Читать интересную книгу История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

Император Павел I

Так или иначе, но по стране поползли слухи о том, что законный супруг Екатерины Пётр Фёдорович собирается отказаться от своего отцовства и лишить Павла права на наследование престола. Не жаловала своего сына и мать. А после появления внука Александра по городу поползли слухи, что она стала подумывать о передаче престола ему. Существует устное предание, будто было подготовлено даже завещание императрицы на этот счёт.

Согласно другому преданию, когда по вступлении на престол Павел I вместе с секретарем Екатерины князем Безбородко разбирал бумаги в кабинете умершей матери, то заметил в руках Безбородко таинственный пакет, перевитый чёрной лентой с надписью: «Вскрыть после моей смерти в Сенате». Павел, предчувствуя, что в пакете находится акт об отстранении его от престола, написанный рукой Безбородко и потому кроме него и Екатерины никому не известный, вопросительно взглянул на секретаря. Тот, нимало не смутившись, молча указал на топившийся камин. Павел понял намёк и молча кивнул. Через мгновение пакет был охвачен пламенем. Так, согласно преданию, князь Безбородко «одним движением руки отстранил от Павла тайну, которая сблизила их окончательно». Действительно, с 1797 года князь Александр Андреевич Безбородко становится канцлером первого правительства Павла.

Ещё по одной легенде, преданный Екатерине и любимый ею Безбородко, предчувствуя скорую кончину государыни, «сию же минуту поехал в Гатчину, сообщил Павлу о её безнадёжном состоянии и подал запечатанный пакет Павлу». Этот секретный документ об отстранении Павла от престола подписали якобы крупнейшие государственные деятели, в том числе граф А.В. Суворов. Будто бы именно поэтому великий полководец и попал в немилость к императору.

Понятно, «безнадёжное состояние» – это ещё не кончина. Весь день Павел не мог оправиться после встречи с Безбородко. Едва дождался отхода ко сну. Но и ночью тревога не покидала наследника. Ему снился сон. Несколько раз один и тот же. Во сне он явственно видел, как некая незримая сила возносит его кверху. Каждый раз именно на этом месте он в смятении просыпался. Павел рассказал о сновидении Марии Фёдоровне. Та призналась супругу, что видела такой же сон. Боясь истолковать этот странный сон, Павел рассказал о нём некоторым особенно близким людям, но и те отмалчивались. Впрочем, может быть, опасаясь непредсказуемого и взрывного характера Павла Петровича. Все разъяснилось только к концу дня. Из Петербурга сообщили, что с Екатериной «случился апоплексический удар».

Так, с мистического сна, началось царствование самого мистического императора в истории России. Знамения и предчувствия, однажды овладев его смятённой душой, уже не отпускали его. На следующий день после воцарения в дворцовой церкви был отслужен благодарственный молебен. Согласно фольклору, протодиакон, к ужасу всех присутствовавших, провозгласил: «Благочестивейшему, самодержавнейшему, великому государю нашему императору Александру Павловичу…» Голос его резко оборвался. Он понял, что совершил непоправимую ошибку. Все затаились, ожидая развязки. Павел собрал всю свою волю в кулак и спокойно проговорил, по-солдатски чеканя каждое слово: «Сомневаюсь, отец Иван, чтобы ты дожил до того времени, когда будет поминаться император Александр». И был прав. С монахом в тот же день случился удар, от которого он умер.

Одна из самых мучительных загадок, которую пытался разгадать Павел в первые дни царствования, – таинственная гибель отца. Пушкин по этому поводу записывает: «Не только в простом народе, но и в высшем сословии существовало мнение, будто государь жив и находится в заключении. Сам великий князь Павел Петрович долго верил или желал верить сему слуху. По восшествии на престол первый вопрос, который он задал графу Гудовичу, был: „Жив ли мой отец?“».

Не только Павел, но и вся просвещённая Европа не верила в естественную смерть Петра III. Уже после восшествия на престол, когда пересуды о событиях 1762 года стали потихоньку стихать, Екатерина рискнула пригласить в Петербург в качестве воспитателя своего сына французского философа-просветителя Д’Аламбера. Но тот, прочитав манифест о смерти Петра III, в котором было сказано, что император умер «от геморроидальных колик», согласно легенде, отказался от заманчивого предложения, сославшись на то, что он тоже страдает этой болезнью. Интересно, что его примеру будто бы последовал и Дидро, к которому Екатерина обратилась с тем же предложением.

Но вопрос: «Жив ли мой отец?» – был далеко не единственным, над которым мучился Павел Петрович. Не менее важным был и другой вопрос: «Кто мой отец?». Мы уже упоминали о встрече Павла I с Кондратием Селивановым.

Встреча проходила, что называется, за закрытыми дверями и потому окружена легендами. Согласно одной из них, Павел напрямую спросил Селиванова: «Ты мой отец?». Известно, что Кондратий Селиванов выдавал себя одновременно и за Иисуса Христа, и поэтому ответил витиевато: «Греху я не отец. Прими моё дело, оскопись, и я признаю тебя своим сыном».

Так, под знаком интригующих легенд и невероятных мифов, началось короткое царствование Павла I, который обладал несчастным свойством превращать в анекдот всё, к чему прикасался. И как бы это ни выглядело парадоксально, как бы ни противоречило это официальной историографии, приходится признать, что вся жизнь императора Павла I, изложенная в фольклоре, – это история болезни его духа.

Как следует из фольклора, симптомы неизлечимого душевного недуга с особенной остротой проявлялись при принятии Павлом поспешных, непродуманных решений, отчего порою страдал и он сам. Его неуравновешенная психика, словно тяжёлый маятник, металась от жестокости к сентиментальной жалости и милосердию. В причинах душевной болезни императора разобраться трудно, но, если верить фольклору, ещё в 1777 году его будто бы пытались отравить. Спас его личный медик, но с тех пор психика оказалась расстроенной.

Среди легендарных курьезов павловского Петербурга наиболее известна история с Преображенским полком, который однажды во время парада гвардии на Марсовом поле имел несчастье вызвать неудовольствие императора. Разгневанный Павел закричал: «Направо… кругом… марш… в Сибирь!». По преданию, полк в полном составе строем прошел по улицам Петербурга от Марсова поля до Московской заставы и направился дальше по знаменитому Сибирскому тракту. В полной парадной форме он дошёл почти до Новгорода и только там посланец от государя догнал полк, «объявляя ему прощение и позволение вернуться в столицу».

При Павле I смотры, парады и учения гвардейских полков на Марсовом поле проходили почти ежедневно. Потому и в фольклоре оно упоминается так часто. Сохранился рассказ об одном офицере, который во время парада неосторожно забрызгал императора грязью. Павел рассвирепел, а офицер трусливо сбежал, и целый день мотался по городу, боясь царского гнева. Наутро его арестовали и привели к Павлу. Каково же было его удивление, когда он увидел императора, идущего к нему с распростёртыми объятиями: «Дорогой мой, я так вам благодарен. Если бы вы не сбежали, я бы убил вас, совершив непоправимый грех перед Богом».

Однажды Павел заметил на Марсовом поле, где стояла Гвардия, готовая к началу воинского смотра, танцовщиц императорского балета. «Вам что здесь надо, сударыня?» – недовольно спросил он одну из них. «Мы пришли полюбоваться красотой этого военного зрелища, Ваше Величество», – не растерялась она. И Павел приказал ежедневно на утренний развод присылать из театра несколько танцовщиц.

Благодаря известной повести Ю.Н. Тынянова, читателям хорошо знакома другая невероятная история, бытовавшая в своё время в столице в виде исторического предания. Переписывая набело один из ежедневных приказов по военному ведомству, штабной писарь в выражении «ПРАПОРЩИКИ Ж ТАКИЕ-ТО В ПОДПОРУЧИКИ», по рассеянности, написал «ПРА-ПОРЩИ», а затем перенес на другую строчку «КИЖ». Мало того, что он соединил «КИ» с «Ж», так ещё и малопонятное «КИЖ» украсил размашистой прописной буквой «К». Приказ подали на подпись императору Павел наспех пробежал глазами страницу, задержал взгляд на слове «Киж», принял его за фамилию и написал резолюцию: «Подпоручик Киж в поручики».

И тут произошло то, что часто бывало с Павлом Петровичем. Он увидел замешательство на лицах своих адъютантов, заподозрил, что сделал что-то не так, но, поскольку они не решились указать ему на ошибку, а он сам её так и не заметил, решил продолжить игру. На следующий день подпоручик Киж был произведен в штабс-капитаны. Ещё через день – в полковники. С отметкой на приказе: «Вызвать сейчас же ко мне». Теперь уже всё высшее военное начальство было в смятении. Лучшие офицерские силы были брошены на поиски несуществующего Кижа. И нашли-таки человека с такой фамилией в каком-то заброшенном полку на Дону. Но было уже поздно. Павел начинал терять терпение. Все знали, чем это могло кончиться, и тогда решили доложить, что «полковник Киж внезапно скончался». «Жаль, – ответил задумчиво государь, – он был хороший офицер».