Читать интересную книгу Особый талант - Сергей Куприянов

— А что? В этом даже что-то есть. Простая жизнь, здоровая пища, много свежего воздуха — и никакой стрельбы.

— Смеетесь… Значит, я вас не убедил и вы не хотите со мной работать. Думаете в тени удастся отсидеться?

Честно говоря, именно на это Пашков и рассчитывал. Но вполне может быть, что этот парень прав и нужно принимать его предложение. Или не его. К тому же он слишком много знает.

— И много таких догадливых, как ты?

— Вы про то, что вы… Нет, я один. По крайней мере, я ни с кем не делился.

— И это правильно, — решительно сказал Пашков. — Потому что все, что ты мне тут наговорил, это от начала до конца твои фантазии, и давай об этом твердо договоримся.

— Хорошо, — с готовностью согласился Злоткин. Он почувствовал надежду.

— Вот и славно. Забудь про это, и не стоит о них никому рассказывать. Засмеять не засмеют, а вот коситься будут. Дальше. Ты мне на что-то там такое намекал про ваши с Матвеем дела. Ты, часом, не в розыске?

— Может быть. Но вряд ли им удастся меня найти.

— Ну не зарекайся. Матвей вон тоже хорохорился.

— Да нет, я не к тому. Я тогда под гримом был. Не самым, может быть, качественным, но узнать меня трудно.

— Трудно — это еще не значит «невозможно».

— Это конечно…

— Короче говоря, так. Если хочешь со мной работать — возвращайся в свой… Как ты его назвал? Засранск? Вот туда. И делай себе алиби. Железное. Денег на это жалеть не надо. А с Матвеем ты не встречался… Скажем, год.

— С лета.

— Пусть с лета. Машина его? Нужно от нее избавиться. Да так, что ты к ней как будто вообще отношения не имел. Это — прямо сегодня. А через пару дней вернешься. Хватит тебе двух дней? Или через три. Ты легально будешь устраиваться в Москве. Специальность есть?

— По машинам могу слесарить.

— Вот и отлично. Потом выходи на контакт с Матвеем.

— Как это? — оторопел Злоткин. — Он же мертвый.

— Но ты-то в своем Засранске откуда это знаешь? Ты приехал устраиваться в столице и обратился к своему старому знакомому, который может помочь.

— А может, не надо?

— Надо! Потому что в милиции не дураки сидят и уже сейчас прорабатывают связи Соснина. Если уже этого не сделали. И ты в каком-нибудь списке обязательно есть, так что рано или поздно на тебя выйдут. Или ты хочешь всю жизнь или по крайней мере лет десять жить нелегально?

— Не хочу.

— Тогда делай, как я тебе говорю. Если, конечно, у тебя не пропало желание со мной работать. Я, знаешь ли, тоже хочу спать спокойно. Но вполне возможно, что тебе придется попотеть. Разок-другой сходить на допросы или еще что-то в этом роде. Не думаю, что к тебе будут сильно приставать. Банда разгромлена, главарь уничтожен, второстепенные члены ушли в тень, и можно выпить стопку за победу и сверлить дырочку для ордена.

— Все понял. Сделаю, как вы сказали.

— Вот и славно. А так сказать, познакомимся мы с тобой на похоронах.

Вечером во время ужина Пашков сделал так, что снова оказался за одним столом со Львом Яковлевичем. Для этого он просто пришел пораньше и кивнул ему, когда тот вошел в зал. Ободренный этим знаком внимания бизнесмен подсел и, не теряя времени, продолжил прерванный днем разговор. Большего от него и не требовалось. Пашков громко вспылил, привлекая внимание немногочисленных отдыхающих, резко встал из-за стола, демонстративно не доев ужин, и вышел вон. Повод для отъезда был налицо, и многие при необходимости могли это засвидетельствовать. Наутро Пашков покинул ставший негостеприимным дом отдыха, попрощавшись со случайно встреченной на улице Улейкиной, которая, оказывается, по утрам делает пробежки.

20 января. Москва. 12 час. 30 мин

Народу было немного — человек пятнадцать. Кроме жены Матвея, Пашков тут никого не знал и потому держался особняком, не вступая в короткие разговоры. Да кладбище совсем не то место, где хочется много говорить, и за исключением записных и часто подвыпивших ораторов люди тут предпочитают помалкивать. К тому же и сами обстоятельства смерти не способствовали славословию. А кроме того, Пашков заметил как минимум двух людей, не участвовавших в траурной церемонии, но явно ею интересующихся, хотя они и старались не демонстрировать этого интереса. Один, мужчина лет тридцати в кожаной куртке на меху, держался подальше и делал вид, что обхаживает какую-то могилу. Только что там делать-то зимой? Снег раскидывать? Обычно люди подобные хлопоты оставляют на более теплое время года, хотя исключения бывают, конечно, всякие. Но в данном случае выглядело это довольно ненатурально. Второй, темноволосый, держался ближе, свободно перемещался вокруг скорбной группы провожающих в последний путь и разглядывал лица, не то выискивая кого-то, не то запоминая. Некоторые из присутствующих мужчин уже недовольно посматривали в его сторону.

Сначала Пашков подумал, что эти двое вместе, но потом понял — нет. Тот, первый, тоже с интересом посматривал на настырного коллегу или, наоборот, конкурента.

Присутствующие чувствовали себя довольно неловко. Кроме жены, а теперь уже вдовы Матвея да еще какой-то немолодой женщины, скорее всего родственницы, которые часто и искренне плакали, остальные присутствующие вели себя сдержанно. Большинство в той или иной степени знали об обстоятельствах гибели Соснина, и двойственное отношение к ним давало себя знать.

Злоткина на похоронах не было. Может, случилось что, запил, например. А может, просто посмотрел на родные места, подумал хорошенько и решил не связывать свою жизнь со столицей, где жизнь хоть и красивая, но уж больно хлопотная и опасная.

Могильщики опустили гроб в яму, на дне которой уже скопился снег, когда на дорожке показалась мужская фигура, выглядевшая довольно нелепо. Китайский пуховик, лохматая зимняя шапка, дорожная сумка через плечо. Неуверенные движения. Провинциал, да и только. При приближении фигуры Пашков с некоторым удивлением узнал в нем Злоткина. За прошедшие двое неполных суток тот похудел и вообще сильно изменился. Теперь в нем ничего не было от позавчерашнего типа — покорителя столицы, и было ясно, что искусством перевоплощения тот владеет вполне уверенно. Не взглянув на стоящего чуть в стороне Пашкова, он, тревожно всматриваясь в лица и явно стараясь понять, туда ли он попал, прошел к могиле, посмотрел на табличку с фамилией и двумя датами по разные стороны черточки, потом «узнал» вдову, за руку с ней поздоровался и первым бросил на крышку гроба комок земли.

Краем глаза Пашков видел, как новым действующим лицом заинтересовались оба наблюдателя. Черноволосый подошел чуть ли не на расстояние вытянутой руки. Заметил ли этот интерес к своей персоне Злоткин, но, едва могилу засыпали, он стал объяснять, как позвонил Матвею, а ему сказали про похороны и вот он примчался на такси, еле успел, и хорошо, что успел. Он утешал вдову, что-то говорил ей на ухо, что все слышали до последнего слова, спрашивал, в удивлении округляя глаза, охал и, вообще, вел себя непосредственно и даже, на взгляд Пашкова, переигрывал. Хотя что взять с дремучего провинциала? Святая простота, а переигрывание — это от растерянности и желания всем понравиться.

По окончании церемонии вдова громко попросила всех помянуть мужа и умудрилась каждому заглянуть в глаза, так что отказаться никто не смог, хотя двое-трое явно были не прочь уклониться от этой церемонии.

Поминки проходили в старой квартирке Сосниных, которая после приобретенных Матвеем апартаментов выглядели просто лачугой. Речи были короткие, и в них сквозило смущение. Это было понятно. Бывшие сослуживцы, с одной стороны, не могли не отдать долг памяти покойного, а с другой — тревожные разговоры о том, что Соснин был убит в результате перестрелки с бойцами из спецназа, который, как известно или, по крайней мере, как принято считать, зря не стреляет и тем более не штурмует квартир. Для этого нужны более чем веские основания. И хотя никто из присутствующих ничего толком и наверняка не знал, головы у них были и дважды два перемножать умели.

Со слов Матвея, Пашков знал, насколько неприязненно в его среде относились ко всякого рода перерожденцам и отступникам, которых определяли одним словом — предатели. И кажется, именно отношение части своих бывших товарищей очень смущало Матвея, и потому он даже не стремился больше к встречам с ними, хотя раньше, судя по всему, такие мероприятия в более или менее расширенном составе проходили регулярно. И это несмотря на то, что свои занятия последнего времени он не афишировал.

Злоткин быстро напился, лез ко всем с разговорами о том, что вот он приехал в Москву и теперь обоснуется тут, чуть ли не у каждого взял номер телефона и записывал его корявым почерком в новенькую записную книжку, которая, скорее всего, еще утром пылилась на привокзальном прилавке. Пашков тоже продиктовал ему свой телефон и в числе первых покинул тризну, чувствуя себя довольно неловко.