Читать интересную книгу Тайны финской войны - Борис Соколов

Все это и плюс отсутствие у нас автоматов (легких пулеметов) и минометов в ротах позволяло противнику безнаказанно почти расстреливать нашу пехоту, которая в это время уже не могла поддерживаться артогнем. Вот причина, почему наша пехота не шла. Она не имела автоматов, а наши ручные пулеметы прекрасны лишь для лета, зимой же с ними работать плохо, так как их сошки тонут в снегу. Бойцы его неправильно ручным называют; он, скорее, легкий пулемет, и из него нельзя вручную стрелять, нам нужно иметь легкий пулемет».

Таким образом, финны смогли приспособиться к новой советской тактике, о которой рассказывает в мемуарах Воронов:

«Мы решили по — новому организовать артиллерийскую подготовку. Во время наших частных операций противник привык улавливать конец артподготовки и начало переноса огня в глубину его обороны. В эту паузу финская пехота выбегала из укрытий и занимала места для отражения нашей атаки. Теперь мы решили устраивать ложные переносы огня. Искусственно создав паузу, мы снова накрывали артиллерийским огнем передний край противника и ударяли по скопившейся пехоте. Если создать два — три таких ложных переноса огня, противник окончательно растеряется, понесет немалые потери и не угадает начало нашей атаки».

Финская пехота, однако, не растерялась. Используя специфические зимние условия, финны нашли рискованный, но верный способ противодействия.

Обороняющиеся теперь возвращались в окопы не после наступления паузы в стрельбе советской артиллерии, а только тогда, когда наблюдатели фиксировали приближение неприятеля к финским позициям на дистанцию 100 м. Для того чтобы преодолеть по глубокому снегу эти последние в буквальном смысле огненные метры, требовалось, как свидетельствует Кирпо- нос, не менее 20 минут. За это время финские солдаты успевали занять свои позиции и обрушить на противника шквал огня легкой артиллерии, минометов, пулеметов и автоматов. Советская же артиллерия не могла больше переносить огонь на финский передний край, поскольку при этом неизбежно пострадали бы наступающие красноармейцы. Финны делали ставку на средства ближнего боя — минометы, пулеметы, автоматы, и это себя оправдало в условиях, когда лесисто — озерная местность была покрыта глубоким снегом и лишена удобных дорог. Советские же командиры будто впервые узнали, что рядом лежит страна такая — Финляндия, где много лесов, озер и болот, а зимой выпадает много снега и случаются морозы до 40 градусов. На апрельском совещании Сталин иронизировал по поводу утверждения командующего 15–й армией В. Н. Кур- дюмова, заявившего: «…До войны с Финляндией мы опыта боевых действий в лесу не имели, и безусловно этот опыт нужно внести в соответствующие разделы устава». «Этот опыт был 4 раза, — резонно заметил Иосиф Виссарионович. — Финляндию брали 4 раза: во время Петра брали — леса там были, после Екатерины — Елизавета брала, леса тоже были, потом Александр I — леса были и теперь — 4–й раз. Пора бы знать нашей армии, что в Финляндии есть леса. (Смех в зале.) Есть болота, и есть озера».

Словно уточняя эти слова советского вождя, американский историк Чарльз Лундин писал: «Механизированные армии Сталина, наступавшие на Финляндию в XX веке, достигли меньшего успеха, чем войска Александра I в XIX столетии, Петра Великого в XVIII или царя Алексея в XVII».

Командиры Красной Армии ухитрились просмотреть не только леса и озера, но и укрепления линии Маннергейма, строительство которой для всего мира, да и для советской разведки, не было тайной. Финская же разведка знала почти все об участвовавших в войне советских войсках. Кирпонос вспоминал: «Такой курьез: когда заключили мы мир, то финны говорили: здесь у вас 1–й батальон, здесь 2–й, здесь 3–й, здесь такой‑то командир полка. Отчего это происходит? Происходит это потому, что плохо отработаны вопросы скрытого управления. Сколько у нас в мирное время говорят об этом и занимаются, а пошли воевать, даже карта не закодирована. Все управление шло открытым текстом по телефону. Мне комдив Курочкин звонит: скажите, где у вас командный пункт? Пришлось просить разрешения сообщить об этом письменно, а не по телефону.

— Почему с рацией не вышло дело? — поинтересовался Сталин.

— Если часть ушла из пределов радиуса действия рации, то связь обрывается, — объяснил Кирпонос.

— Не верю я в рацию, — подал реплику кто‑то из присутствовавших.

— Я должен доложить в отношении связи, — продолжал Михаил Петрович. — Товарищ народный комиссар, кабельная связь у меня в дивизии работала хорошо, хуже — радиосвязь. Здесь говорят, что, во- первых, ее не любят, во — вторых, недостаточно занимаемся мы этим делом. Это правильно, ее не любят потому, что рацией плохо овладели, и этому делу надо учиться».

На практике получалось так, что не доверявшие рации — неопытные радисты еще не научились толком ею пользоваться — предпочитали почти все переговоры вести по телефону, причем открытым текстом. Финские связисты без труда подключались к кабелям

в прифронтовой полосе, и командиры получали полное представление как о дислокации, так и о планах советских войск. И радиоперехваты переговоров высших штабов финны легко расшифровывали. А в Красной Армии шифровальная служба была посредственной. Начальник инженерных войск Северо — Западного фронта комбриг А. Ф. Хренов, за прорыв линии Маннергейма 21 марта 1940 года удостоенный звания Героя Советского Союза, на апрельском совещании подчеркивал: «В борьбе за укрепленный район особую роль играет служба дешифрования. Мы долгое время не могли понять, как здесь работать, пока не организовали хорошую авиа- и фоторазведку и не наладили службу дешифрования. Мы не имели кадров по дешифровке, и у нас получились затруднения. Видимо, систему дешифровки надо оставить в ведении инженерного начальника, с тем чтобы можно было организовать это дело, дешифровать документ, правильно и своевременно доложить и этим самым помочь командованию».

В Красной Армии не смогли ни обеспечить скрытности управления частями и соединениями, ни разгадывать неприятельские переговоры — финны‑то их всегда шифровали. В результате вплоть до последних дней войны советским войскам приходилось сражаться во многом вслепую, тогда как финское командование было хорошо осведомлено о группировке и замыслах противника.

Парадоксально, но факт: как раз в последние недели войны, когда войсками Северо — Западного фронта были достигнуты несомненные успехи, боевой дух красноармейцев, и до этого не слишком высокий, стал еще более падать. Вновь обратимся к воспоминаниям Павла Шилова: «Ближе к концу войны наше настроение пришло, можно сказать, в полный упадок. Вместе со мной в батальоне, в минометном отделении, служил Николай Большаков. Так вот при встрече он вместо приветствия всякий раз задавал вопрос: «Ты жив?!»

Вроде бы мелочь, а как отрицательно это сказывалось на психике. Этими словами он как бы усиливал нашу уверенность в том, что не сегодня завтра мы будем убиты».

В финской же армии патриотический подъем сохранялся вплоть до последнего дня боев. «В конце войны ни среди населения, ни среди войск не было заметно никаких признаков упадничества, — отмечает финский историк Ильмари Хакала. — Даже в самые последние дни финские соединения, которые понесли большие потери, сражались самоотверженно и результативно». А известный финский дипломат и историк Макс Якобсон в своей книге о «зимней войне» одну из глав, посвященную Московскому мирному договору, так и назвал: «Победа в поражении». Большинство финнов даже тяжелый мир, связанный с утратой значительной части территории, считали своей победой. Ведь удалось сохранить независимость Суоми. Небольшой и бедной вооружением армии удалось устоять против одной из самых многомиллионных армий мира, в избытке снабженной современной техникой, и нанести врагу огромный урон, многократно превышающий собственные потери. Это ли не победа?..

В докладе по итогам финской войны Ворошилов вынужден был воздать должное недавнему противнику:

«Не в пример чехословакам и Польше финны оказались не только способными к войне, но и неплохо к ней подготовленными.

Финская армия, неплохо организованная и обученная применительно к местным условиям и задачам, оказалась весьма маневренной, устойчивой в обороне и хорошо дисциплинированной…

Тактическая подготовка финских войск в целом хорошая. Тактика мелких подразделений отработана со всей тщательностью, а отдельный боец обучен отлично…

Финская армия проявляла инициативу и упорство в боях, особенно там, где наши части не умели удержать инициативу за собой».

По свидетельству Маннергейма, сменивший Ворошилова Тимошенко говорил военному атташе Финляндии в Москве: «Русские многому научились в этой тяжелой войне, в которой финны сражались героически». Прекрасное признание!