Сейчас мы по широкой дуге, прячась за деревьями, миновали крупное село. Гендельсон бурчал, я с облегчением вздохнул, когда село осталось позади, конские копыта застучали по старой дороге, где, похоже, давно никто не ездит…
– Ведьма! – вскрикнул Гендельсон.
Далеко впереди холм, на холме высокий черный столб, а на заостренной вершине столба что-то вроде конского черепа. Под столбом крохотная скорчившаяся фигурка. Я напряг зрение, да, это женщина. И, конечно же, как здесь говорят, – обнаженная… То есть голая.
– Ну у тебя и глаза! – сказал я с завистью. – В снайперы бы…
– При чем тут глаза, – возразил он, не поняв, кем я его обозвал. – Видно же, что это ведьму вывели за пределы града и приковали…
– Даже приковали?
Кони шли рысью, я перевел в галоп, потом снова на рысь. Женщина обернулась на стук копыт. Да, обнаженная, ни браслетов, ни ожерелья, что у них тоже как одежда, тело нежное, развитое, сочное, хотя явно молода, очень молода, видно по безукоризненной коже. На шее блестит на солнце широкий металлический обруч, а другим концом цепь крепится к столбу.
Гендельсон сразу же вытащил крест и стал громко молиться за спасение заблудшей души, за милость к ней Господа. Я соскочил, занемевшие ноги подогнулись. Я невольно ухватился за седло. Конь презрительно фыркнул. Женщина наблюдала за нами испуганными глазами. Она не поднялась, только изогнулась в нашу сторону. Крупные тяжелые груди смотрели прямо на нас, я видел по тугой идеальной форме, что еще никто не мял их в безжалостных объятиях.
– Не бойся нас, – сказал я успокаивающе. – Сейчас посмотрим, что можно сделать…
Она прошептала торопливо:
– Помогите мне, убейте!..
– Что же это за помощь? – удивился я.
– Он же меня сожрет живой, – вскрикнула она тонким детским голосом. – Он меня будет есть… отрывать руки… ноги…
Слезы брызнули двумя прозрачными струйками. Теперь я видел, что это только испуганный ребенок, уже созревший, но еще ребенок. Цепь показалась чересчур тяжелой, на такую швартовать бы крейсера, а не испуганных женщин.
Гендельсон повернул ко мне голову, не опуская сложенных у груди рук.
– Сэр Ричард, уж не собираетесь ли освобождать ведьму?
– На ней не написано, что ведьма, – огрызнулся я. – К тому же, думаю, перепуганные жители просто откупаются от какого-то зверя. Явно девственница, а это самый расходный материал… Используется только раз, да и то для жертвоприношений.
– Для жертвоприношений? – воскликнул он. – Так это же сатанинское действо! Гнусное язычество! Идолопоклонство!
– Во-во, – сказал я, – потому и надо…
Я не договорил, в небе показался крупный дракон. Он быстро снижался, мы видели странно загнутые крылья, как изломанные, блестящие когти, огромную пасть. Я отшвырнул меч и торопливо сорвал с пояса молот, но швырнуть не успел. Дракон пошел над самой землей, выставил лапы, изогнул крылья, их надуло, как паруса. Его несло по земле к нам, как песчаные сани.
– Ну что, сэр Гендельсон, – спросил я, – как поступим?
Сказал и устыдился, ибо эта каракатица сползла с коня и, обнажив меч, встала перед женщиной, загораживая ее своим обвисшим телом, правда, упакованным в железную скорлупу.
– Если это ведьма, – сказал он жирным и одновременном твердым, как сало на морозе, голосом, – то ее должна судить святая инквизиция. И предать милосердной смерти… без пролития крови. Но если ее поставили сюда, чтобы насытить исчадия ада…
– Тихо, – прервал я. – Лучше, сэр Гендельсон, отойдите во-о-он туда.
– Зачем? – спросил он подозрительно.
– Затем, – гаркнул я, – что из-за тебя, дурака, дракон и женщину сомнет!.. А она отстраниться почему-то не сумеет!
Он поспешно отбежал, очень вовремя, ибо дракон уже выполз на холм и спешил к добыче. Выпуклые немигающие глаза уставились на женщину. Ужасающая пасть распахнулась, обнажив по три ряда острых зубов. Женщина в страхе закричала.
Чудовище не успело закрыть пасть, молот влетел вовнутрь, тут же пасть захлопнулась, будто ящерица поймала муху. Я замер, но опомнился и выхватил меч, дракон полз в мою сторону. Гендельсон воинственно закричал и побежал с поднятым мечом прямо на дракона. Дракон все замедлял движение, передние лапы начали подгибаться.
На шее вздулся волдырь, разросся, лопнул. Молот понесся в мою сторону, облепленный какой-то дрянью, уже и не молот, а половая тряпка. Я выставил ладонь, по ней ударило, как местным наркозом по интимному месту, липкой от слизи рукоятью. Ладонь и пальцы защипало. Гендельсон дико орал и старательно рубил дракона по голове. Глаза дракона угасли. Он сделал слабое движение поймать меч скачущего перед ним человечка, промахнулся.
Передние лапы подломились, он ткнулся мордой в землю. Задние лапы, до которых еще не дошел сигнал о смерти мозга, сделали пару шагов. Спина чудовища выгнулась горбом, костяные щитки на ней затрещали, а гребень распетушился, как веер.
Он постоял так, как червяк-палочник. Гендельсон наконец устал бить железкой по голове, а дракона зашатало, словно не мог выбрать, на какой бок падать мягше. Я сорвал пучок травы, надо же почистить рукоять…
Внезапно дракона качнуло вперед. Я уже потом понял, что он просто падал, падал, как рушится башенный кран. Я с воплем швырнул молот, отпрыгнул в сторону. Меня ударило жестким, тяжелым, отшвырнуло, покатило. По дороге саданулся мордой о камень, губы обожгло. Провел языком, там горячее и соленое. За спиной грохот, рев, земля пару раз вздрогнула. Дракон колотился по земле, как курица, которой отрубили голову.
Голова чудовища в самом деле разворочена, в затылке огромная дыра. Я поднялся с молотом в руке, не знаю, как и удержал такую липкую рукоять. На нем налипло с полпуда слизи, что, наверное, мозги или ганглии, если дракон не принадлежит к хордовым. Крылатый земноводный в последней судороге так трепыхнул совсем не куриными крыльями, что меня, как дистрофика, едва не унесло ветром в сторону Кернеля.
Девушка уже перестала визжать, и хотя рот открыт, но уже в великом изумлении. Она задергалась, перехватив мой взгляд, закричала:
– Сэр рыцарь, сэр рыцарь!.. Второй господин, что такой храбрый… он там, под этим чудищем!
– Может, там его и оставить? – пробормотал я.
Ноги Гендельсона торчали с другой стороны. Я постучал рукоятью молота по его коленной чашечке, прислушался. Нога слабо дернулась.
– Сэр Гендельсон, – позвал я. – Вы как насчет того, чтобы вылезти?.. Нам надо ехать.
Нога снова слабо дернулась. Я опять постучал, сперва по чашечке, потом по колену, отряхивая комья слизи, потом тщательно вытер рукоять о край роскошнейшего плаща. Перехватил поудобнее, вытер и железо.
Из-под дракона раздался придушенный голос:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});