— Он был подмастерьем сына Агриколы и его блестящим учеником. Ты ведь знаешь, кем был Агрикола?
— Да, ваша светлость. На уроках я читала немного из того, что он написал. Я знаю, что он автор прекрасной книги о металлах и горном деле.
Великая герцогиня кивнула.
— Мой брат, император, знал, что великий герцог… тогда еще принц, интересуется алхимией, поэтому он устроил все так, чтобы юный Роханнес приехал во Флоренцию.
Кьяра стала класть больше стежков на своей канве. Она не знала, что ей говорить, и зачем великая герцогиня затеяла этот разговор о магистре Руанно.
— Во Флоренции он нашел большую любовь, и ему хватило глупости думать, что он будет счастлив. Попался в ту же ловушку, что и я. Ему было что-то около пятнадцати-шестнадцати, когда я впервые встретила его. У него были темные волосы, и выглядел он довольно грубовато. Изабелла была старше, ей было двадцать три или двадцать четыре, не помню. Она легко соблазнила его, как мне кажется, ради забавы. Успев устать от своего мужа, она металась в поисках новых ощущений. И с мальчиком Роханнесом она обрела больше, чем ожидала. Она тоже влюбилась в него, по крайней мере, на какое-то время.
— Я не знала, что вы были так тесно знакомы с магистром Руанно, ваша светлость.
— О, это не совсем так. Но я наблюдала за ним и за Изабеллой. Они впервые увиделись в день моей свадьбы. Несчастный день и для них, и для меня. Я знаю, что ты…
— Ваше Императорское Королевское Высочество, — вдруг раздался чей-то голос.
Они обе подскочили. Это была одна из немногих оставшихся при дворе немецких дам, которая всегда обращалась к великой герцогине, соблюдая все титулы в мельчайших подробностях.
— Ваш деверь, кардинал принц Фердинандо де Медичи, прибыл и просит аудиенции.
— Будь любезна, проси его, — сказала великая герцогиня и опустила иглу. — Маргарет, принеси нам, пожалуйста, вина и сладкого печенья. Нет, Кьяра, ты останься. Я хочу попросить кардинала, чтобы он тебя благословил.
Брат великого герцога вошел в комнату. Двое священников, сопровождавших его, поклонились великой герцогине и вышли.
— Мир вам, сестра моя, — сказал кардинал.
Кьяра едва ли могла представить себе человека, менее всего желавшего принести мир. На вид он был как все Медичи — смуглый, бородатый, с коротко остриженными волосами, которые начали редеть по обеим сторонам лба. В отличие от великого герцога, он был довольно полным мужчиной, с круглыми румяными щеками и чувственным ртом. Одет он был в обычные для кардинала одежды, но вместе с тем его одеяние было так щедро украшено вышивкой и драгоценными камнями, что не могло не навевать мысли о мирских богатствах. Да и тонзура[74] у него не была выбрита. «Как можно быть кардиналом, не приняв при этом священнический сан?[75]» — удивилась Кьяра.
Все дело именно в том, что он был Медичи.
Интересно, сколько у него любовниц в Риме?
С другой стороны, Кьяра вспомнила, как в день похорон старого герцога он посмотрел на стоявшую у окна герцогиню и осенил ее крестным знамением. Она тогда еще подумала o том, что между кардиналом и его невесткой существует связь скорее духовного, нежели телесного свойства.
Сложный человек, весь сотканный из противоречий.
— Мое почтение, господин кардинал, — поприветствовала его великая герцогиня. Она встала во весь рост и поклонилась ему, затем опустилась на колени и поцеловала крупный ограненный сапфир, который он носил на правом указательном пальце. Выпрямившись, она взяла его за надушенную белую руку, что было жестом удивительной близости со стороны дочери австрийского императора, никогда не прикасавшейся ни к кому. — Брат мой, входите же, присядьте, выпейте бокал вина, отведайте сладкого печенья.
Окажись на месте кардинала кто-то другой, Кьяра подумала бы, что перед ней любовники. Она тоже встала, сделала реверанс и осталась стоять. Ни один из них не обращал на нее ни малейшего внимания. Она вполне могла сойти за стул, стол или подсвечник.
Вошла служанка с подносом, и великая герцогиня вместе с кардиналом присели, взяв с подноса бокалы с вином и тарелочки с маленькими пряными печеньями с ароматом абрикоса, посыпанными сверху кристаллами сахара. Пригубив немного вина, великая герцогиня сказала:
— Синьорина Кьяра, подойди поближе.
Кьяра шагнула вперед и снова сделала реверанс. Она не была уверена, стоит ли целовать перстень кардинала, но он не протягивал ей руки, а ей уж точно не хотелось тянуться к его липким от сахара пальцам.
— Фердинандо, это синьорина Кьяра Нерини, девушка, выбранная вашим братом быть его помощницей в алхимических занятиях. Она была в свите Изабеллы, и нам, разумеется, пришлось найти ей новое место. Так она оказалась здесь.
У Кьяры слегка закружилась голова от того, что великая. герцогиня с такой легкостью называет всех просто по именам.
— А она моложе, чем я мог себе представить, дорогая моя Иоанна, — заметил кардинал и весьма не по-кардинальски окинул ее взглядом. — Итак, синьорина Кьяра, вы ассистируете моему брату в его алхимических экспериментах? Я не думал, что для такой задачи он выберет настолько молодую девушку.
— Он потребовал, чтобы Кьяра дала обет целомудрия, — сказала великая герцогиня. — Он даже упросил священников из собора Святого Стефана одолжить ему на ночь Пояс Пресвятой Девы Марии, чтобы Кьяра принесла на нем свою клятву.
— Девственница, гляди-ка… — Глаза кардинала заблестели, и Кьяра почувствовала, как его взгляд проникает сквозь ее одежду, корсаж, юбки и нижнее белье. — Скажи-ка мне, синьорина, а зачем моему брату нужно, чтобы ты хранила девственность?
Ей вспомнился спокойный и твердый голос магистра Руанно: «Принц хочет, чтобы ты поступила к нему на службу девственницей, но делает он все это только для того, чтобы угодить своей супруге и любовнице. Они и так сгорают от ревности, и единственный выход — объявить тебя девственницей и заставить поклясться в том, что ты будешь хранить невинность».
Она, конечно же, не посмела повторить его слова в присутствии великой герцогини.
— Мистическая сестра алхимика — всегда девственница, господин кардинал, — ответила Кьяра. Это была ложь, но ни великая герцогиня, ни кардинал наверняка ничего не знали про Пернеллу и Николаса Фламеля. — Она олицетворяет луну, лабиринт, воду и серебро — символы девственности и женского начала, привнося силу этих элементов в процесс сотворения философского камня.
— Вот видите, Фердинандо? — сказала великая герцогиня. — Франческо полностью погряз в магии и алхимии. Я боюсь и за его бессмертную душу, и за душу Кьяры. Вот почему я прошу вас благословить ее.