всего 6 лет), а Достоевский в Гоголе. Герой первого произведения Достоевского «Бедные люди» Макар Девушкин вступает в горячий спор с автором «Шинели», не понимая, зачем нужно такое писать? Для чего? Как после такого можно жить, тихо и смирно, воды не замутя? Зачем подсматривать за человеком в его норе – как он ест, с кем пьет, что переписывает? «Прячешься иногда, прячешься, скрываешься в том, чем не взял, боишься нос подчас показать – куда бы там ни было, потому что пересуда трепещешь, потому что из всего, что ни есть на свете, из всего тебе пасквиль сработают, и вот уж вся гражданская и семейная жизнь твоя по литературе ходит, всё напечатано, прочитано, осмеяно, пересужено!» (30, кн. 1: 63).
Девушкин не только порицает Гоголя и его «злонамеренную книжку», но и хочет переделать, переписать ее. «Я бы, например, так сделал…» – таким стал его способ чтения. «А лучше всего было бы не оставлять его умирать, беднягу, а сделать бы так, чтобы шинель его отыскалась, чтобы тот генерал, узнавши подробнее об его добродетелях, перепросил бы его в свою канцелярию, повысил чином и дал бы хороший оклад жалованья…» (Там же).
Но в творческий спор вступали не только герои. Кружок Белинского объявил автора «Бедных людей» «новым Гоголем», однако Достоевскому этот титул, видимо, не слишком льстил, даже поначалу, ибо быть новым, то есть вторым, Гоголем ему явно не хотелось, а хотелось все попробовать, найти свой путь в литературе и утвердиться на нем – и это было не самое плохое применение творческого честолюбия. (Замечу, что роман прочел и Гоголь, написавший А.М. Вьельгорской из Генуи 14 мая 1846 г.: «В авторе “Бедных людей” виден талант, выбор предметов говорит в пользу его качеств душевных, но видно также, что он еще молод. Много еще говорливости и мало сосредоточенности в себе: все бы оказалось гораздо живей и сильней, если бы было более сжато»29).
За первую же пробу («Двойник») его автор был уличен в измене гоголевскому направлению, в передразнивании и пародировании Гоголя, в искажении реализма. Роман «нового Гоголя» с «натуральной школой» был прерван в самом начале пути.
Не раз Золотусский как «член партии Гоголя» упрекнет Достоевского за строптивость, за измену учителю (мучителю), за творческие поиски на иных, не гоголевских, путях, за Фому Опискина, героя «Села Степанчикова», где так явственно ощущается пародирование гоголевских «Выбранных мест…» Золотусский настойчиво стремится сблизить гениев, как бы кто ни пытался их отдалить друг от друга: их квартиры в Петербурге не случайно были всегда в соседних домах, в двух шагах, везде, где бы ни жил Достоевский, в его квартирах висел портрет Гоголя, они никогда не встретились при жизни, хотя могли – это было бы так просто.
Итак, картина Золотусского про двух гениев – это история схождений и расхождений Достоевского с Гоголем, это творческая перекличка и полемика, явная и подспудная, пространство противостояния, это спор на вершинах мысли, где у них был шанс сойтись, – и, по убеждению автора картины, они сходились.
Но можно ли считать эту картину биографической в жанровом смысле слова? Скорее нет, чем да. Отдельные фрагменты судьбы двух писателей, их парадоксальная невстреча в жизни, хотя посмертно их имена (как и адреса проживания на петербургских улицах) стоят рядом, их творческая полемика, их пути в истории литературы – фильм об этом. И уж скорее в картине больше затронуты черты личности Достоевского – его писательское самолюбие и честолюбие, которые действительно были огромны и которых он не скрывал, ибо они были двигателем творческой работы. Да и как же писателю без самолюбия и честолюбия? Можно ли вообще видеть в них изъян писательского дарования?
Кроме того, можно ли утверждать, что фильм приоткрыл тайны личности двух гениев? Скорее нет, чем да. Особенности творческих почерков – да, приоткрыл. Но к тайне личности хоть Гоголя, хоть Достоевского автор картины, не в упрек ему будь сказано, даже и не прикоснулся.
Кажется, без слова «тайна» не может обойтись ни одна картина о Гоголе. Фильм Ильи Иванова берет в свою орбиту целых три тайны Гоголя, так и называя свое произведение30. Анонс прост: «Николай Васильевич Гоголь, пожалуй, самый загадочный русский писатель. Все его творчество пронизано мистикой и тайнами. Существует множество мифов и легенд о жизни Николая Васильевича, а его смерть окружена и вовсе фантастическими слухами»31.
Исторический детектив – такое жанровое определение присвоено картине, и действительно, автор с первых кадров берет быка за рога – начиная фильм с эксгумации тела Гоголя в 1931 году, когда стала перестраиваться Москва и могила писателя оказалась помехой на пути строительства. Тело Гоголя покоилось на территории Свято-Даниловского монастыря 79 лет, с 1852 года, но пришли новые времена…
Вместо предисловия: «Мне страшно касаться этой темы. Не надо было эти могилы копать, не надо было эти могилы вскрывать, не надо было глумиться… Это плохо…», – говорит Александр Калягин, один из участников картины, лучший из кинематографических Чичиковых (фильм М. Швейцера). Присутствовавшие на событии известнейшие деятели советской культуры не удержались от разграбления могилы – хватали на сувениры все, что плохо лежало, а плохо лежало все. Но еще прежде (?) кто-то (?) выкрал (?) из могилы Гоголя его голову – то есть череп, и подозрения авторов фильма указывают на русского купца, мецената, собирателя театральной старины, создателя частного литературно-театрального музея А.А. Бахрушина. И это опять большой (и больной) вопрос.
Участники картины – режиссер Юрий Любимов, литературоведы Юрий Манн и Владимир Воропаев, писатель Юрий Нечипоренко, известные врачи и эксперты обсуждают историю скитания тела главного мистика XIX столетия по местам захоронений как тайну, стоящую в одном ряду с другими мистическими загадками. Герои Гоголя знают что-то такое, чего не знают его читатели (а Гоголь видел своих героев воочию, перевоплощался в них, входил в транс, говорил, что персонажи высасывают его, забирают все силы). Гоголь зачем-то сжег второй том «Мертвых душ» и еще что-то, о чем мы не знаем даже, существовало ли оно вообще. Гоголя мучил страх быть погребенным заживо, его тело не поспевало за духом, ресурсы тела исчерпались прежде, чем ресурсы духа – тело сжигается духом. Памятники Гоголя называют блуждающими – им не стоится и не сидится на месте, притом что при жизни Гоголь не хотел для себя никаких памятников… Тайн набирается куда больше, чем три.
Картину завершает тот, кто ее начал, – Александр Калягин, признавшийся, что Чичиков, которого он сыграл в 1984 году, – это образ непостижимой глубины; читатель видит только его поверхностную, бытовую сторону, не проникая в сердцевину. «Чичиков помогал мне выживать… Мертвые души для меня как