скатилось вниз. Ивка прижала ладони к потрескавшимся губам: «Он вернется. Он обещал».

Только глаза отводил, когда прощался. Только уж больно легко ее оставил. Только, даже если Славен догонит второй фургон, — как тот развернется на узкой дороге?

Боль с новой силой скрутила низ живота. Ивка не выдержала и закричала хрипло, сжав в руках сдернутый с головы платок. Хвост, испуганно прижав уши, протяжно завыл в ответ.

Маг-У-Терры и Мих

«Листы в тетради закончились. Я пишу остатками грифеля на обложке, обшитой с лицевой стороны потертой, но все еще источающей тонкий запах, кожей, стараясь как можно теснее ставить буквы, как можно дольше растягивать удовольствие. Что за странная любовь к бумагомаранию? Может, и не к добру вложил перо в мои неумелые пальцы учитель мой, господин Сурик. Но выбора у меня все равно не было. Род Магов-У-Терры всегда был славен учеными и книгочеями. Из десяти самых знаменитых философских трактатов два были написаны моими предками. Даже Ма могла без проблем поставить подпись под важным документом, если возникала такая необходимость. А ведь образованных женщин в нашем королевстве не так и много. Говорят, даже наша королева едва-едва научена читать и писать. Что уж там говорить о принцессах и герцогинях.

Может, занимая пальцы грифелем, а голову — словами, я пытаюсь отвлечь себя от тревожного беспокойства, которое вот уже несколько дней разлито в воздухе и делает его вязким, как овсяный кисель, и горьким, как полынная настойка. Я дышу этой тревогой, она пропитала мои легкие и печень и не дает мне спать по ночам. А когда наконец, изрядно измучившись, удается задремать, мне снятся пугающие знамения: пожирающее все вокруг пламя, ядовитые дожди, потоп и мор. И мертвые, утонувшие в крови, покрытые язвами, изрезанные мечами люди.

А сегодня мне привиделся черный, как смоль, говорящий кот с белым пятном вокруг глаза. Кот представился непонятным именем «Барон» и обозвал меня дураком. А потом вцепился когтями в руку. Я проснулся в холодном поту и обнаружил, что вдоль правого предплечья вьется кровоточащая царапина. А в ушах звенело горным эхом: «Выполни свое предназначение, мой друг. Выполни свое предназначение».

Мне кажется, что ни я, ни Мих больше не принадлежим себе. Что все наши поступки уже предопределены, и двигает нами невидимая сила, направляя в нужную сторону и не давая свернуть с пути. Драконы не слушаются возницу и тянут карету, куда считают нужным, дорога простирается впереди ровным, как будто заботливо выметенным полотном, и ни одна туча не омрачает ясного неба. Например, два дня назад меня поразила страшная лихорадка. Сильный жар всю ночь напролет трепал тело, застилал глаза красным маревом, выворачивал суставы и путал мысли. Лекарь говорит, что уже опасался за мою жизнь. Но к утру, как по магическому заклинанию, все неожиданно прошло и я, бодрый и подвижный, как семилетний мальчишка, снова был готов к путешествию.

Мне кажется, что мир наш, твердо стоящий на трех драконах ли, подвешенный в небесных сферах или просто плывущий в пустоте, покачнулся, потерял равновесие и готов либо взмыть в недосягаемые дали, либо рухнуть в страшную пропасть. Все зависит от его величества случая. Я и Мих должны подыграть ему, но как это сделать, я не знаю.

Мих не чувствует этого. Он странный, Мих. Похож на всех остальных людей и в то же самое время будто не погружен в нашу жизнь, а пребывает где-то рядом, не соприкасаясь с ней особо. Будто поплавок на воде. Я спрашивал лекаря, где он родился и из каких краев пришел. Он только рукой махнул: «Лучше тебе этого не знать, маг. Многие знания — многие печали».

Но этим Мих только разжигает мое любопытство. Он умен и образован, как настоящий господин, и в то же самое время ведет себя как простолюдин.

Благодаря магическим способностям я могу проникать в небесный огонь, горящий в каждом, и видеть человеческую сущность. Но с Михом это не проходит. Он закрыт для меня. Я бы должен его бояться, но не получается. Взглянув на лекаря, я поверил ему раз и навсегда. Как раз и навсегда полюбил регину.

Везет мне в эту поездку на необычных спутников. Интересно, через сколько дней догоним мы Данницу Ивку? Что догоним — сомнений у меня нет. Говорят, погода на перевале может резко испортиться. Но что-то подсказывает мне, что этого не случится. Может быть, я слишком самонадеян? Или совсем не разбираюсь в жизни? Посмотрим, посмотрим…

Жизнь наша устроена так, что каждый в ней должен пройти свой путь. Для кого-то он оказывается очень коротким: едва высунув нос за дверь, путник с писком испуганной мыши несется обратно в норку. Кто-то всю жизнь собирается ступить за порог, да так и умирает не собравшись. Но большинство из нас все же проходит предназначенные судьбой данны, получая в подарок нужные и ненужные дары. Мы возвращаемся домой, покрытые как видимыми, так и незаметными снаружи шрамами. Погрубевшие, обветренные, разуверившиеся в людях, научившиеся хитрить и ненавидеть. Но вместе с тем, как ни странно, как никогда любящие жизнь, умеющие прощать и находить в себе силы на следующий шаг.

С теми, кто пустился в дорогу — сердце мое».

Записки o дорожных тревогах, сделанные Магом-У-Терры во время путешествия.

Солнечный луч уверенно, как заправский воришка, пробрался сквозь щербатые ставни. Позолотил пыль на полу и в воздухе. Мазнул по лицам спящих путешественников, призывая проснуться, наконец, и порадоваться ясному дню. Маг-У-Терры, не постеснявшись, занял вечером единственную в номере кровать, Мих скромно устроился на полу, на старом покрывале. Но солнце не признает сословных различий и одинаково безжалостно разбудило обоих путников.

— Господин маг, — в дверь уже осторожно стучал Хмут. — Э-э-э, лекарь, — после некоторых колебаний Хмут все