Читать интересную книгу Другая машинистка - Сюзанна Ринделл

– Правильно ли я понял, мисс Бейкер, что вас с мистером Трикоттом связывали отношения… романтического характера? – спросил он.

Я озадаченно нахмурилась:

– Меня – с кем, простите?

– С Теодором Трикоттом.

– А! С Тедди! Романтические… Господи, нет! Я его почти и не знала.

– Свидетели показали, что днем он наведался к вам в участок. Они утверждают, что вы держались как давно знакомые люди, а разговор ваш был весьма оживленным.

– Похоже, Мари пустилась сплетничать! Прекрасно. Да, я с ним разговаривала, однако в участок он приходил вовсе не ко мне. Он разыскивал другого человека.

– Кого?

Прочная горная порода преданности не дала мне ответить.

– Ну хорошо. Значит, недавний знакомый. И вы часто приглашаете едва знакомых мужчин на коктейль к себе в отель?

– Разумеется, нет! Что за глупости?

– Вы отрицаете, что пригласили мистера Трикотта на коктейль в свои апартаменты?

– Да, но… не совсем так, нет.

– Так да или нет?

Я замялась и наконец решила честно рассказать о своем участии в деле.

– Да, я признаю, что смешала для Тедди коктейль и беседовала с ним на балконе, пока мы ждали мою соседку. И нет, лично я его не приглашала, да и номер в отеле не мой.

– То есть вы там не живете?

– Живу, но принадлежит он Одалии.

– Это не совпадает с ее показаниями.

– То есть как?

Первое предчувствие предательства – подлинного предательства – проникло в мой кровоток, струи страха и сомнения, чередуясь, запульсировали в жилах. И опять слегка закружилась голова.

Возможно, подумала я, это из-за спиртного, сушняк.

– Можно мне воды? – попросила я.

Мы сделали короткий перерыв, детектив Фергюсон послал машинистку за питьем. До того я не обращала внимания на машинистку, но, когда она вернулась с высоким стаканом воды, я присмотрелась внимательнее.

Лет двадцати с небольшим, до жалости некрасивая. Волосы такого же тусклого светло-коричневого оттенка, что и у меня, черты лица мелкие, правильные, выделялись только зубы, небольшие, но очень острые, нижняя челюсть слегка выпячена из-за неправильного прикуса. Это неудачное сочетание формы зубов и челюсти придавало ее лицу странное выражение, смесь робости и кровожадности, как у голодной пираньи, которую я как-то видела на картинке в энциклопедии. Очень эта машинистка мне не понравилась.

– Итак? Мисс Бейкер? – поторопил меня детектив Фергюсон.

– Да?

Я не сразу сообразила, на чем мы остановились, не могла сосредоточиться. Следила за машинисткой, скользнувшей за стол. Ее пальцы запорхали по клавишам стенотипа. Я сощурилась, разглядывая их танец. Они вдруг показались мне паучьими лапками, зловещими существами.

– Мисс Лазар сообщила, что апартаменты оформлены на ваше имя и платите за них вы. Что вы имеете сказать по этому поводу?

Я сморгнула, но не отвела глаз от метавшихся по клавишам пальцев. Мне померещилось, будто машинистка печатает, даже когда я молчу.

– Скажу, что это неправда, вот и все, – нахмурилась я, недоумевая, откуда детектив Фергюсон мог получить столь неточную информацию. Не могла же Одалия сказать подобный вздор.

И тут это произошло. На краткий миг машинистка блеснула на меня глазами, легчайшая тень самодовольной улыбки мелькнула на ее губах. Подлюка! – всколыхнулась я, разум сорвался с петли. Конечно, она все подстроила! Уж мне ли не знать, как легко сфальсифицировать протокол, внушить детективу нужную идею! Быть может, она давно уже это готовила, неделями обрабатывала следователя! Как же я была слепа!

– Апартаменты оформлены на имя Одалии – то есть мисс Лазар, – заявила я им обоим. – Вас, собственно, это не касается, но могу вас уведомить, что мне они не очень-то по карману. – Я выдержала паузу, извернулась и бросила многозначительный взгляд на машинистку. – Поскольку мы с вами коллеги, вы хорошо себе представляете размеры моего заработка. – И я вновь обратилась к детективу: – Одалия же располагает… семейными деньгами, скажем так.

Заслышав это, машинистка прекратила печатать, а протеже детектива Фергюсона впервые оторвал взгляд от блокнота:

– Какая жестокая шутка, мисс Бейкер!

– Шутка? Я не собиралась шутить.

– Не понимаю, как вы можете издеваться над положением мисс Лазар. Она ведь выросла в сиротском приюте. Такая жестокость чересчур даже для вас.

– Что? – Пол у меня под ногами разверзся бездной. – Что? Кто вам такое сказал?

Повисла пауза, которую никто не решался прервать, но я чувствовала, как со всех сторон меня окутывает заговор. Сердце ускорило бег.

– Кто вам это сказал? – повторила я. Вскочила, развернулась, и взгляд мой упал на машинистку. – Что вы там печатаете? Я знаю, что вы затеваете! Печатаете обо мне ложь, сплошную ложь! Кто-нибудь, скорее! Проверьте протокол! Это подлог!

Я слышала, что визжу во весь голос, но мне было наплевать. Машинистка таращилась на меня, глаза слегка закатились, виднелись белки – то был признак страха, но я приняла его за симптом вины. Внезапно все озарилось пониманием:

– Подставить меня задумала? А она тебе достанется? Я знаю, это ты мутишь!

Сама не помню, как так вышло, но я бросилась на машинистку, и мои пальцы сомкнулись на ее горле. Детектив Фергюсон и его молодой ученик кинулись меня оттаскивать, но понадобилась помощь еще нескольких ворвавшихся в камеру полицейских, чтобы разомкнуть мою хватку.

Вы, наверное, не удивитесь, что часом позже я очутилась в заведении, где нахожусь и поныне. Я пробыла здесь уже две с половиной недели – официально меня держат «с целью дальнейшего наблюдения» под присмотром доктора Майлза Х. Бенсона, которого я уже упоминала.

При малейшем подозрении картина невиновности распадается. Все равно что карточный домик: стронешь единственную деталь и не успеешь опомниться, как все обрушилось. Моя погибель началась с лифтера. По сей день я порой думаю: если бы не Клайв, если бы он не ткнул в меня обличительным перстом, как бы обернулась та ночь? Но временами я понимаю другое: с Клайвом или без Клайва, судьба моя с самого начала была в руках Одалии.

22

Безумие несется под уклон, а уклон этот парадоксальным образом очень крут, однако почти не заметен для того, кто соскальзывает в пропасть. Иными словами, сумасшедшие своего безумия обычно не осознают. Так что я понимаю, отчего, когда я доказываю свою нормальность, верить мне не спешат. Но тем не менее, говорю вам, я нормальная. Да, меня застали врасплох в самый неудачный момент, – могу себе представить, как это выглядело, когда я напала на коллегу, на другую машинистку. Но у меня было достаточно времени, чтобы проанализировать ситуацию, и я отреклась от всей чуши, которую успела выплеснуть во время этого незначительного «эпизода». То есть я теперь понимаю, как невероятно само предположение, что бедолажка подделала протокол. Еще менее обоснованной была моя фантазия, будто другая машинистка хочет заместить меня в роли задушевной подруги Одалии. Но ведь в том и сущность сокровенного сокровища: мнится, будто каждый хочет отнять, что нам всего дороже. Право же, поверьте мне на слово, то было краткое помрачение. Задним числом я вижу: мое заблуждение насчет другой машинистки было отражением моих собственных страхов.

Мой доктор (кажется, я уже называла его имя, это известный д-р Майлз Х. Бенсон, д. м. н., д. ф. н.) говорит, что я склонна, как он выражается, к теориям заговора. Мы, люди, мыслим категориями, говорит он, и стараемся вместить свой опыт в готовые схемы. Некоторые из нас, говорит он (подразумевая меня), способны полностью извратить реальность, лишь бы сохранить ту специфическую схему, которая их устраивает. Сказав это, он откидывается к спинке металлического стула – этот стул специально приносят для него в мою палату, а потом уносят: вдруг мне взбредет в голову диковинная мысль забраться на стул и удавиться. Он откидывается к спинке стула и предоставляет своим очкам соскользнуть к кончику носа, и, когда это происходит, я понимаю, что сейчас мы от общего перейдем к личному. Подумайте, душенька, не подтасовываете ли вы факты в пользу конкретной любимой теории? – наставительно и нараспев говорит он.

В первые наши разговоры я огрызалась: Подумайте, доктор Бенсон, а вы не подтасовываете факты в пользу конкретной любимой теории? Я попросту не верю, будто приют для девочек-сирот имени святой Терезы Авильской не сохранил записей о моем пребывании. Я убеждена, что ни сам доктор Бенсон, ни кто другой из этой самозваной клиники даже не удосужился проверить. Когда я поинтересовалась, как звали монахиню, которая ответила на запрос, доктор Бенсон что-то пробормотал, пообещал «свериться с записями» и, разумеется, ни с чем не сверился. Нельзя ограбить человека, отнять память детства лишь затем, чтобы поддержать гипотезу о моей невменяемости, с упреком повторяла я.