— Ну-у…
— Черт побери! Возьмите то же, только наоборот. Живые существа могли оказаться оттесненными вверх по склону горы, так? Они способны свыкнуться с более разреженным воздухом и более холодными температурами. Способны питаться только мхами, да изредка — птицами, ну, как глубоководные рыбы в конечном счете питаются органическими остатками, которые медленно по частицам опускаются в бездну. И в один прекрасный день они обнаруживают, что не могут спуститься вниз. Я ведь даже не утверждаю, что это люди. Пусть серны, или горные козлы, или барсуки, или еще кто-то.
— Очевидцы утверждают, — возразил я упрямо, — что фигуры отдаленно напоминают людей, а найденные следы, бесспорно, выглядят человеческими.
— Или медвежьими, — покачал головой Джимми. — Они не различимы.
Вот тут-то я и сказал:
— Нам пора этим заняться. Джимми пожал плечами и ответил:
— На Эверест пытаются взобраться вот уже сорок лет.
— Господи! — воскликнул я. — Все вы, альпинисты, чокнутые, факт! Вам вовсе не хочется подняться на вершину. Вам интересен только способ, каким вы это проделываете. Хватит валять дурака с ледорубами, веревками, лагерями и прочими декорациями Клуба джентльменов, который отправляет простофиль карабкаться вверх по склонам раз в пять лет или около того.
— Что вы задумали?
— В тысяча девятьсот третьем году изобрели аэроплан. Вы что-нибудь про это слышали?
— Хотите пролететь над Эверестом?! — Произнес он это тоном, каким английский лорд воскликнул бы: «Застрелить лисицу?!» или рыбак охнул бы: «Ловить на червяка?!»
— Да, — сказал я. — Перелететь через Эверест и спустить кого-нибудь на вершину. А что?
— Он долго не проживет — ну, тот, кого вы спустите на вершину.
— А что? — спросил я еще раз. — Ему сбросят припасы, кислородные баллоны, а он в скафандре. Все очень просто.
Потребовалось время, чтобы заставить ВВС сначала выслушать меня, а затем согласиться выделить самолет, так что Джимми Роббонс успел изменить свое мнение настолько, что выразил желание быть тем, кого сбросят на Эверест.
— Как-никак, — почти прошептал он, — я буду первым человеком, чья нога ступит на его вершину!
Это вступление к истории, а ее можно рассказать и проще и короче.
Самолет выжидал две недели в наиболее благоприятную часть года (то есть в отношении Эвереста), пока не наступила умеренно скверная летняя погода, а тогда поднялся в воздух. Цели они достигли. Летчик сообщил по радио группе поддержке, как именно выглядит вершина Эвереста при взгляде сверху. А затем описал, как именно выглядел Джимми Роббонс, по мере того как его парашют становился все меньше и меньше.
Тут разразился новый буран, и самолет еле-еле добрался до базы, а затем прошло еще две недели, пока не наступила более или менее летная погода.
И все это время Джимми находился в одиночестве на крыше мира, а я ненавидел себя как убийцу.
Через две недели самолет отправился проверить, не удастся ли обнаружить труп несчастного исследователя. Не знаю, что бы им дало, если бы они его обнаружили, но в этом все человечество! Сколько людей погибло в последней войне? Кто способен сосчитать такие множества? Но чтобы спасти одну-единственную жизнь или хотя бы подобрать труп — на это не жаль ни денег, ни чего-либо еще.
Его труп они не обнаружили, но обнаружили сигнальный дымок, курившийся в разреженном воздухе и разметываемый порывами ветра. Спасатели сбросили канат с кошкой, и Джимми вскарабкался по нему, все еще в скафандре, ужасно выглядевший, но несомненно живой.
Постскриптум к этой истории включает мой визит к Роббонсу в больницу на прошлой неделе. Выздоравливал он очень медленно. Врачи говорили — шок, они говорили — истощение, но глаза Джимми говорили куда больше.
Я сказал:
— Вот что, Джимми: ты не разговаривал с репортерами, ты не разговаривал с представителями правительства. Очень хорошо. Но как насчет того, чтобы поговорить со мной?
— Мне нечего сказать, — прошептал он.
— Как так — нечего? — возразил я. — Ты прожил две недели на вершине Эвереста в буран. Один ты бы не выкарабкался. Даже со всем, чем мы тебя снабдили. Кто тебе помогал, Джимми, сынок?
Думается, он сообразил, что от меня не отделаться. Или же ему самому хотелось излить душу. Он сказал:
— Они разумные существа, босс. Они сгущали для меня воздух. И изготовили маленькую термоустановку для обогрева. И сигнализировали дымом, когда увидели, что самолет возвращается.
— Ах так! — Мне не хотелось нажимать на него. — Значит, все, как мы предполагали. Они адаптировались к жизни на Эвересте. И не могут спуститься на нижние склоны.
— Да, не могут. А мы не можем подняться по склонам к ним. Даже если бы погода позволяла, так они не позволят.
— Но вроде бы они — добрые создания, так с какой стати им мешать нам? Тебе же они помогли!
— Они ничего против нас не имеют. Они со мной разговаривали… Ну, понимаете, телепатически.
— Так в чем дело? — Я нахмурился.
— Они не хотят, чтобы мы им мешали. Они следят за нами, босс. Это их обязанность. Мы открыли атомную энергию. Мы вот-вот создадим ракетные корабли. И они тревожатся за нас. А наблюдать за нами могут только с Эвереста!
Я нахмурился еще больше. Джимми покрылся испариной, руки у него тряслись.
— Легче, легче, сынок, — сказал я. — Что это за зазнайки? Как их только земля носит!
— А кто, по-вашему, настолько адаптирован к разреженному воздуху и минусовым температурам, что на всей земле они способны жить только в условиях Эвереста? В том-то и вся заковырка. Земля их и не носит. Они — марсиане. Вот так.
А теперь разрешите мне объяснить, почему я так часто возвращаюсь к «Эвересту». Естественно, я ни на секунду не верил, будто на Эвересте проживают марсиане или что покорение этой вершины осталось ждать так уж долго. Просто мне казалось, что у людей хватит порядочности не залезать туда прежде, чем рассказ появится в печати.
Как бы не так! Двадцать девятого мая 1953 года менее чем через два месяца после того, как я написал и продал «Эверест», Эдмунд Хиллари и Тенцин Норгей вступили на высочайшую точку Эвереста и не увидели там ни марсиан, ни снежного человека.
Разумеется, «Юниверс» мог бы пожертвовать тридцатью долларами и не публиковать рассказ; либо я мог его выкупить. Но и они и я равно воздержались, так что «Эверест» появился в номере «Юниверс» за декабрь 1953 года.
С тех пор меня многократно приглашали принять участие в обсуждении будущего, которое ожидает человека, и я вынужден ссылаться на «Эверест» для иллюстрации, какой я замечательный футуролог. Как-никак я предсказал, что Эверест никогда не будет взят… пять месяцев спустя после того, как он был взят.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});