Затем еврей подполз, — или его притащило что-то невидимое, — к низкому каменному балконному парапету, отклонился назад и выгнулся через парапет. Невозможно, но в таком неестественно выгнутом положении он начал скользить вверх над парапетом, его ноги оторвались от пола.
Преодолев прыжком пространство между ними, Макколи почувствовал присутствие чего-то злого. Он ощущал его даже когда, схватив Гольдштейна за ноги, пытался вытащить еврея из злых объятий, — пока вдруг пронзительно визжащий человек не ослабел и не упал прямо в руки Макколи, в тот же самый момент сила отступила. Одну секунду она еще была там, полная ненависти разрушающая мощь, а в следующую.., ушла.
* * *
В Голденз Грин была выключена та же самая сверхъестественная энергия, та же злобная Сила, оставившая Гоштерна и Леви раздавленными на письменном столе, на разбросанных фотоснимках газет. Но они еще были живы.
Наконец, Леви удалось оторвать свою окровавленную, мокрую, всю в синяках голову от того, что было зеленым ежедневником, теперь ставшим бесформенной коричневой лепешкой. Гоштерн оставался там, где он был, тонкие струйки крови сочились из его ушей, он чувствовал себя так, словно его голова побывала в тисках. Открыв налитые кровью глаза, он заморгал, пока зрение не восстановилось и он не смог снова взглянуть на Леви. Настольная лампа горела как прежде, и все, казалось, вернулось в нормальное состояние, за исключением того, что эти двое мужчин знали: их головы были почти раздавлены. Но чем?
— Что за черт это был? — прохрипел Леви.
— Криппнер! — сразу же ответил другой со стоном в голосе. Гоштерн был членом израильского метафизического общества. Считалось, что у него есть дар ясновидения. — Это был он, я уверен.
— Но как...
— Но как он сделал это? Я не знаю, но когда мы сможем двигаться, по-моему, одному из нас надо связаться с Феликсом. У меня предчувствие, что, возможно, его тоже.., посетили! Да или нет, но одно совершенно ясно: Отто Криппнер все еще был жив и он был где-то здесь, в Англии.
— Был? Но ты только что сказал...
— Сейчас он мертв, — с уверенностью сказал Гоштерн. — Он умер, делая.., это. Наверно, оно убило его, а может быть, нет, но можешь быть уверен, он мертв. Если бы он не умер, умерли бы мы!
* * *
Прошло больше часа, прежде чем Гарет Вятт осмелился вернуться в машинную комнату. И когда он увидел то, что лежало на ложе Психомеха, ему пришлось снова выбежать из комнаты, и его вырвало, — вывернуло очень основательно, прежде чем его нервы успокоились достаточно для того, что еще предстояло сделать. Затем он возблагодарил звезды удачи, которые светили ему, что дом был пуст, что он уволил слуг четыре месяца назад, когда стало ясно, что он не сможет больше позволить себе держать их. Это значительно облегчило ту работу, которая, в противном случае, была бы невозможной или, по крайней мере, очень опасной.
Но на самом деле все было проще, чем он мог себе представить. Ганс Маас не был тяжелым человеком. А теперь от него остались почти одни кости. Это видение будет часто возвращаться к Вятту и преследовать его всю оставшуюся жизнь: ужасно истощенное тело бывшего наци. Словно Психомех полностью высосал его жизненную силу, всосал саму сущность Мааса в себя как какой-то гигантский механический вампир...
После того, как то, что было Маасом, исчезло в глубоких водах пруда, Вятт вернулся в дом. Завтра предстояло много работы. Он должен полностью, сверху донизу, обыскать старую сторожку, забрать и уничтожить все, в чем можно было обвинить его или Мааса.
Но сегодня ночью — сегодня ночью Вятт ничего не будет делать. Он не будет даже спать, потому что о сне не могло быть и речи. Нет, он просто будет сидеть внизу, зажжет все огни в доме и будет пить кофе. Много кофе. А наверху безмолвный и совершенно неподвижный Психомех затаился в засаде, присев на своих металлопластиковых лапах, огромная, неподвижная, сытая летучая мышь.
И пройдет еще долгое время, прежде чем Вятт отопрет эту дверь и снова войдет в эту комнату.
Глава 12
Три с половиной года спустя; конец февраля 1980 года...
Эти годы были для Гаррисона насыщенными, хотя и пролетели в мгновение ока. Его жена Терри (они поженились через три месяца после первой встречи) также находила их насыщенными — новизной, возбуждением, какими-то странностями и даже горем. Последнее относилось к смерти ее отца, умершего, как она часто говорила, от разбитого сердца” хотя доктора поставили диагноз — опухоль в мозгу, но ее боль теперь почти прошла. Это произошло вскоре после того, как Гаррисон купил контрольный пакет акций считавшейся недоходной компании Миллера. Более того, под его руководством компания начала процветать; он сделал и все еще продолжал делать много денег, используя ее так же, как и свои другие, все время разрастающиеся деловые предприятия.
Кених, конечно, был склонен видеть успех Гаррисона в столь многих сферах деятельности, как свидетельство присутствия и влияния на Гаррисона его возлюбленного полковника. В этом отношении он был счастлив, что ситуация точно совпадала с прогнозами Шредера (или скорее Адама Шенка). Если бы Шенк был все еще жив, чтобы пролить свет, как это бывало прежде, на события недалекого будущего! Так как время проходило, и оба — Кених и Гаррисон — чувствовали, что приближался поворотный момент, обозначенный последней загадочной записью в гороскопе Гаррисона: “Машина. Шкала времени: через восемь лет. РГ/ТШ... Свет!"
Прошло уже восемь лет с начала лета 1973 года; другими словами приближалось лето 1981 года, до которого оставалось пятнадцать или что-то около того месяцев.
"Свет!” Для Гаррисона это означало только одно: возвращение каким-то чудесным путем его зрения.
А “РГ/ТШ”: Ричард Гаррисон — Томас Шредер. Возвращение Шредера, его переселение из могилы в тело Гаррисона. Метемпсихоз, вид деления: переход, в который так верил Кених, уже явно начался...
* * *
Три с половиной года. Насыщенные годы, но далеко не легкие, даже если не считать смерть отца Терри они совершенно не были счастливыми. Терри с самого начала невзлюбила Кениха, или, вернее, с того момента, когда узнала силу его влияния на человека, который считался его хозяином.
Сначала, возможно и бессознательно, она пыталась вытеснить немца из круга привязанностей Гаррисона, и только позже узнала о каких-то неразрывных связях между ними, о том, что вместе их связывало прошлое. Но она так никогда и не узнала, — конечно, нет, — что их также связывало и будущее.
Поэтому ей пришлось научиться терпеть Кениха, а он, зная о существующей проблеме, старался как можно реже попадаться ей на глаза. Но, сказать по правде, дружба между Гаррисоном и Кенихом росла несмотря на явное (хотя теперь сдерживаемое) сопротивление Терри.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});