Читать интересную книгу Убийство на пивоварне. Дело мерзкого снеговика - Николас Блейк

Найджел и Джорджия брели в глубоком снегу обратной дорогой в Дауэр-Хаус. Эндрю Ресторик, которому пришло в голову купить в деревне табаку, шел с ними. Джорджия была в восторге от детей Ресторика, Джона и Присциллы, с которыми возилась почти все утро, совершенно отключившись от происходящих в доме событий.

– Мне кажется, миссис Ресторик – очень мягкая, только не показывает этого перед ними, – говорила она. – У детей уже нюх на неприятности, и они понимают, что что-то случилось. Но если они узнают все постепенно, им не будет так тяжело. Современные матери с их абсурдными теориями обращаться с детьми как со взрослыми и равными себе сразу ставят их перед фактом, окрашивая проблему только в черное и белое. Устраивают с ними собственный заговор. По-моему, это ошибка, потому что на детские плечи ложится слишком тяжкий груз, слишком много ответственности сразу.

– А что, если, – сказал Эндрю после паузы, – делать Для них вид, что все прекрасно? Это сработает? – Он пнул в воздух снег, и его мысли снова съехали к своей персоне. – Например, вот мы с вами. У нас было идеальное детство. Родители были добры и внимательны, но без попустительства. Прекрасный дом. Традиции. Хорошие школы. Привольная сельская жизнь на каникулах. Наконец, путешествия. Моего отца пригласили на работу в посольство в Вашингтоне, и он забрал нас всех с собой. У нас было все, что нужно детям. Теперь поглядите, кем мы стали. Хивард занимается севом на полях, ошивается во всяких военных сельскохозяйственных комитетах и сходит с ума, потому что они не берут его обратно в полк. Я же – разгильдяй-дилетант, семейный неудачник, который даже не способен прослыть романтической белой вороной. А Бетти… – его голос слегка задрожал, – а Бетти повесилась, как баранья туша.

– Вы были очень привязаны к ней? – мягко спросила Джорджия.

Эндрю дико закричал, еле пересиливая боль:

– Бетти была самой отборной сучкой и самым прекрасным существом на всем… Ох, черт побери, она была моя сестра… Не могу выразить это словами, они – пустой звук, когда речь идет о ней – для этого нужен поэт, Шекспир или Донн. А я ничего для нее не сделал. Я позволил ей так поступить.

Его легкое, жилистое тело сотрясалось. Джорджия молча взяла его за руку. Он будто и не заметил этого.

– А вы уверены, что она убила себя? – прямо заявил Найджел.

Сначала его слова не достигли цели, потом Эндрю затих, вглядываясь в него.

– Повторите.

– Вы уверены, что она убила себя?

– Объяснитесь! – отчеканил Эндрю, все больше погружаясь в свое странное состояние управляемой ярости.

– Я уверен, что ее убили, – пожал плечами Найджел. – А потом убийца обставил все как самоубийство.

Он физически ощущал его глаза, его яростное внимание, жгучее, словно дыхание самой плоти. Оледеневшие камыши у пруда, где они остановились, жестко зашелестели на ветру, и звук этот ворвался в звенящую тишину.

Найджел еще раз обрисовал все, что он говорил Шарлотте Ресторик.

– Вы же и сами заметили, что в картине преступления было что-то странное, – заключил он, – или зачем тогда вам понадобилось, чтобы никто ничего не трогал?

– Это получилось как-то машинально, вроде даже из какого-то детектива. Хивард и все слонялись там, кто-нибудь обязательно наследил бы. Но мне никогда бы не пришло в голову, что это – не самоубийство. Тем более – тогда. – Эндрю одарил их своим раздумчивым, сибаритским взглядом. – Да, первое, что я почувствовал, когда ее увидел, было… Нет, быть не может! Бетти бы этого не сделала, она бы никогда не поступила так. Это только подтверждает ваши выводы, верно?

– Почему же вы сразу не подумали, что все совсем по-другому?

– А как вы думаете? Идемте дальше. Тут чертовски холодно стоять, на этом лютом болоте. Интересно, почему христианское учение делает ад жарким, там должно быть холодно – прямо как в этих скотских местах, холодно, бесприютно и страшновато.

Найджелу пришлось вернуть его к сути дела:

– Вчера за обедом отношения накалилась до предела. Вот почему я и спрашиваю – неужели вы не подумали, что не все так просто?

– Вы не знали Бетти. С тех пор как она снова приехала сюда, она была постоянно больной и взрывоопасной. А когда она такая, каждый ощущает какую-то дрожь, вибрацию от нее. Это было как раз такое создание, что всю жизнь словно источает радиацию, но вовсе не высасывает соки из других: эдакий сложный инструмент, вышедший из-под контроля, от которого всем становится не по себе. – Его голос перешел в шелестящий шепот, словно жестяной скрежет камыша, оставшегося сзади: – «О Роза, ты несешь мне хворь! Кто тот счастливец, что улегся в ярко-красную кровать блаженства?»

– Стало быть, вы не ожидали, что случится что-то особенное?

Эндрю резко развернулся на каблуках, глядя ему в лицо:

– Вы хотите сказать, будь у меня даже хоть малейшее подозрение, что моей сестре, даже волосу на ее голове, грозит опасность, я бы не…

– О ком же вы тогда говорили? За обедом? Или вы просто выдумали того злодея, который живет злом, – того самого, «упоенного злом»?

– Ой, я просто тянул из них жилы, – цинично, слегка переигрывая, ответил Эндрю. – В каждой шутке всегда найдется какая-то доля правды.

– Боюсь только, что полиция тоже отдаст должное вашей шутке, Ресторик.

– Пускай. Я прожил слишком сумасшедшую жизнь, чтобы до сих пор бледнеть от синей униформы.

– Дело ваше. – Найджел ткнул своим посохом в одетый снегом межевой столбик на краю деревни, к которой они подходили. – Прелестное, должно быть, место – Эссекс. За что вы так ненавидите доктора Богана?

Эндрю Ресторик рассмеялся с деланой веселостью опытного дуэлянта, только что получившего легкое ранение:

– Нет-нет, Стрэнджвейс, вам меня этим не поддеть. Я очень не люблю Богана, потому что знаю, что он напыщенный пройдоха и что он не мог принести Бетти добра, но я вовсе не утверждаю, что это он убил ее.

Он приподнял шляпу в сторону Найджела, дерзко ухмыльнулся Джорджии и свернул к табачной лавке.

– Ну вот, и как он тебе? – сказал Найджел.

Его жена молчала, размышляя.

– По-моему, – задумчиво сказала она, – если он опередит полицию и найдет убийцу, в Истерхем-Мэнор будет еще одно убийство.

– Он такой? – спросил Найджел, слепо доверявший всему, что его жена говорила о людях.

– Конечно. Воспитание, нрав – да и вся жизнь, которую он вел, – обязательно подтолкнут его к идее взять правосудие в свои руки.

– У Хиварда тоже есть эта черта.

– Да. Правда, при каждом своем поступке он первым делом сверяется со своими семейными традициями и положением в обществе. Между прочим, он ревностный отец, хотя излишне строг с мальчиком, но дети его боготворят, и он относится к ним очень нежно.

– А Шарлотта?

– Ей удалось чуть-чуть поставить меня в тупик. Это гранд-дама, царственный фасад, а за ним – простые, трезвые и расчетливые мозги, вот что. Я ума не приложу, как эти две стороны в ней так мирно уживаются. Хивард, мне кажется, женился ради денег – в наши дни, чтобы содержать в порядке такое имение, нужна уйма денег, а его фермерам, кажется, выделяется денежная помощь. Вообще они с Хивардом смотрятся вполне неплохо – он не из тех, кому нужно общение по душам, – у каждого из них свои дела и интересы.

– Но он на многое не способен, как, впрочем, и все те, кем она наполняет свою гостиную, – пролетарские писатели, гипнозитеры, Эвнисы Эйнсли…

– Гипнозитеры?

– Доктор Боган пользуется гипнозом для лечения. – Найджел описал сцену, которая разыгралась между доктором и Хивардом. – Хивард прост, как дитя. Он связывает гипноз с черной магией гадалок и доктором Мебиусом – считает гипноз черным делом, чтобы овладевать жертвами, их телами и душами. А в случае с Элизабет – скорее телом.

– Так-так, может, тут что-то и есть. В случае с Элизабет.

– Ну, Джорджия, полно тебе! Солидный специалист с Харли-стрит [19]…

– И что это подтверждает?

– Во всяком случае, он бы не назвался лондонским специалистом, если бы он им не был. Все слишком шатко. Надо проверить.

– «Солидный» – слишком избитое слово. Ты, должно быть, наивен, как наш друг Хивард, если думаешь, что каждый, кто должен вскоре оказаться специалистом в чем-нибудь, обязательно «солидный». Я приведу тебе примеры…

– Ладно, ладно, хватит уже всяких догадок вроде «на темной, темной улице».

Они свернули к окованным железом воротам Дауэр-Хаус.

– Это просто одна из мыслей. Я не скажу пока Клариссе. Не говори ей правду, милый. Она души не чаяла в Элизабет, что бы там ни говорила.

Пока Джорджия ходила к своей кузине, Найджел сидел в спальне наедине со своими мыслями.

Если ему придется пожить какое-то время в Истерхем-Мэнор, это будет не очень удобно по отношению к гостеприимным хлопотам мисс Кэвендиш. Поручение от миссис Ресторик прозвучало несколько смутно, но он уже понял, что слишком проникся очарованием мертвой женщины и теперь не успокоится, пока до конца не разберется во всем, что связано с ее смертью. Нет – не с ее смертью, а с ее жизнью, которая больше всего имеет сейчас значение – и для него, и для раскрытия этого дела. Пусть полиция ищет только материальные нити. Его же работа – восстановить в уме все мрачные, завораживающие, низменные нюансы жизни той девушки, которую он видел висящей, с усмешкой древнего сфинкса на алых устах, в комнате с запахом сандала.