Читать интересную книгу Видит Бог - Джозеф Хеллер

Маниакальное стремление Саула загнать меня, как зверя, никогда особенно не ослабевало, и это несмотря на его громкие и слезливые заверения в раскаянии и прощении, с которыми он обратился ко мне — при свидетелях, кстати, — после того, как я застал его беззащитным в пещере Ен-Гадди и позволил ему уйти, не причинив вреда. Я мог бы убить его тогда. И не убил. Я лишь отрезал край от верхней одежды его, да и то чувствовал себя при этом так ужасно, будто вырезал кусок плоти из живого человека. «Господин мой, царь! — закричал я ему вслед, когда расстояние между нами стало достаточно большим. — Зачем ты слушаешь речи людей, которые говорят, будто я умышляю зло на тебя?»

— Твой ли это голос, сын мой Давид? — закричал в ответ Саул, и возвысил голос свой, и заплакал.

— Вот, отец мой, сегодня видят глаза твои, что Господь предавал тебя ныне в руки мои в пещере. Я отрезал край одежды твоей, а тебя не убил. И я не согрешил против тебя; а ты ищешь души моей, чтоб отнять ее.

И сказал мне Саул:

— Ты правее меня, ибо ты воздал мне добром, а я воздавал тебе злом.

Тут он еще поплакал. Душа моя согрелась, когда я увидел его полным раскаяния. Ведь каялся-то он из-за меня. И в самое подходящее время.

— Когда Господь предавал меня в руки твои, ты не убил меня. И теперь я знаю, что ты непременно будешь царствовать, и царство Израилево будет твердо в руке твоей.

Если я услышу об этом еще раз, подумалось мне, то, глядишь, и сам в это поверю.

— Итак поклянись мне, что ты не искоренишь потомства моего после меня и не уничтожишь имени моего в доме отца моего.

Я дал Саулу клятву, о которой он просил. И что проку? Времени прошло всего ничего, а он уже снова полез на меня, ибо когда мы встали станом в пустыне Зиф, зифеи пошли к Саулу в Гиву сказать ему, где я прячусь, и предложить помощь в том, чтобы предать меня в руки его. Услышав, что Саул вновь выступил против меня, я испытал крушение иллюзий. Мои соглядатаи подтвердили — Саул возвращается в Иудею, и с ним три тысячи отборных мужей израильских. Я перебрался повыше в горы и видел, как он заявился в то место, где я прежде стоял. Там они и остановились на ночь.

— Кто пойдет со мною к Саулу в стан, посмотреть, что там к чему? — спросил я у нескольких ближних своих.

Я взял с собой одного лишь Авессу. Часовых они не выставили. Дрыхли все до единого. Мы передвигались бесшумно. Стояла неестественная тишина, такая, словно сон от Господа напал на них. Саул спал в шатре, и копье его воткнуто было в землю у изголовья его. Авенир же и народ лежали вокруг него. Лицо Саула казалось измученным, болезненным, вид он имел изможденный и обмякший. Под нижней челюстью свисали вдоль шеи, до самых ключиц, складочки дряблой, желтоватой кожи. Всего за месяц он постарел на десять лет. Он негромко похрапывал, дышал неровно. Постанывал во сне. Один раз кашлянул. Я присел рядом на корточки, чтобы вглядеться в лицо Саула. Как я мог согласиться, когда Авесса попросил разрешения убить его? Нет уж, пусть его отойдет, когда отойдет, решил я, пусть поразит его Господь, или пусть придет день его, или он пойдет на войну и погибнет. Я в этом участвовать не желаю.

Уходя, я взял копье его и сосуд с водою и на сей раз тоже уведомил Саула о том, что был рядом с ним, подвергнув ради того Авенира язвительному разносу, презрительно пожурив его, не позаботившегося выставить вокруг царя стражу. На Авенира я точил зуб с первой же нашей встречи. Но первым делом я, разумеется, предусмотрительно удалился на большое расстояние от них и стал на вершине горы вдали. Я же не сумасшедший. С Саулом было три тысячи человек. А у Давида больше шести сотен никогда не набиралось.

— Отвечай, Авенир, — во весь голос глумливо возопил я, приложив чашей ладони ко рту. — Не муж ли ты отважный?

Авенир, покачиваясь, встал и в гневе завертелся на месте, пытаясь выглядеть меня, и ответил:

— Кто ты, что кричишь и беспокоишь царя?

— Кто равен тебе в Израиле? — отвечал я полным издевки голосом. — Смерти достоин ты за то, что не бережешь господина вашего, помазанника Господня. Нехорошо ты это делаешь, ибо приходил сегодня некто из народа, чтобы погубить его. Посмотри, где копье царя и сосуд с водою, что были у изголовья его? Пусть один из отроков твоих придет и возьмет их.

К этому времени и Саул кое-как поднялся на ноги и выглядел он, надо сказать, старик стариком. Он пошатывался, стараясь выпрямиться во весь рост. Лицо его, обращенное к ослепительному утреннему солнцу, наморщилось.

— Твой ли это голос? — снова услышал я зов, обращенный ко мне, зов, проникнутый на этот раз еще более глубокими чувствами, как если бы он напрягал слух свой и зрение лишь ради меня одного.

— Чей же еще? — крикнул я через разделявшее нас ущелье.

— Давид, сын мой? Это и вправду твой голос?

— Мой голос, господин мой, царь. Обижают меня те, кто воздвиг тебя против меня и говорит, будто я ищу причинить тебе зло. Смотри, вот, я снова не поднял руки моей на тебя. В прошлом месяце то был край одежды твоей. Сегодня копье твое и сосуд с водою. Что еще должен я взять у тебя, чтобы ты мне поверил? Ибо царь Израилев вышел искать одну блоху, как гоняются за куропаткою по горам.

Даже при этой последней нашей встрече я все еще цеплялся за веру в то, что я — невинная жертва некоего случайного непонимания или бессовестной клеветы. Я никогда не в состоянии был поверить, что кому-то и в самом деле может захотеться убить меня. Даже в бою. Даже Саулу. Мне было много проще обманывать себя фантазиями, чем смириться с тем фактом, что этот царственный, величавый человек, в котором я по-прежнему видел царя, Бога, отца, действительно ненавидит меня, что он — невменяемый психопат, одержимый жаждой убийства.

— О, Давид, Давид, Давид, — взвыл Саул, воздымая обе руки, чтобы вцепиться в свои волоса. — Согрешил я.

— Ты сказал, — не стал я перечить ему.

— Вот, безумно поступал я, — воскликнул он, — и очень много погрешал.

— Твои слова, не мои.

— Кто, найдя врага своего, — резонно рассудил он, — отпустил бы его в добрый путь?

— Ну вот ты и понял, — согласился я, надеясь, что эта идея укоренится в нем. — Дошло наконец.

— Господь воздаст тебе добром за то, что сделал ты мне сегодня.

— Самое то, что нужно, — одобрительно откликнулся я.

— Благословен ты, сын мой Давид, — продолжал Саул. Он окончательно утвердился на правильном пути, и, казалось, ничто его теперь не остановит. — И дело великое сделаешь, и превозмочь превозможешь.

— Из твоих бы уст, — ответил я, — да в Божьи бы уши.

— Возвратись же, сын мой Давид, — настоятельно воззвал он и следом принес обет из самой глубины сердечной, пылко воскликнув: — Ибо клянусь перед Богом, что не причиню тебе больше зла!

«Хрена лысого!» — решил я из самой глубины сердечной и тут же положил, что нет для меня ничего лучшего, как убежать в землю Филистимскую, если я не хочу, конечно, когда-нибудь попасть в руки Саула. И псу живому лучше, нежели мертвому льву, а кто из драки удерет, до новой драки доживет.

Переговоры с царем Анхусом завершились быстро, и я встал и спокойно отправился в Геф, — и шестьсот мужей, бывших со мною, каждый с семейством своим, и обе жены мои, Ахиноама Изреелитянка и Авигея Кармилитянка — жена Навала, когда тот был еще жив. Анхус дал мне город Секелаг на юге и все земли вокруг него. На том мои неприятности с Саулом и завершились. После того как ему донесли, куда я бежал, не стал он более искать меня.

Мы прожили в стране Филистимской год и четыре месяца, а затем Саул пал, сраженный филистимлянами в великой битве на Гелвуе. Как человек, неудержимо влекущийся к собственной гибели, он атаковал их в лоб; я бы на его месте пропустил их в долину Изреельскую, а после ударил бы с тылу и с флангов. В Рефаиме я задал им жару, окружив их под прикрытием тутовых деревьев. Об исходе битвы Саул знал заранее. За ночь до нее Самуил поведал ему кровавые подробности в ужасающем откровении, которое он развернул перед Саулом в доме волшебницы Аэндорской. Духи не лгут. Трудно поверить, что Саул и сам не стремился к такому исходу.

Ту нечестивую встречу с Самуилом он устроил по собственному почину, ибо после того, как филистимляне собрались и изготовились к бою, на него напал страх. Когда Саул увидел огромный стан филистимлян, с которыми ему предстояло сразиться, он испугался, — я его не виню, потому что за полтора дня до того и сам был среди них и устрашился великого их числа, — и крепко дрогнуло сердце его. Мое тоже несколько минут прыгало в груди, когда четверо других царей филистимских заметили меня рядом с Анхусом и выразили уверенность в том, что я явился сюда затем, чтобы предать их, едва развяжется бой. Слава Богу, все, что они сделали, — это отослали меня прочь.

Саул утратил веру в себя, зашел в тупик. Он просил о знамении. Господь не отвечал ему ни во сне, ни чрез игральные кости, ни чрез пророков. В оцепенелом отчаянии он послал людей навести справки, а после снял с себя одежды свои и отправился за предсказанием к ворожее Аэндорской, тем самым поставив себя выше запрета, им же наложенного на колдунов и прочих, кто общается с духами умерших. «Ворожеи не оставляй в живых», — говорится в книге Исход, так что Саул постарался выгнать из страны всех волшебников и гадателей. Теперь он рад был возможности проникнуть в их подполье и полагал, что ему повезло, раз он сумел отыскать хотя бы одну колдунью. Он надел другие одежды и пошел к этой женщине ночью с двумя людьми, которым доверял.