– Майлз, – прошептала она, – пожалуйста, забери меня отсюда. Поедем домой. – Она с силой закусила нижнюю губу.
Он отвернулся, чтобы отдать приказ кучеру, и через секунду уже был в карете, снова крепко сжимая ее руку.
Абигайль закрыла глаза. По дороге домой в карете царила полная тишина.
Она вошла в дом, опираясь на руку мужа и не говоря ни слова, а когда Уотсон подал ему доставленную полчаса назад записку, она высвободила руку и бросилась наверх.
Записка была от матери Майлза, которая приглашала их к себе на ужин перед балом Уорчестера. Граф прошел в кабинет, написал короткий ответ и отправил его матери с одним из слуг.
Эбби, наверное, уже приказала подать чай, думал он, взбегая вверх по лестнице. Граф собирался снова поговорить с женой. Она явно скрывала что-то еще, и пока она этого не откроет, им нечего надеяться на счастливый брак.
В кабинете Абигайль не оказалось, не было ее и в гардеробной. Граф нашел ее в спальне. Она лежала на животе, уткнувшись лицом в покрывало. Граф медленно пересек комнату и опустил ладонь на ее затылок.
– Эбби, – мягко произнес он.
Не дождавшись ответа, граф пододвинул к кровати стул и сел на него верхом, сложив руки на спинке. Он ждал.
– Я внебрачный ребенок, – глухим голосом проговорила она наконец, продолжая лежать неподвижно.
Майлз подавил неуместное желание рассмеяться, он решил, что Эбби употребила это выражение в переносном смысле.
– Расскажи мне об этом, – попросил он.
– Я внебрачная дочь, – начала она слегка окрепшим голосом, – я не дочь моего отца. Я не твоя родственница. Я обратилась к тебе за помощью, не имея на то никакого права.
– Ты моя родственница, – поправил граф, – ты моя жена.
Она что-то пробормотала в подушку.
– Эбби, может, повернешься? Мне тебя не слышно.
Когда она повернулась, взгляду графа предстало раскрасневшееся лицо и подозрительно блестящие глаза в обрамлении довольно растрепанных коротких кудряшек.
– Я бы не стала твоей женой, если бы с самого начала сказала правду. Ты, конечно, жалеешь о том, что поступил так опрометчиво. Думаю, ты получишь развод, если сообщишь в суде, как я тебя обманула и что я всего лишь бастард.
– Это некрасивое слово, Эбби, – проговорил граф. – Твоя мать родила тебя от другого мужчины?
– Я даже не знаю, от кого именно. Мама никогда мне не говорила, да и отец вряд ли знал. Но именно поэтому она и вышла за отца. Она говорила, что в жизни не опустилась бы до брака с ним, если бы не подобные обстоятельства. Мой доблестный отец, я имею в виду настоящего, бросил маму, а мистер Гардинер давно ухаживал за ней. Она вышла замуж, ничего ему не сказав, хотя была уже на четвертом месяце.
Граф опустил голову на руки.
– Семья, в которую вошла моя мать, оказалась настоящим крысиным логовом, – высоким голосом продолжала Эбби. – Хотя иногда мне приходила в голову мысль о том, что, может быть, отец был бы другим, не поступи с ним мама так подло. Моей матери не пришлось выбирать семью. Она всегда была такой правильной, настоящей леди. Она всегда презирала отца, даже после рождения Бориса. И она всегда любила меня больше, чем его. Думаю, она хранила в сердце любовь к моему настоящему отцу. Не знаю. Вот она, правда: я бастард. Ты женился на внебрачной дочери, Майлз.
– Твой отец признал тебя, дал тебе свое имя. Он позволил тебе жить в своем доме вместе с собственными детьми даже после смерти матери. Он удочерил тебя, Эбби. Полагаю, именно поэтому ты и любила его, несмотря ни на что.
Она поспешно сползла с кровати и, подойдя к туалетному столику, начала расставлять лежавшие на нем принадлежности.
– Рыбак рыбака видит издалека, – ответила она, – плохая кровь смешалась с плохой кровью. Не думаю, что я на самом деле любила его. Он просто нуждался в моей помощи, вот и все. Отец был болен. Я знаю, что многие люди презирают алкоголиков и думают, что те могут наладить свою жизнь, стоит только захотеть. Но это не так. Мой отец был в том же состоянии, как если бы у него был туберкулез или рак. Он болел, нуждался во мне, и я ухаживала за ним. Все предельно просто.
– Ты любила его, Эбби, – настаивал граф.
– Он оставил нас в ужасном положении, но, несмотря ни на что, мы держались вместе. Потом девочки отправились к тетушке Эдвине, которая от души ненавидела их, а Борис оказался под тяжестью долгов, в которых нисколько не был виноват и расплатиться с которыми у него не было возможности. А я осталась совсем одна-одинешенька. – Эбби обхватила себя руками.
– Подойди ко мне, – сказал граф, поднимаясь на ноги и отодвигая стул, – ты больше не одна.
Абигайль взглянула на мужа через плечо.
– Я думала, что ни одна душа не знает мою тайну, считала, что отец и мать унесли ее с собой в могилу. Но он успел рассказать Рейчел, и она собирается прийти к тебе за двумя тысячами фунтов в конце недели, Майлз. Если она не получит денег, мой секрет узнает весь мир.
– Эбби… – начал граф, подходя к жене.
– Не прикасайся ко мне, – почти крикнула она. – Пожалуйста, не делай этого. Я куда-нибудь уйду. Не знаю куда, но скоро что-нибудь придумаю. У меня осталось немного денег из тех шести тысяч. Еще две недели назад такая сумма была для меня целым состоянием, так что я смогу…
– Эбби, – резко прервал ее граф, схватив за руку и резко притянув к себе, – что за чушь ты несешь? Немедленно прекрати.
– Я не должна была так поступать, – продолжала каяться Абигайль. – Не поддайся я искушению, я не решилась бы. Но это было сильнее меня, Майлз. Ты представить себе не можешь, что значит быть на грани нищеты, боясь даже надеяться на помощь, и вдруг получить возможность стать графиней и выйти замуж за человека богатого, как Крез. Но я не думала, что кто-то еще знает мою тайну, я даже не подозревала, что Рейчел жива. Я переборола бы себя, если бы знала, что кто-то способен нанести тебе такой удар. Я обязательно переборола бы себя, верь мне. Я понимаю, что поступила ужасно, что я бастард и все такое, но…
Граф не дал ей закончить.
– Я вынужден буду принять суровые меры, если еще хоть раз услышу от тебя это слово, – строго сказал он. – Ты не повинна в обстоятельствах своего рождения, Эбби, и ты не то, чем упорно продолжаешь себя называть. – Именно то, – настаивала она. Ее глаза стали просто огромными от непролитых слез.
– Случайно, – возразил он, – ты не стала плодом любви четы Гардинер. Но, судя по тому, что я слышал, ты с лихвой проявила себя дочерью своего отца, сестрой своего брата и сводных сестер. Эбби, любовь моя, прости себя за все.
– За то, что обманула тебя?
– И за это тоже, если хочешь, но я имел в виду то, что ты, возможно, стала причиной позора твоей матери и разочарования отца. Ты была единственным человеком, на которого он не поднимал руку, единственной, кто имел на него влияние? Думаю, Эбби, он просто-напросто понял, какой бесценный дар преподнесла ему судьба. Прости себя.