взял мой подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
– Прости меня за все, что я наговорил вчера, – сказал он, поглаживая пальцем мой подбородок. – Я буду рядом.
– Это не то, чего ты хочешь, – сказала я дрожащим голосом.
Я всей душой хотела снова быть с ним, создать семью и начать с нуля, но он ясно дал понять, что это невозможно. Теперь я беременна, и да, все изменилось. Теперь я должна заботиться о Мини-Я, а не о себе, а это означало вернуться в жизнь Николаса Лейстера, как бы сильно он ни пытался от меня избавиться.
Мне придется проглотить свои чувства, придется притвориться, что все может вернуться к тому, что было раньше… Это все, что мне осталось. Это как сыграть главную роль в лучшем фильме. И Ник тоже это знал.
– Давай вернемся в отель, – попросил он, вытирая слезу с моей щеки.
Я бы все отдала за то, чтобы не надо было соблюдать постельный режим, чтобы быть независимой и ни в ком не нуждаться, но это было не так, мне это было нужно, по крайней мере, до тех пор, пока врач не скажет, что ребенку ничего не угрожает.
Поэтому я согласилась и вернулась с ним в отель. Когда мы приехали, Николас помог мне устроиться, извинился и ушел, сказав, что у него есть дела в офисе «ЛРБ». Это странно, но мы оба будто были не похожи на себя, поэтому я даже почувствовала облегчение, когда он ушел. Остаток дня до поздней ночи я провела в постели, читая «Грозовой перевал». Мне никогда особо не нравился этот роман – персонажи были слишком измучены, а сюжет слишком драматичен, на мой взгляд, – но что-то заставило меня захотеть перечитать его. Устав, я оставила книгу на тумбочке и попыталась уснуть. От Николаса не было вестей. И хотя мне было обидно, что он не звонил мне весь день и не интересовался, как я, он до сих пор не спросил, что происходит с Мини-Я. Все произошло так быстро, что я не успела даже спросить себя, почему я так устала. Прошло всего полтора дня с тех пор, как он узнал, но тот факт, что мы так и не поговорили, указывал на то, насколько он действительно был потрясен. Я закрыла глаза и позволила сну овладеть мной.
40
Ник
Я должен был навестить Софию. Она не переставала звонить мне с вечера после вечеринки у Лайона. Она была в ярости, потому что с того времени, что я был в Лос-Анджелесе, мы не провели вместе и трех часов.
Нужно было как-то решить проблему с Софией. На самом деле, когда я понял, как мало меня волнует разрыв этих отношений, то осознал, что я никогда не смогу быть тем, кто ей нужен. Только Ноа была способна перевернуть мой мир с ног на голову, но, черт возьми… она сводит меня с ума одним своим дыханием!
Было так странно снова видеть ее рядом, было так странно не кричать на нее и не ненавидеть ее. Последние полтора года я тратил всю свою энергию на ненависть, чтобы скрыть ту мою часть, которая любила ее, чтобы подавить ужасное желание приехать к ней и умолять вернуться ко мне. Потребовалось все самообладание, чтобы оставить ее, уйти и убедить себя начать новую жизнь с кем-то другим, но все это было огромной ложью. Я внезапно перестал ощущать эмоции. Ненависть, казалось, больше не имела смысла, а любовь изо всех сил пыталась вырваться из груди. Большая часть меня жаждала пойти к ней и обнять. Я чувствовал облегчение… бесконечное облегчение. Ненавидеть женщину, которую любил, было самым трудным, что мне пришлось сделать в своей жизни.
София тоже прибыла в отель после того, как я сказал ей, что мою квартиру затопило. Пришлось что-то придумывать, чтобы они не встретились. Я припарковался и приготовился встретиться с той, кого совсем не хотел обидеть. Она открыла дверь своего номера, одетая в красивое платье сливового цвета. По ее лицу было видно, что она знала, что что-то не так. Фраза «Нам нужно поговорить» никогда не предвещала ничего хорошего.
Я вошел, даже не сняв куртку и не поцеловав ее в губы, как уже привык делать. София нахмурилась и пригласила в гостиную. Оказавшись там, я подошел к мини-бару и налил себе выпить. София сидела на белом кожаном диване и смотрела на меня, избегая прямого взгляда и делая большой глоток виски.
– Ты хочешь бросить меня, да? – сказала она, нарушая внезапно наступившую тишину.
Я поднял глаза и взглянул на ее лицо.
– Не думаю, что между нами всерьез что-то было, Соф.
Она покачала головой и посмотрела на стол перед собой.
– Я думала… думала, мы на верном пути, Николас. Что она тебе сказала? Что она сделала с тобой? Что заставило тебя передумать? Потому что неделю назад ты говорил, что хочешь жить со мной.
Черт возьми, да, я так сказал ей. Но мне надоело чувствовать себя плохо из-за Ноа, я устал просыпаться ночью в одиночестве, думать, задаваться вопросом, правильно ли я поступил, отпустив ее…
– Я знаю… и мне очень жаль, черт возьми. София, я делаю это не для того, чтобы причинить тебе боль, но я не могу продолжать отрицать свои чувства к Ноа. Если я не с ней, то предпочел бы не быть ни с кем. Мы договорились, что теперь встречаемся, и ты это приняла, потом все изменилось, и я не говорю, что это твоя вина, я тоже увлекся, потому что это было…
– Легко? – прервала она.
Я молчал, глядя на нее. Да, она попала в самую точку, быть с Софией было легко, приятно, правильно, но не было ни страсти, ни волшебства, ни иррационального желания быть с ней, обладать ею… Я чувствовал это только к одному человеку.
– Лучше сделать это сейчас, чем я разобью тебе сердце потом.
София улыбнулась без тени радости в глазах.
– Почему ты считаешь, что уже это не сделал?
Она не стала ждать, пока я отвечу, встала с дивана, повернулась ко мне спиной и ушла в свою комнату. Я хотел пойти за ней, извиниться, объяснить, почему у нас ничего не получится, но это ведь София. Она не будет настаивать, не будет умолять… Если она любила меня, то она ошиблась, и однажды она это поймет.
Я не был мужчиной ее жизни.
Когда я вошел в номер, в воздухе витал аромат шампуня Ноа. Было темно, слабый отблеск давал лишь торшер в углу. Ноа лежала, положив голову на подушку. Я почувствовал, как в моих штанах все напряглось от одного взгляда на нее… Черт возьми, какая же она красивая!
Я прекрасно понимал, что лучше всего будет уйти или хотя бы дождаться, когда из моего тела исчезнет алкоголь, который струился по моим венам от всего, что я выпил в баре, куда зашел после расставания с Софией, но сейчас я мог думать только об одном. Снял рубашку, подойдя к изголовью кровати. Мой взгляд задержался на изгибе ее ягодиц, на длинных ногах, цепляющихся за одну из подушек, на розовых щеках. Я сел на кровать и внимательно посмотрел на нее. Я так давно не делал этого, что почувствовал внутренний покой. Смотреть, как Ноа спит, всегда было очень приятно, но сейчас я хотел, чтобы она открыла глаза… Черт, я хотел, чтобы она поняла, что была для меня центром вселенной.
Я заметил книгу на ночном столике. Открыл и начал читать страницу, на которой она остановилась.
Мое внимание привлек один абзац, и я стал читать:
… бедствия, и унижения, и смерть – все, что могут послать Бог и дьявол, – ничто не в силах было разлучить нас, ты сделала это сама по доброй воле. Не я разбил твое сердце – его разбила ты; и, разбив его, разбила и мое. Тем хуже для меня, что я крепкий. Разве я могу жить? Какая это будет жизнь, когда тебя… О боже! Хотела бы ты жить, когда твоя душа в могиле?
Я крепко сжал челюсть. Следующее предложение было подчеркнуто карандашом.
Ты тоже бросил меня, но я не стану тебя упрекать. Я простила. Прости и ты!
Я закрыл книгу и сосчитал до десяти.
41
Ноа
Мой сон был беспокойным, в нем я рожала, врачи кричали, что есть осложнения и что ребенок в опасности. А я все тужилась и тужилась, потому что это единственное, что я