И не было никакой истинной связи после той страшной ночи, только любовь! Ненормальная, вымученная, но уцелевшая, несмотря ни на что! Именно она держала меня рядом с ним, а не все эти волчьи заморочки с парностью. Я просто этого не понимала.
Желания возвращаться не было. Мы теперь на разных полюсах, в этот раз окончательно и бесповоротно. Он – альфа, прайм, сильный оборотень. Зачем ему простой человек? Правильно – незачем. Даже если и будет любить как прежде, моя ущербность рано или поздно надоест, и тогда снова станет больно. А я этого больше не хотела. Устала. Поэтому пусть идет своей дорогой, прогибая под себя всех, кто встретится на пути, а я останусь в тени и буду незаметно радоваться его успехам.
Тот новый год я встречала дома, одна, перед стареньким телевизором, в компании бутылки шампанского, трех вкуснейших эклеров и горы мандаринов. Когда били куранты, я загадала самое простое и вместе с тем самое заковыристое желание. Просто стать счастливой.
Вот и все.
Глава 16
Руслан
– Руслан, – на пороге стоял Кир, мрачный, словно грозовая туча.
– Чего надо? – даже не пошевелился, переведя на него безразличный взгляд.
– К тебе пришли.
– Я никого не жду, – отвернулся от него, снова погрузившись в книгу, зависнув на одной строчке, раз за разом ее перечитывая.
– Этого гостя лучше встретить.
Мне не интересно вообще, но все-таки встаю и иду, потому что если бета сказал, что важно, значит важно. Я ему доверял как самому себе. Невольно закралась мысль, что в последнее месяцы стаей управлял именно он. Я свалил на него все: переговоры, управление, остальные дела. Он терпел, стиснув зубы, но терпел, делал все, что надо. И, кстати, хорошо делал. Из него бы вышел отличный альфа, будь у него своя стая… или если бы я ушел. Мысль показалась такой притягательной, желанной, что тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Бред полнейший.
Выйдя из кабинета, уловил чужой запах. Тот самый, который ненавидел до глубины души, до ломоты в костях, до беспросветного желания убивать.
Виктор. Из клана Загорских.
– Что он здесь делает? – прорычал, чувствуя, как волк выходит из-под контроля. Один раз я остановился, пощадил, дал ему уйти. Больше такой доброты от меня ждать не стоит.
– Хочет поговорить с тобой, – Кирилл крепко сжал плечо, – послушай его. Он несет что-то непонятное. Ты должен это услышать.
– Да мне по х....
– Просто послушай его, прежде чем рвать на части! С тебя не убудет! – жестко припечатал бета.
Перед глазами кровавая пелена клубится, заволакивая мозг безжалостной дымкой. Уничтожу! Скинув с себя руку друга, направился к лестнице, ведущей вниз. С каждым мигом градус бешенства повышался. Сжимал кулаки, еле дышал, балансируя на краю пропасти. Если обернусь – раздеру его прямо в своем доме.
Виктор стоял в холле. Заправив руки в карманы, смотрел в окно, на скучный пейзаж ранней весны.
– Какого хера тебе здесь надо? – процедил сквозь зубы, боясь сделать лишний вдох.
Его запах доводил до бешенства. Я помню, как им несло от моей волчицы. Вик обернулся ко мне. Сумрачный, собранный, губы сжаты в тонкую линию. Чуял, ублюдок, что зря сунулся в мое логово, что пощады не будет.
– Я хочу поговорить.
– Мне наср*ть на твои желания, – голос сорвался на низкое рычание.
Он непроизвольно отступил на шаг. Я сильнее, и гамма Загорских это знал, помнил. Отступил, но остановился, стиснул кулаки и поднял на меня взгляд, преисполненный решимости:
– Не уйду, пока не ответишь на мои вопросы.
– Не уйдешь? – кровожадно ухмыльнулся. – А разве кто-то собрался тебя отпускать?
Смотрел, как бешено пульсировала жила у него на шее, и уже представлял, как раздираю ее в клочья, и он подыхает, залив все вокруг своей поганой кровью. Волк в нетерпении заметался внутри, недоумевая, почему не бросаюсь, не уничтожаю соперника, укравшего у меня самое дорогое.
– Мне все равно! – рычит в ответ.
Я чувствовал, как его ломало. Чувствовал гремучую смесь, что бушевала у него в крови: желание свалить, отступить перед сильнейшим, злость, ненависть и отчаяние. Наверное, именно оно, так явно улавливаемое в его взгляде, и вынудило меня спросить:
– Что тебе нужно?
– Делай со мной что хочешь, – шумно выдохнул через нос, – ответь только на один вопрос.
– Валяй, – выплюнул пренебрежительно, подойдя нему вплотную.
Вик нервно сглотнул, а потом хрипло срывающимся голосом спросил:
– Что ты с ней сделал?
– С кем? – мне эти загадки нахер не упали, я злился еще сильнее.
– Я не чувствую ее в этом доме. Где она? – смотрел на меня своими холодными голубыми глазами, в которых застыла тщательно скрываемая тревога, – ты… ты ее убил?
И тут до меня дошло, о ком он говорил. О Тане!
– Что за бред ты несешь?
– Где она? Я хочу ее видеть! – потребовал он, и не думая отступать.
– Это ты у меня спрашиваешь?! – взвился, толкнув его в плечи так, что Виктор отлетел к окну, но на ногах удержался, взгляда не отвел.
– А у кого еще спрашивать?! – он тоже перешел на повышенные тона. – Бекетов, что ты с ней сделал?
Что я с ней сделал?! Отдал этому голубоглазому м*даку, отступил в сторону, дав право быть счастливой без меня. Вот только какого черта он стоит напротив и задает идиотские вопросы? Замер настороженно, ловя каждое движения врага, пытаясь понять его эмоции. Что-то не так, что-то случилось.
– Не понимаю, о чем ты!
– Я хочу видеть Татьяну!
Он сейчас, бл*ть, серьезно, что ли? Я даже охр*нел от такого поворота.
– У меня ее нет.
– Что ты с ней сделал?! – его голос срывался, а я все больше приходил в смятение. Здесь нет никаких игр, шуток. Все предельно серьезно.
– Последний раз я ее видел тогда, в лесу, когда она тебя грудью своей закрывала…
В памяти картина всплыла, от которой шерсть дыбом поднялась. Безумный оскал любимой волчицы, взгляд, полный ненависти и решимости защищать до последнего.
– Думаешь, я тебе поверю?
– Мне плевать, поверишь ты или нет. С того дня я ее больше не видел. А вот что у вас стряслось, мне очень интересно. Что, идиллия закончилась? Или она поняла, что ты не стоишь ее внимания?
– Да пошел ты! – рявкнул Вик, за что тут же поплатился.
Метнулся к нему и вмазал от души, вымещая гнев, что копился все это время, разрывая изнутри. Схватив за горло, впечатал Вика в стену, безжалостно сжимая пальцы. Он хрипел, вцепившись в мою руку, но ничего сделать не мог, скованный взглядом прайма:
– Что у вас стряслось?