Приближался второй в том году свадебный сезон. Как-то на улице деревенская юродивая схватила Анну, пригнула ее и застучала кулаком по спине: «Ой, да не на заговение, ой, да не на филипповки…» Это было верным указанием на близкую свадьбу. И верно: неожиданно издалека приехали сваты и вошли к Сергею с традиционным присловьем: «У вас товар, у нас купец!» Купец оказался завидным: единственный сын в богатом доме. Сваты и словом не обмолвились про приданое – сами предложили деньги невесте на наряды, на подарки, все свадебные расходы брали на себя. Сергей долго уговаривал Анну, убеждал, что она может стать в доме полновластной хозяйкой. Нехотя она согласилась. А на смотринах жених предстал настоящим добрым молодцем – высокий, видный, богато одетый. Был назначен день свадьбы. Кирилл между тем снова собрался в Суково, когда узнал, что понравившаяся ему девушка уже просватана. Ему ничего не оставалось делать, как досадовать на себя за свою нерешительность. Кирилл забросил свою гармошку и стал грустить. Но однажды прибежал его товарищ и сообщил, что свадьба у Родионовых расстроилась и, стало быть, еще не все потеряно. Произошло же следующее. К свадьбе было почти все готово, оставалось только кое-что докупить в Весьегонске. За покупками поехали на двух санях: впереди – Сергей со сватом, позади – Анна с женихом. Их молодая лошадка притомилась в пути и немного отстала от передних саней. Жених схватил кнут и стал ее яростно нахлестывать. Анна запротестовала: «Не бей лошадь: она у нас молодая, мы ее не бьем!» – «Плевать, что молодая! – усмехался жених. – Я и тебя, молодую, вот как поженимся, буду бить!» – «Дайка мне вожжи», – скомандовала Анна и сильным толчком в бок выкинула жениха из саней в снег. Передние заметили неладное, повернули. Услышав от Анны, что произошло, Сергей пересел к сестре в сани со словами: «Так вот они как! Да ну их к черту! Поехали домой!» Свадьбу отменили. Но теперь надо было вернуть деньги, потраченные на невестины наряды и на ее сундук с приданым. Всего пятьдесят пять рублей! «Что делать? Где найти такую сумму?» – терзался Сергей, когда Кирилл пришел просить у него руки Анны. «Деньги будут», – твердо сказал гармонист. Свой небольшой капитал он скопил за время службы из тех гривенничков, которые еженедельно выдавались солдату на табак. Откладывал он также и разные наградные, в том числе за отличную стрельбу. «В таком случае, – сказал Сергей, – иди к Анне и сам с ней договаривайся». Но Анна сказала как отрезала: «Не пойду в дом Поздиралы». Поздирала – таким прозвищем местные жители наградили отца Кирилла, Сергея Ефремовича. Дед Сергей, не брезгуя, выполнял довольно грязную работу, которая в Индии была бы уделом неприкасаемых: он сдирал шкуры с павших лошадей и зарезанных жеребят. Этим он обеспечивал пищей своих горячо любимых многочисленных собак, а от продажи шкур имел небольшой доход. Любопытно, что дом Поздиралы Анна заприметила еще в детстве. Эта старая мрачная изба на окраине деревни Григорково, на пригорке у самого леса, представлялась Аннушке жилищем каких-то разбойников или даже волчьим логовом. «Ни за что не пойду в дом Поздиралы!» – отвечала она на все уговоры. Кириллу пришлось пообещать, что после свадьбы они уедут жить в Питер, и тогда Анна в конце концов дала себя уговорить. Кирилл пошел к Сергею и выложил ему одиннадцать новеньких золотых пятирублевиков. Они ударили по рукам. Когда же Анна узнала про эти деньги, ее возмущению не было предела. «Как! Меня продали за пятьдесят рублей!?» – повторяла она. О своей горькой обиде Анна Васильевна помнила всю жизнь. С горечью рассказывала бабушка Аня об этих пятидесяти пяти рублях и мне.
Венчание состоялось в церкви при селе Титовском, в полуверсте от Григоркова. Свадьбу справили в Сукове. После нее, как и положено, Анна вместе со своими сундуками переехала в «дом Поздиралы». Родители Кирилла, Сергей Ефремович и Екатерина Семеновна, встретили невестку хорошо. Они одобрили выбор сына: дочь старосты и хорошая работница. Правда, Анна не собиралась надолго оставаться в деревне. Кирилл, как и обещал, отправился в Питер на поиски работы.
Тогда отслужившим солдатам на выбор предлагались три «карьеры»: в жандармы, в пожарные, в почтальоны. Кирилл выбрал «карьеру» почтальона. Месяца через два он прислал в деревню денег и известил письмом, что его взяли с испытательным сроком и что пока он живет в «холостяцкой», на казенной квартире.
Анна уже стала подумывать о будущей жизни в городе, однако ее надежды и планы чуть было не рухнули. Из Сукова прибежала ее подружка и сообщила, что мать отвергнутого Анной жениха собирается мстить. Люди слышали, как она говорила, что дерзкая девка скоро получит от острия смертельный удар. А сказывали, что старуха эта – ведьма и что богатство ее семьи нажито нечисто, «обжинками». Обжинками называли некую тайную колдовскую практику, о которой добрые люди предпочитали помалкивать. Собственно, никто и не ведал сути этого колдовства. Знали только, что темными ночами голая девка, с серпом, обегает чужие поля и, сжав там и тут колосья, ограничивает площадь, с которой часть урожая сама собой должна перейти в амбары колдуна. Непросто помешать такому хищению, непросто подстеречь ведьму. Ничем ее не взять, только серебряной пулей или на худой конец пулей, сделанной из пуговицы с гербом.
Ранней весной вся деревня вышла на большой заливной луг чистить покос после прошедшего паводка. Мужики и бабы собирали и жгли нанесенный плавник, вырубали кусты. Анна сгребала сор, как вдруг из кучи зашипела и метнулась на нее большая змея. К счастью, сосед изловчился, ударил змею косой, подцепил ее и высоко поднял над землей, чтобы все подивились на эту извивающуюся гадину. Когда он бросил ее в костер, раздался какой-то зловещий свист или крик. Змеиные кольца свились в клубок, распавшийся на горячие угли. «Ой, не к добру! Не к добру! – крестясь, заговорили бабы. – Где это слыхано, чтобы змея кричала! Не к добру это, Анна!»
Анна и сама знала, что быть несчастью. И вот наступила пора сенокоса. Анна умела и любила косить. Раз всей семьей косили они в Олыпине, на лесных полянах. Тут и настигла Анну беда: она сильно порезалась косой. Хлынула кровь, и никакие «тугие повязки» не могли ее остановить. Анна слабела и теряла сознание. Тогда родственники положили ее на телегу и погнали в Весьегонск, где земский врач по всем правилам военно-полевой хирургии зашил рану.
Ни у кого не оставалось сомнений в насланной порче, в колдовском воздействии. Местная ворожея отказалась тягаться с коварной ведьмой, лишь посоветовала Анне уехать куда-нибудь подальше. Поэтому родственники Кирилла не стали задерживать невестку, когда она собралась к мужу в Петербург. Вероятно, первое время она одна снимала какой-то угол, пока Кирилл жил в «холостяцкой». Всю жизнь бабушка бережно хранила тарелочку с изображением синей сливы, потемневшую, всю в мелких трещинках, на которой ее муж, мой будущий дед, первый раз принес ей обед из петербургского трактира. Вскоре Анна Васильевна поступила нянькой в семью одного врача немецкого происхождения, жившего в доме на Васильевском острове. Квартира была большая, штат прислуги состоял из четырех человек. Анна прошла медицинский осмотр, ей сделали надлежащие прививки, прежде чем она была допущена к годовалой хорошенькой девочке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});